*НАЧАЛО ЗДЕСЬ.
Глава 36.
Новый дьяк, прибывший в Петровку, Алексей Ремезов, и в самом деле был красив, но вовсе он этим не гордился. Трудная жизнь ли научила, или ещё какие другие были причины, а только жизнь он вёл скромную, никаких себе излишеств не требовал. Жить нового дьяка поселили к мельнику, у которого изба была большая, от храма вовсе недалеко, у реки. А рядом с мельниковой избой маленькая избёнка была, старая, но добротная, с расписными ставенками, вот её дьяку и отдали – молодой, ему как раз такая будет. Сама мельница стояла с Петровке давно, лет тому много минуло, когда приехал сюда Антип Аверьянов, да на пригорке у реки, где ветер гулял привольно, поставил мельницу свою. Теперь вот Антипов внук, Пахом Аверьянов, сам уже стариком стал, он на мельнице и управлялся.
Быстро новый дьяк обжился, в Петровке бабы жалостливые, а уж к такому красавцу молодому – и подавно. Вот и несли ко храму, что в хозяйстве пригодится – и уже скоро в старой избёнке и посуды было достаточно, и запасу разного давали, не скупились. Отец Тихон доволен таким приёмом был – новый-то дьяк зазнайства не знал, да не скопидомничал, посты держал строго, а всё, что несли ему – на храм отдавал, себе малую толику оставлял, что для жизни надобно.
Нахвалиться отец Тихон не мог на дьяка – и прилежен, и пишет ровно, словно сам Бог его руку ведёт, а ещё талант у дьяка был, иконы писал Алексей, ну, да это уже в своё время, как не занят был. И голос хорош, даже старая бабка Фёкла, которая всех только и ругала, а тут, послушала, и сказала: «Словно Ангел поёт, с небес спустившись!»
И мамаши петровские тут уже времени не теряли, дочек своих получше наряжали, да на службе старались вперёд пихнуть, а ну как приглянется дочка новому-то дьяку! Хоть и беден, да ведь это дело наживное, а при его талантах долго жить в нужде не придётся.
Но Алексей глаз на девиц не пялил, своё дело управлял, после шёл в богадельню, где сироты на призоре были, там ребят учил и Слову Божию, и письму, и наукам кой-каким. Потому спустя короткое время кое-кто в Петровке стал поговаривать, что дьяк-то новый… блаженный какой-то. Ну, бывают в каждом селе такие люди, которым лишь бы языки почесать, что с них взять.
Вот и пришёл теперь Алексей в дом Пышнеевых вместе с отцом Тихоном. В залу его не позвали, да он и не просился. Нехорошо было в этом доме… Сам Алексей не мог понять, что же не так, но тяжело ему здесь дышалось, словно бы на плечи груз тяжкий положили, не снять.
Вот и люди, приветливые все, в словно тени за ними какие идут, и тянут вниз, тянут… Не мог понять Алексей, что ему чуется, но глядел он на богатое убранство дома Пышнеевых, и стыла душа.
«По́том людским, кровью да смертью богатство это добыто, - думал Алексей, - Потому и худо мне на это глядеть. Да не могу я за это никого судить, есть Судья Великий. Он и воздаст каждому, а я… что я могу? Только молиться могу, чтоб вразумил Господь обитателей сего жилища, на путь наставил. А меня… чтоб в Вере своей укрепил, да помочь позволил…»
- На улице студёно, - раздался рядом с ним негромкий девичий голосок, - Вот, принесла вам взвару, согрейтесь.
Алексей поднял глаза, перед ним стояла невысокая ладная девушка, бледная, словно кто-то вытянул из неё румянец и радость. Грустны были глаза, девушка испуганно оглядела коридор, ведущий из кухни к комнате покойной няньки, нынче почившей.
- Благодарствую, - сказал Алексей и подумал, что не видал он эту девушку в храме, может где позади всегда стоит, и вдруг осмелев, спросил, - Как вас зовут?
Аглая, и без того напуганная происшествиями в доме, и ещё некоторыми вещами, которым она не могла найти объяснения, смутилась такому к себе обращению – «вы»… Она пришла в этот дом пятнадцатилетней девушкой, и за проведённые здесь годы привыкла к тому, что ей все тут помыкают, от хозяев, до других слуг. Только дед Евлампий, который на конюшне старым хозяином оставлен, он всегда был добр к ней, пряника с ярмарки всегда привозил, или ленточек ярких, когда и платок дорогой дарил.
