*НАЧАЛО ЗДЕСЬ.
Глава 34.
Елизавета сидела у себя в будуаре, заперев дверь на ключ. На столе перед нею лежали те самые заветные письма и маленькая шкатулочка, открыв её, Лиза осторожно достала оттуда сухую веточку сирени, уже поблёкшую, но всё ещё сохранившую тонкий аромат. Она была бережно сложена в лист плотной бумаги, и Елизавета вздохнула, увидев, как осыпались и пожелтели нежные лепестки. На дне шкатулки лежала красная лента и колечко, простое, железное, ни толики серебра или золота не было в нём, но всё же оно было ей дорого…
Это была её тайна, секрет, который она бережно хранила ото всех. Когда-то, теперь ей казалось, что был это уже давно, отец отправил их с матушкой в уезд, матушке нужно было лечение принимать, а Лизе, чтобы не скучала, наняли учителя. Им оказался молодой симпатичный человек, наполовину то ли француз, то ли немец, но уже после первого занятия Лизе это стало всё равно. Она не могла сосредоточиться на науках, не могла даже разобрать буквы в предложенной учителем книге… Лиза влюбилась. Павел занимал все её мысли, сердце трепыхалось в груди, подобно птичке – дай бы волю, улетело к нему!
В город пришла весна, белой пеной закипали на черёмухе гроздья цветов, а под окном благоухала сирень, занятия перенесли в садовую беседку, и там, то ли осмелев, то ли опьянев от весенних ароматов, Лиза призналась…
Павел смутился от такого откровения, и даже немного пожурил Лизоньку, а она… готова была теперь же пойти и утопиться – Павел сказал, что он помолвлен и очень любит свою невесту. Дав своей ученице ещё пару уроков, Павел прервал обучение, заявив Лизаветиной матери, что девушка устала, и ей стоит немного отдохнуть от учения. Назначив несколько недель перерыва, Павел не посещал дом Михайлиных. Лиза ждала возобновления обучения, ждала Павла, берегла ту книгу, что он оставил, в её страницах Лизавета и нашла веточку сирени. А кольцо… Павел случайно его оставил на умывальнике в саду, потом долго искал, но Лиза так и не призналась, что это она прибрала кольцо. Не пожелала отдать… и теперь это было всё, что напоминало ей о том, как терпко может пахнуть весной сирень, больше она такого не чувствовала никогда.
Как же она ненавидела тогда ту девушку, невесту Павла! Ночами не спала, желала ей всякого… А после того, как однажды встретила Павла с невестой в парке на променаде, так ей и вовсе сделалось худо. Неделю пролежала в постели, матушка подумала, что Лизавета простудилась, а девушка решила действовать…
Лиза знала, что к матери иногда ходит гадалка, матушка была увлечена подобным, вот она и решила улучить минуту, спросить. Результатом разговора стала склянка с приворотной водой, которую нужно было влить в напиток желанного, и теперь Лиза с ещё большим нетерпением ждала возвращения своего учителя, не примечая, как смеются глаза гадалки, когда та к матери приходит.
Павел вернулся, начав занятия с ученицей, как ни в чём небывало, но теперь как-то хмурился своим думам, которые иногда отвлекали его от ученья. Лиза же не замечала этого, она ждала момент, когда за чаем сможет сделать свой приворот. Ждать долго не пришлось, Павел тот чай выпил, Лиза ждала результата, и он случился… Но, юной девушке было невдомёк, что эта склянка с пустой водой, проданная гадалкой за малую сумму, вовсе ни при чём.
Уже потом Лиза узнала, почему вдруг Павел решил посвататься к ней, а тогда она верила в приворот. Оказалось, что родители невесты Павла ему отказали, по причине его бедности, дочке подобрали более выгодную партию, и Павел решил… что Лиза Михайлина, дочка богатого мануфактурщика, станет отличной партией для него, а также и поможет поправить положение. Внимание Лизе оказывать стал, трепетало в ответ девичье сердце. Но Гаврила Терентьевич дочку не отдал за бедного учителя, чем вверг Лизоньку в горестное состояние.
После этого прошло несколько лет, Елизавета вышла за Пышнеева, и часто бывала в уезде с мужем. Савелий там был занят своими делами, а Лизавета… у неё были свои дела, тайные, но такие сладкие и желанные! Павел так и жил, занимая небольшой флигель дома на окраине уездного городка, давал уроки и мечтал открыть частную школу. Иногда его посещали разные люди, видимо, по учёбе, никто из соседей на это уже и внимания не обращал. На Елизаветино счастье…
И вот теперь, после всего, что Елизавета услышала от мужа, она подумала, что хочет ускорить исполнение желаемого. И если раньше она даже как-то прониклась к мужу, то теперь… ненавистью горела душа, требовала, желала освобождения! Не станет Савелия – и тогда Лиза будет свободна! И сама сможет решать, без папеньки, с такими-то деньгами, какие оставит ей муж!
Елизавета всё придумала, но вот старуха эта, Евдокия… только и глядит за ней, только и выискивает, вынюхивает. Лизавете страшно от одного её взгляда! А теперь, когда Савелий уехал и оставил Евдокию блюсти кабинет… Что он там скрыл, что хранит в этом сейфе, что так его запирает! Лиза достала склянку со снотворным и потрясла, проверяя, сколько там осталось.
Зимний вечер только заглядывал в окна, когда в комнату к Евдокии постучали. Лизавета заглянула внутрь, приветливо улыбаясь.
