Ирина нашла смокинг в мусорном контейнере совершенно случайно. Выносила пакет с мусором перед работой и краем глаза заметила знакомый чехол от Armani. Сердце ёкнуло — не может быть! Три дня назад она подарила этот смокинг Андрею на сорокалетие. Сама выбирала, консультировалась с продавцами, убедилась, что размер идеальный...
В офисе она не могла сосредоточиться. Перед глазами стояло лицо мужа, когда он развернул подарок. Странная гримаса, будто от боли. "Спасибо, милая," — сказал он тогда. А утром смокинг оказался в мусорке.
Телефон разрывался от рабочих звонков, но Ирина думала только об одном — что происходит с Андреем в последнее время? Странные задержки на работе, долгие прогулки по выходным, запароленная папка на компьютере... А позавчера она нашла в браузере историю поиска: "как рассказать жене", "принятие себя", "каминг-аут после сорока"...
— Ирина Сергеевна, документы на подпись! — голос секретарши вырвал её из раздумий.
— Да-да, сейчас...
Она машинально поставила подпись, даже не вчитываясь в текст. В голове крутились обрывки воспоминаний: Андрей отказывается от совместных походов в гости, всё чаще запирается в кабинете, а в прошлые выходные она застала его за просмотром видео о макияже...
Домой Ирина вернулась раньше обычного. В квартире пахло кофе и какими-то новыми духами — незнакомый, сладковатый аромат. В спальне что-то упало.
— Андрей? — она толкнула дверь.
Муж стоял у шкафа, пытаясь закрыть дверцу. На его лице застыло выражение пойманного с поличным подростка.
— Ты рано сегодня, — пробормотал он, нервно одергивая рукав рубашки.
— У тебя с головой порядок? — Ирина почувствовала, как дрожит голос. — Ты почему выкинул смокинг?
Андрей побледнел:
— Ты видела?
— Видела! И не только это! — она решительно направилась к шкафу. — Что ты прячешь? Кто она? Ты кого-то приводишь в наш дом?
— Ира, подожди...
Но она уже распахнула дверцу. На вешалке, среди его рубашек и пиджаков, висело тёмно-синее платье-футляр. Элегантное, дорогое, идеально подходящее под его рост...
— У меня другие пристрастия, — тихо сказал Андрей, опускаясь на край кровати.
— Пристрастия? — Ирина схватилась за дверцу шкафа, чтобы не упасть. — К чему? К женской одежде?
— Нет, не так... — он провёл рукой по лицу. — К театру.
— Что?
— Помнишь Сергея с работы? У него жена руководит любительской театральной студией. Набирали народ для новой постановки...
— И ты решил... в платье?
— "Чайка", Ира. Мы ставим "Чайку" Чехова. Я играю Аркадину.
В спальне повисла тяжёлая тишина. Было слышно, как на кухне капает вода из крана и где-то за окном играет музыка.
— То есть, — Ирина медленно опустилась в кресло, — ты выкинул смокинг, который я подарила, чтобы играть женскую роль в самодеятельном спектакле?
— Не выкинул, — он опустил глаза. — В багажнике лежит. Не смог... совсем выбросить.
— Почему не сказал сразу?
— Боялся, что засмеёшь. Сорокалетний мужик в платье... Я сам сначала думал — бред какой-то. А потом...
— Что потом?
— Потом была первая читка. Знаешь, — его глаза неожиданно загорелись, — Аркадина ведь тоже немолодая женщина. Актриса, которая боится стареть, боится потерять сына, боится стать ненужной... В ней столько страсти, столько жизни!
Ирина смотрела на мужа с удивлением. Она никогда не видела его таким... одухотворённым? Вдохновлённым?
— И давно это у тебя? Театр?
— Помнишь, в школе я играл в драмкружке? — Андрей встал, начал ходить по комнате. — Потом институт, работа, быт... А месяц назад Серёга позвонил. Говорит: "Зайди, жена просила". Я зашёл. А там репетиция. И Наталья Викторовна, режиссёр, вдруг говорит: "А почитайте-ка монолог Аркадиной..."
— И ты почитал?
— Сначала отнекивался. Потом... потом как-то само получилось. Наталья Викторовна говорит, у меня идеальные данные для этой роли.
— Данные? — Ирина невольно усмехнулась. — Какие данные? Ты же...
— Мужчина? — он резко обернулся. — А знаешь, что раньше все женские роли играли мужчины? В том же театре Шекспира...
— Но сейчас не шекспировские времена!
— А страсти те же, — тихо ответил Андрей. — Те же чувства, те же страхи... Я ведь тоже боюсь стареть, Ир. Боюсь застрять в офисе с девяти до шести, в костюме и галстуке, с графиками и отчётами... Боюсь однажды проснуться и понять, что жизнь прошла мимо.
