И потекла жизнь своим чередом сытая, да спокойная.
Жить бы мне да радоваться, с горечью говорила свекровь, да дело то молодое.
Девка то я видная была, так говорили. Красива то может и не была, а молодая то точно.
Маленькая, худенькая, но сильная и выносливая на язычок остра. Палец в рот не клади.
Приоделась немного. Парней на заводе много работало, молодежь в основном.
Стали и ко мне присматриваться. А мне все не к душе, кроме одного. Веселого, взбалмошного шахтера.
Уж, как себя ругала, как убеждала что не тот это человек, с котором семью строить надо. Но как увижу его, так мурашки по всему телу, ноги столбенеют, ни взад, ни вперед.
Бабы замечать начали и увещевать: «Смотри, Клавдея, не будет с него толку, и бабник он, и в карты любитель поиграть, и выпить любит. Пропадешь с ним!»
Не зря говорят, бабы каются, а девки замуж собираются.
Не хотим на чужих ошибках учиться.
Люблю его и точка. Красавец, он - мой Феденька. Высокий, чернявый, головка маленькая, глаза озорные.
Слово скажет все вокруг смеются. Легко около него, радостно.
Быстро сошлись. Без свадьбы, без благословения.
Дети пошли один за одним, как грибочки.
В землянке жили, еле концы с концами сводили, но с горем пополам взяли корову, в долг правда. Счастье дом пришло. Детки сытые. И кашу сварить, и кружка молока с ломтем хлебушка, чем не еда?
Часто загуливал муженек, по несколько дней домой не приходил. Сначала переживала, да искала, а потом рукой на него махнула. Не задавится, так явится. Что с него взять?
Как-то загулял и пропал на два дня. Ни слуху, ни духу.
Я-то поутру тесто месила, а он забегает, глаза горят: «Дай Глашенька, мне тазик.»
Я подала ему, а сама следом пошла. Выхожу во двор и чуть в обморок не упала. Еле на ногах стояла.
Коровушка наша, кормилица, лежит на земле с перерезанным горлом.
Он тазик то подставил, набрал полный крови и это, что и досталось нам с детьми, а корову за карточный долг отдал.
Однажды собрались все его пятеро братьев с женами, и нас пригласили. Все, как на подбор красивые, статные, длинноногие, за что их прозвали журавлями.
Весной дело было. Уж и не помню, какой праздник то был, толи пасха, толи благовещенье. Не часто мы в гости ходили.
Я конечно нарядилась, жакетку надела, и новым шелковым платочком повязалась. Все по случаю купила с рук, совсем не дорого.
Выпивают братья, но никто не напивается, меру знают. Жены у них красивые, да нарядные. Ну и я не хуже, равной себя чувствую. Братья то пригубят рюмочку и у них тост наготове.
Очередь наша пришла для тоста.
Встал муж мой и торжественно начал: «Братья мои, журавли. Все вы добрые и хорошие. Жены у вас честные, а моя проститутка.»
Я остолбенела.
А он хвать меня на руки и побежал к речке, добежал до моста, и прыгнул с него в самую бурлящую жижу.
Из шахтовых и талых вод.
Как же испугалась я.
Выбрались мы с ним. Грязные, да чумазые домой пошли.
Не смотрим друг на друга. И слова друг другу не говорим.
Зареветь, завыть бы в голос, да нет слез. И не к кому пойти, да беду свою рассказать. Несмотря ни на что дальше жить надо. Детей поднимать.
А как война началась, его в первых рядах призвали.
Провожала его, а слез то не было. Устала я от него. От бесконечных выходок, от загулов, от бесчисленных баб.
Ни защиты от него, ни подмоги. Одни пьянки, да унижения.
Не долго провоевал, мой Феденька. Похоронку принесли, погиб смертью храбрых.
Погоревала, поплакала, но жизнь продолжается.
Ни от какой работы не отказывалась. Кому в доме побелить, кому огород вскопать. А потом в столовку пристроилась. Днем посуду, да бочки мыла, а вечером сторожила.