- Евдокия Захаровна, матушка… Прости меня, ради Бога, глупую! Сердита я была, повздорили мы с Савушкой, вот и озлилась на всех.
- Ну что ты, доченька, нешто я не понимаю, - ласково ответила Евдокия, - Не держу я зла, и в мыслях нет!
- Сейчас пошлю Аглаю, пусть нам чаю наладит, - обрадовалась Лизонька, - Я утром её в лавку посылала, чтоб баранок маковых купила для нас.
С того дня промеж них лад настал, так это со стороны гляделось, утром вместе завтракали, за беседами приятными, после в сад гулять шли, совет держали, как лучше по дому управить, прочие дела да заботы.
- Ну вот, хоть теперь мир у них, - говорила Аглае довольная Лукерья, - А то ведь сил никаких нет – то одна зовёт, и тут же другая в колокольчик свой трезвонит! И как знать, к кому наперёд бежать? Не от одной, так от другой после получишь!
- А мне страшно, - отвечала робкая Аглая, - Я хочу… хочу батюшку просить, пусть разрешит мне хоть бы к Караваевым в услужение попроситься. Не могу больше здесь! Всё кажется, что в углах что-то тёмное ворочается, страшное, и шепчет, шепчет… Зло здесь живёт, зло поселилось в доме, оттого и страшно, стынет душа!
- Бог с тобой! Что ты такое придумала! – закрестилась Лукерья, - Надо Евдокии Захаровне сказать, пусть дьяка нового позовёт, дом освятить. А ты видала, дьяк-то приехал, молодой совсем! Даже бороды ещё нет, видать только с семинарии! Собой красивый, глаза синие-синие, добрые!
- Не видала, - испуганно оглядываясь, ответила Аглая, - Да и когда мне глядеть, то одна хозяйка треплет, одно-другое сделай, то вторая… Ох…
- А Евдокии-то Захаровне что-то неможется, - продолжала Лукерья, - Давеча в дверях чуть не упала, хорошо, Елизавета Гавриловна при ней была…
Тут закрестилась и Аглая, сколько же покойников ещё будет в этом доме, страшно, страшно ей тут! Ночь спит, икону к себе прижимая, иначе чудится всякое…
А Евдокия и в самом деле сдала. Сил не стало совсем, всё клонило прилечь, подремать, руки не держат, вон и чашку разбила утром. Страшилась душа… да больше не смерти, а того, что останется здесь Савушка один, без неё. Вот вечером, когда уж все в доме улеглись да затихли, пошла Евдокия совета у Марьянушки просить, ведь свёрток тот в парче она в сейфе, в самой его глубине, приметила.
Ах, хороша куколка! Достанешь из парчи – залюбуешься. Вот и Евдокия любовалась, заперев дверь в кабинет и сидя за столом. Любовалась, платьице нарядное гладила, да совета просила. Задумчиво глядела на неё Марьянушка, будто даже прищурилась, в самую душу заглянула…
- Знаю я, как тебе помочь, - шептала куколка, шелестел голосок, успокаивал, - Только ведь… силы мне нужны для того, сама я махонькая, а забота твоя велика – ту победить, что ко всем приходит, и дозволения не спрашивает. Силы нужны, чтоб и тебе передать, молодые… Есть у тебя зелье, которым мы с тобой от Анфиски спаслись, вот его и достань, а уж кто… сама придумай.
- Аглая! Девка глупая да ленивая, тихая как мышь, толку от неё и нет! – сказала Евдокия, - Только ты уж подсоби, милая, не оставь.
С тихим звоном закрылся сейф, после и в двери кабинета повернулся ключ, тихо скрипнув. Всё знала Евдокия, как ей теперь быть, в комнате у себя малый сундучок достала, а оттуда склянку заветную, с тёмными каплями. В складках платья спрятала да стала думать, как ей дальше быть. Не долго раздумывала – в сон клонило, а утро вечера мудреней, как говорят.
Лизавета утром завтракать собралась, Лукерью кликнула, чтоб завтрак в большой зале накрыли – воскресенье ведь сегодня.
- Да поспеши, а я пойду сама Евдокию Гавриловну позову! – приказала она служанке.
Однако не смогла Евдокия подняться, остыл завтрак в зале на дубовом столе. К обеду в дом Пышнеевых снова позвали лекаря. Теперь вот к Евдокии… Послушал тот старую женщину, повздыхал, да и вышел в коридор. Там прошептал тихо Елизавете Гавриловне, что старость… она никого не жалеет. Отходит Евдокия, угасает…
Евдокия сама всё поняла, и не стала просить батюшку позвать. Она лежала в кровати, не в силах и слова вымолвить, чёрная темнота наваливалась на неё сверху, вроде как сон, только страшнее… У кровати сидела Елизавета, глядя на старуху и скрывая ухмылку. И только когда уже Евдокия едва дышала, наклонилась Лизавета к самому уху старухи, сдёрнула с её шеи шнурок с ключом от Савкиного сейфа и прошептала:
- Что, старая ведьма, вот ты и уходишь чёрту на потеху! А он теперь мой!
Больше ничего не услышала Евдокия, провалилась в чёрный сон. Навсегда.
Продолжение здесь.
Дорогие Друзья, рассказ публикуется по будним дням, в субботу и воскресенье главы не выходят.
Все текстовые материалы канала "Сказы старого мельника" являются объектом авторского права. Запрещено копирование, распространение (в том числе путем копирования на другие ресурсы и сайты в сети Интернет), а также любое использование материалов данного канала без предварительного согласования с правообладателем. Коммерческое использование запрещено.