О муж! Внимай!
Что говорит глубь-полночь, знай!
«Спала... был срок, —
Глубокий сон разбил звонарь: —
О, мир глубок,
И глубже, чем дню дан намек.
Скорбь — мир глубин —,
Но радость глубже в мир вошла:
Стон скорби: «Сгинь!»
Но радость к вечности стрела —,
— к глубокой вечности стрела!»
Ф. Ницше, Так говорил Заратустра (пер. Я. Э. Голосовкера)
Проблема вечности преследует и мучает человечество на протяжении всей его истории. Споры о непреложных истинах (или Истине), о возникновении и конце Вселенной, о непреходящем смысле человеческой жизни – всё это разные преломления одного и того же вопроса: существует ли что-либо вечное, что оно, и как вечность соотносится с конечностью человеческого существования? В правовом измерении категория вечности обсуждается в рамках топоса вечного закона.
В «Никомаховой этике» Аристотель постулирует непреходящее единство Справедливого, Законного и Равного. Основывающийся на этом единстве объективный правопорядок («естественная справедливость») соответствует устроению человеческой природы и служит образцом для всякого человеческого законодательства («законодательная справедливость»). Цицерон утверждает божественное, т. е. безначальное и непреходящее происхождение природного (естественного) закона, который определяет рамки истинного и ложного и формулирует соответствующие поведенческие предписания. Сенека объясняет постигаемость вечного естественного закона человеческим разумом «иконичностью» последнего (разум человека является образом мирового разума) и возводит следование естественному закону в ранг наивысшей этической максимы. Марк Аврелий предупреждает о бесперспективности и бессмысленности противодействия естественному закону: вред будет причинён лишь самому бунтарю, в то время как объект его нападок, будучи неизменяемым, не претерпит ни малейшего ущерба. Принципиально иную позицию занимает Эпикур, который придерживается релятивистско-утилитаристского взгляда на справедливость: человеческие понятия о справедливости разнятся, а критерием справедливого является общественная польза. Из этого следует, что консенсус в отношении справедливости возникает путем заключения членами общества соответствующих договорённостей, что исключает существование какого-либо вечного закона, о котором некому договариваться.
Множество уточнений и конкретизаций параметров и критериев даёт Августину возможность предложить дефиницию вечного закона как закона, который в качестве высшего установления справедливости предписывает устроение мироздания в соответствии с естественным порядком (qua iustum est ut omnia sint ordinatissima), причём Августин, как и Аристотель, считает вечный закон образцом для законотворческой деятельности человека. В свою очередь, понятие естественного порядка объясняется, исходя из антропологической перспективы. Устроение человека соответствует «порядку», если его устремления подчинены разуму, следовательно, естественным порядком следует, по мысли Августина, признать такую космологическую структуру, которую возглавляет рациональное начало, подчиняющее себе все прочие силы.
Наиболее разработанную концепцию вечного закона предлагает в своей «Сумме теологии» Фома Аквинский. Его исходная посылка заключается в утверждении существования божественного вечного закона (lex aeterna), который устанавливает непреложные основы бытия. Вместе с тем Фома предлагает и телеологический, т. е. аристотелевский ракурс: вечный закон преследует цель воссоединения человека с Богом и получает своё эсхатологическое завершение после окончательного установления богочеловеческой синергии. Напротив, любое законодательство падшего человечества заключает в себе червоточину несовершенства по причине грехопадения и потому никогда не сможет преодолеть рамки конечного. Кроме того, действие человеческих законов ограничено и по той причине, что они регулируют вопросы посюстороннего благополучия и жизнеобеспечения, которые не относятся к сфере вечного и непреходящего. Системный подход Фомы проявляется в том, что он выстраивает иерархию вселенского законодательства, очерчивает сферы действия и адресатов на всех его уровнях. Так, наивысший вечный (он же божественный) закон предназначен для человека как венца творения и обладателя свободной воли. Прочие, не обладающие свободой воли создания подчиняются естественному закону, который представляет собой проявление божественного провидения и открывает возможность участия в вечном законе (здесь Фома отклоняется от античной традиции терминологического отождествления естественного закона с законом вечным, «место» которого уже занято законом Бога). Человеческий разум постигает акты естественного закона и формулирует собственные законы для управления общественно-политическими реалиями, которые, впрочем, должны неизбежно подвергнуться ревизии, уступить место новым законам и кануть в Лету.
Юрий Сафоклов (ю.с.)