Да, не просто. Надо было воды наносить, да печи истопить. Так умаешься, что только до кровати бы добраться.
Так и жили.
Хоть и тяжело, но уже и не голодали. Жалели меня, то кусочек какой дадут, то супа нальют, то каши. А я уж так благодарна была, любая работа горит в руках.
Да что там говорить, тяжелые были времена. Все не жили, а выживали. Все было для фронта и для победы.
А уж 9 мая никогда не забуду.
Так наработалась, да устала, что под утро присела и возле теплой печки сомлела. Так крепко уснула, что не услышала, как забежали две подружки поварихи с криком: «Победа!»
Закричали, затопали. Я же резко подскочила и так сильно испугалась, кинулась бежать, но упала и забилась в припадке.
Детки мои подрастали.
Старшая дочка Ниночка, высокая, в отца, крепкая. С лица красивая, статная. Пошла в магазин работать сначала уборщицей, потом помощницей продавца взяли, а там и продавцом.
И не успела я порадоваться, что-то случилось, одному Богу ведомо, обнаружили у дочки растрату. Суд был. Присудили год. Но через полгода выпустили с животом. Кто был отец не знаю, но рассказывали, что из заключенных.
Когда Ниночку то освободили, он попрощаться с ней хотел, да охрана приняла это за побег и расстреляли его. Не горевала дочь, кто знает, как все у них было. Я не спрашивала, а она не рассказывала.
А внучка родилась крепенькая да красивая, на маму свою похожа. Души я в ней не чаяла. Недаром говорят первый внук, первый ребенок.
Чуть малышка подросла дочь на работу вышла, а я с внучкой водилась да по-хозяйству. Все вместе жили. В тесноте да не в обиде.
Вторая дочка, родилась недоношенная, маленькая да шустренькая. Не похожа на родителей. Глазки маленькие на худеньком лице, носик остренький губки, как ниточки тоненькие. А Волосики, как огонь рыженькие. С детства была умненькая да больно обидчивая, да завистливая.
И в кого же она? Да в батьку Ефима, решили родственники по мужу.
Кто такой батька Ефим я не знала.
Школу Валенька закончила хорошо. И отправили ее в область на бухгалтера учиться.Не вернулась она после учебы домой, а завербовалась и уехала на Дальний восток работать, на рыбную базу. Все хотелось ей денег побольше.
Но вернулась она домой не с деньгами, а с сыном Владенькой, уставшая и измученная.
Ничего не сказала я дочери, а что сказать дело сделано. Ребенка не укроешь. Не доверила мне сыночка, в ясли устроил. А сама в бухгалтерию на шахту пристроилась. Вскоре и комнату получила.
Модно в то время было знакомиться по переписке. Кто уж ей дал адрес не знаю, но начали ей письма приходить с армии. Валенька преобразилась, как-то засветилась вся. Поняла я, что надежда у нее появилась.
Похвалилась перед сестрами, что приехать солдат собирается, как срочную отслужит. Что не осталось у него родственников, что сам он с Украины. Во время войны погибли все.
Со старшей сестрой советовалась, а на младшую Зоеньку и внимания не обращают. А та хоть и молоденькая, а уже при формах. Хоть росточком махонька, но лицом в меня и характер легкий, все смеется, да песни поет.
Ох не знаем, где беда кого подстережет.
Как-то возвращалась Зоенька домой от подружки, да и не вернулась, не дошла до дома.
Утром побежали искать и нашли ее избитую, да изнасилованную, у реки на берегу. Без сознания была доченька моя, а как пришла в себя все вспомнила, да всех обидчиков опознала. Не кончились на этом беды, затяжелела Зоенька.
А насильник то со сватами пришел, лишь бы не посадили.
Куда же деваться?
Надо стыд прикрыть. Отдала ее в волчьи лапы.
Не успели сойтись молодые, а дочь с синяком увидела.
«Что - спрашиваю, - случилось?», - а она молчит только из глаз слезы горькие текут.
Бил он ее, вымещал свой грех на ней, а она терпела, пока выкидыш не случился.
В больницу попала вся синешенька.