— А я? — голос Ирины дрогнул. — Обо мне ты подумал? Как я буду людям в глаза смотреть, когда узнают, что мой муж...
— А кто узнает? — Андрей сел рядом с ней. — Спектакль будет в другом районе. Там никто меня не знает.
— Серёга знает! И его жена! И вся эта ваша труппа...
— Ир, — он осторожно взял её за руку, — там все другие. Понимающие. У нас гинеколог играет Тригорина, а Нину — бухгалтер из налоговой. Знаешь, что их объединяет? Все они днём носят маски — серьёзные, правильные, общественно одобряемые. А вечером...
— Превращаются в фриков? — она выдернула руку.
— В себя настоящих, — тихо сказал Андрей. — Без масок. Без страха осуждения.
В комнате повисла тяжёлая тишина. Ирина смотрела на платье, которое так неуместно смотрелось среди строгих мужских костюмов.
— Покажи, — вдруг сказала она.
— Что?
— Монолог. Покажи монолог Аркадиной. Хочу понять... понять, что с тобой происходит.
Андрей медленно поднялся:
— Прямо сейчас?
— А когда ещё? На премьере? — она нервно усмехнулась. — Которую ты собирался от меня скрыть?
— Я собирался сказать... После первого показа. Если получится. Если не освищут...
— Не тяни. Давай, — она откинулась в кресле. — Удиви меня.
Андрей закрыл глаза, глубоко вздохнул. И вдруг его лицо изменилось — появилась какая-то особая одухотворённость, женственная пластика в движениях.
"Когда я думаю о своём призвании, я не боюсь жизни..." — голос стал мягче, в интонациях появились новые, незнакомые Ирине оттенки.
Она смотрела на мужа, не узнавая его. Куда делся её практичный, немного занудный Андрей с его вечными таблицами и отчётами? Перед ней стояла немолодая актриса, всё ещё красивая, отчаянно цепляющаяся за ускользающую молодость...
— "...я чувствую, что я моложе всех вас..." — в голосе зазвучали слёзы, и Ирина с удивлением поняла, что у неё самой щиплет глаза.
Андрей замолчал, тяжело дыша. Постепенно его лицо возвращало привычные черты, но что-то неуловимо изменилось — будто внутренний свет, вспыхнувший во время монолога, не хотел полностью гаснуть.
— Господи, — прошептала Ирина, — кто ты?
— Всё тот же я, — он криво улыбнулся. — Просто... другая грань.
— А как же работа? Карьера?
— А что работа? — он пожал плечами. — Я же не собираюсь бросать всё ради театра. Это просто... отдушина. Способ быть живым.
Ирина встала, подошла к шкафу. Осторожно коснулась тёмно-синей ткани:
— Дорогое?
— Взял в аренду на месяц. Для репетиций.
— М-да, — она вдруг рассмеялась, — а я-то думала... Боже, чего только не надумала! Каминг-аут, любовница, двойная жизнь...
— Ну, двойная жизнь в каком-то смысле есть, — он подошёл сзади, обнял за плечи. — Прости, что не сказал сразу. Я правда боялся...
— Знаешь что? — она повернулась к нему. — Поеду-ка я завтра в химчистку.
— Зачем?
— Смокинг забрать. Раз уж он в багажнике... Будешь носить на работу. А вечером... — она помолчала. — А вечером можешь быть кем хочешь. Хоть Аркадиной, хоть Гамлетом.
— Правда?
— Правда. Только с одним условием.
— Каким?
— Возьмёшь меня на премьеру. Хочу видеть, как налоговый бухгалтер играет Нину Заречную.
Андрей рассмеялся, прижимая её к себе:
— Знаешь, а ведь Наталья Викторовна говорила, что им не хватает помощника костюмера...
— Даже не думай! — Ирина шутливо ткнула его в бок. — Я лучше в первом ряду посижу. С цветами.
— С розами?
— С чайками! Это же Чехов, в конце концов.
Они стояли у окна, обнявшись, и смотрели, как садится солнце. В шкафу покачивалось тёмно-синее платье — символ того, что иногда нужно снять привычную маску, чтобы остаться собой. А в багажнике машины ждал своего часа смокинг — напоминание о том, что у каждого из нас есть разные роли, и главное — играть их честно.
— Ужинать будешь? — спросила Ирина.
— Буду. Только... — он замялся.
— Что?
— Мне ещё монолог репетировать. Там такой момент сложный...
— Репетируй, — она улыбнулась. — Я пока в магазин схожу. И знаешь... Может, присмотрю тебе туфли под платье? А то в этих офисных как-то несолидно для Аркадиной.
Андрей просиял, и в этот момент Ирина поняла: она не потеряла мужа — она наконец-то узнала его настоящего. Со всеми его страхами, мечтами и тайными страстями. И, кажется, он ей даже больше нравился таким — живым, неидеальным, настоящим.