- Аглая, - ответила девушка, как же дьяку не ответить, ведь он человек важный, не чета служанке.
- А я Алексей, - взяв из рук девушки кружку с горячим напитком, сказал дьяк и уставил на неё свои синие, ясные глаза, - Благодарствуй за заботу, Аглаюшка.
Девушка порозовела от смущения, и стала ещё краше. Вернулся румянец на свежие щёчки, губы заалели, словно жизнь встрепенулась в ней, изукрасив весь вид, а для Алексея… ему показалось, будто весь этот мрачный коридор, где он сидел, немного светлее стал.
А тем временем отец Тихон в большой зале имел весьма неприятный разговор с молодой хозяйкой дома. Елизавета глядела на гостя свысока, даже присесть не предложила, сама так и стояла у окна, сложив перед собой руки.
- Елизар Григорьевич, батюшка мужа вашего, Елизавета Гавриловна, всегда заботлив был к сиротам, по воле Божьей без попечения оставшимся. Я тогда ещё в Корчиновке служил, а наслышан был о его доброте. Теперь вот гляжу – в приходских-то книгах его фамилия часто записана. Вот и теперь, помня о такое его доброте да щедрости я сам пришёл, прослышав о случившемся в вашем доме горе. Сам отпевать стану Евдокию Захаровну, всё сделаю в лучшем виде, не сомневайтесь.
- Да? И что за это в награду попросите? – жестко ответила Елизавета, нахмурив брови, - Муж мой щедр к приходу, по своей возможности. Ему доход не сам с неба насыпается, а трудом своим он его добывает. Вы, батюшка, хоть раз на прииске нашем бывали? А вот поезжайте, да поглядите, чего стоит там всё обустроить, да добыть то, что в земле сокрыто.
Отец Тихон начал сердиться, но старался это не показать. Вот ведь, сколь годков-то Елизавете этой, и по отчеству-то её поди рано звать, а туда же… Да, под стать себе Савелий жену выбрал, ничего не скажешь!
- Я за свои труды награду прошу только у Господа нашего, - ответил он, - А что люди на приход дадут – и за то ему спасибо! Каждый ведь сам о себе ведает, какие грехи ему отмолить надо, и жертва посильная тому помогает…
- Жертву на храм дадим, какую положено, - отрезала Елизавета, - Как и все в Петровке! Покойную примите, как и всех усопших. Я отдала все распоряжения, потому сказать вам нечего…
Отец Тихон понял, что ему пора уходить, хозяйка всё сказала ему. Он чуть выждал, думая, что она по обыкновению – как все делали – благословения попросит, но Елизавета молча глядела на него, подняв брови.
Как только отец Тихон и новый дьяк вышли из дома Пышнеевых, Елизавета бросилась в кабинет. Чёрной злобой налилась её душа! Это о каких-таких грехах говорил тут отец Тихон? Нешто прознал что-то про неё и Павла? Нет, не может такого быть!
Елизавете хотелось поскорее запереться в кабинете и поговорить с Марьянушкой, только она одна знала про Павла, одна понимала Елизавету, как томится её душа здесь, возле этого постылого Пышоньки…
- Видать знает старый святоша про Павла, - прошептала Марьянушка, когда Елизавета всё рассказала ей, - Хитростью мог выведать… ты, Лизонька, красавица моя, кого с письмами посылала? Вот может так и прознал!
- Аглаю посылала! Нешто девка беспутная кому рассказала?! – сердце Елизаветы похолодело от страха, она конечно хотела от мужа освободиться, но… жить на скудное жалование Павла не желала.
- Так может на исповеди, - подсказала Марьянушка, - А святоша решил попользоваться, стребовать с тебя…
- Как же быть? – испуганно спросила Елизавета, - Помоги мне, Марьянушка! Чтоб сгинул этот отец Тихон… так же, как и прежний на тот свет убрался! А со служанкой я сама управлюсь!
- Нет, - прошелестел довольный Марьянушкин голос, - Спешить мы с тобой не станем. И сделаем так, что никто и не доищется! Обоих с пути твоего уберём, не сомневайся! А пока управляй, что там для Евдокии покойной надобно, и не тужи.
Продолжение здесь.
Дорогие Друзья, рассказ публикуется по будним дням, в субботу и воскресенье главы не выходят.
Все текстовые материалы канала "Сказы старого мельника" являются объектом авторского права. Запрещено копирование, распространение (в том числе путем копирования на другие ресурсы и сайты в сети Интернет), а также любое использование материалов данного канала без предварительного согласования с правообладателем. Коммерческое использование запрещено.