Да пропадите все пропадом.
Забрала Зоеньку, а муженьку ее судом пригрозила, если около дома нашего появится.
Девчонке то всего 16, а уж натерпелась.
Тоска замучила ее. Глазки потухли, не то что песен или смеха, голоса ее не слышно. Повернется к стенке и лежит не моргает, а все в одну точку смотрит, рвется сердце мое материнское.
Ничего придумать лучше не могла, как поехать к тетке Марее.
Рассказала ей все, поплакала, та, недолго думая со мной пошла. Повыливала ее воском то, поумывала три дня, а потом повела на речку, да те платочки, которыми умывала в речку прямо по течению отпустили, чтобы унесла река все печали и смыла тоску кручину с сердца Зоеньки.
И видела я как на глазах опять расцветает моя доченька.
Как щечки ее наливаются, а
на них ямочки. А в одно утро проснулась, а Зоенька блины печет, да песню напевает.
И плачем с ней, и смеемся.
Ничего доченька, все пройдем, все вытерпим.
Расцвела Зоенька, еще ярче цветочек раскрылся. Ни нагляжусь на свою красавицу. Подружки в клуб бегут, за ней заходят, а она из дома ни на шаг. Все около меня, то по-хозяйству помогает, то рукоделием занимается.
Большое сердце материнское, всех детей любит, но больше того, кому тягостно.
Все заботы о Зоеньке, а Валентина жениха ждет, пообещался приехать.
Варит, жарит. Блюда какие-то городские готовит. Да без конца прибегает то сито взять, то рецепт пирогов. А мне то и не до нее. Все у ней хорошо и слава Богу.
А у нее душа горит, поделится хочется, какое платье красивое сшила, да прическу сделала новую - завивка называется.
Прибежала, как одуванчик, показаться. Рыжие волосы в мелких кудряшках, брови подвела. Губы красной помадой накрасила. Платье и вправду красивое шелковое, по моде сшитое. На вокзал побежала жениха встречать.
Счастье всех красивыми делает.
Как уж они встретились? О чем говорили, не ведаю, но к вечеру пришли знакомится.
Ну думаю, слава Богу, значит с добрыми намерениями.
Понравился мне жених. Спокойный, рассудительный. Про семью, погибшую рассказал, про службу военную. И сам из себя симпатичный, молодой.
Только смотрю на него, а он с моей младшенькой глаз не сводит.
А как выпили по рюмочке за знакомство, запела моя соловушка. Голосок то, как трель переливается.
Ох, вижу неправильно все, как зачарованный сидит.
Молчит и о чем-то думает.
Поужинали.
Валентина его к себе зовет, а он бухнулся ей в ноги: «Прости – говорит, -Не думал, что так бывает. С первого взгляда приглянулась мне Зоенька. Что хотите со мной, то и делайте!»
А Зоенька то молчит. Глазки опустила.
Старшая закричала таким громким голосом, какого я от нее отродясь не слышала: «Да ты не смотри на неё, что тихоня сидит, давно уж и не девка! Специально песни поет, у сестры жениха отбивает. Спроси выйди на улицу, все про нее знают.»
Побелела Зоенька, как стена стоит закаменела вся от злобы сестры, а я как меж двух огней оказалась.
А Сергей встал на колени перед младшенькой и попросил руки ее: «Никому не позволю, Зоенька, обидеть тебя. Все, что было люди забудут, а я буду верным мужем тебе и мать твоя будет за мать мне родную.»
Что сказать? Приглянулся видать солдатик младшей доченьке, тут же и согласие дала.
А старшая сестра до самой смерти не простила обиду.
Уехала из поселка, чтобы не видеть счастье такой любимой младшенькой сестры.
Правду говорят люди: «Маленькие детки, маленькие бедки»
Вот так и выдавала мне свекровушка семейные тайны. Для нее я уже стала членом ее большой семьи.
Продолжение следует...
Глава 16:
Предыдущая глава 14:
Данная статья является объектом авторского права Воеводиной Тамары Владимировны. Копирование и распространение материалов строго запрещено