Полковник Сергей Иванович появился быстро и как всегда — резко, с офицерской выправкой. Ох уж эта его офицерская выправка! — чувствовалась она несмотря даже на мягкие плюшевые тапки с забавными мордочками медведей. И в них полковник сохранял безупречную офицерскую выправку. Эти уютные, пушистые домашние тапочки, казалось, совершенно не влияли на его осанку — спина оставалась идеально прямой, подбородок — чуть приподнятым, а походка — четкой и размеренной. В мягких, теплых тапках с милыми мишками он выглядел так же строго и подтянуто, как и в парадном мундире. Не влияли тапочки и на восприятие его другими людьми. С первого взгляда было ясно: перед вами настоящий офицер, человек военной выучки, для которого дисциплина — не просто слово, а жизненный принцип.
На этот раз в глазах полковника светилось торжество. Взгляд, правда, был немного виноватым, но — совсем чуть-чуть.
📌 Не пропустите: сегодня две части.
— Так, тихо. Все ваши вопросы и рассказы потом. Сначала я, — с этими словами Сергей Иванович, как только прошел на кухню, оглядел всех присутствующих и сообщил, — Нашлось завещание, — взгляд его только почему-то был устремлен на Анафему Петровну, словно он исключительно и персонально ей сообщал новость. — Я тут из-за суматохи последних дней совсем забыл об этом сказать. Во время обыска в квартире Зинаиды Матвеевны нашлось. Его быстро обнаружили, мне отзвонились, типа — что делать? — изымать или как? — к делу ведь вроде бы как не относится. Не буду ходить вокруг да около — изъяли, оформили, всё честь по чести. Теперь все встало на свои места.
Анафема Петровна нахмурилась и пристально взглянула на полковника:
— И что это значит?
— А то и значит, — полковник достал папку с документами, — что квартира принадлежит Надежде. Точнее, теперь будет принадлежать. Завещание составлено за месяц до смерти Глафиры Андреевны. Причем составлено грамотно, без возможности оспаривания. Впрочем, мы с вами это и раньше знали, а теперь вот и оригинал имеется.
— О, как. Ну это же отлично. Впрочем, я о другом.
— О чем?
— Еще одно дело будет?
— Анафема Петровна, ты о чем? Какое дело?
— Ну как какое? Завещание у Надежды украли? — украли. Теперь оно нашлось. Получается, еще одно дело, о краже завещания?
— А заявление было? — нет. Так что и никакого дела нет.
В разговор вклинился Николай, который до этого момента молча сидел за столом, слушал, наблюдал за происходящим и лишь время от времени бросал украдкой взгляды на Надежду:
— Анафема Петровна, никакого дела о краже быть не может, — уверенно произнес он. — Во-первых, для возбуждения уголовного дела нужно заявление потерпевшей, то есть Надежды. Во-вторых, даже если она сейчас напишет заявление, что толку? Завещание уже изъято официально, в рамках следственных действий.
Он встал и, подойдя ближе, продолжил:
— Представьте: если мы сейчас начнем все мероприятия, связанные с кражей завещания, что нам прикажете делать с документом? Возвращать его обратно? Это будет прямым нарушением всех процессуальных норм. Изъятие произведено законно, в ходе расследования. Дядя прав — никакого отдельного дела быть не может.
Николай пожал плечами, демонстрируя полную убежденность в своей правоте.
Полковник согласно кивнул головой.
— Вот, Николаша абсолютно прав. Всё четко, понятно и простым языком объяснил. Ну а теперь передаю завещание вам, Надежда Николаевна, владейте, вступайте в права наследования. Надеюсь, больше никаких вопросов по поводу завещания нет?
— Есть, — Надежда, сидевшая за столом, словно на уроке подняла руку и вопросительно посмотрела на Сергея Ивановича, чтобы озвучить свой вопрос.
— И какой же вопрос у вас, Наденька?
Надя мило покраснела от пристального внимания и, смущаясь и слегка запинаясь, спросила:
— А что мне с ним делать? Ну…, что-то ведь надо делать, куда-то идти, где-то всё как-то оформлять?.. — к концу вопроса её голос почти совсем стих.
— На этот счет можете не волноваться, Николай вам все подробно объяснит и расскажет, и даже поможет. И сопроводит, — полковник взглянул на своего племянника, во взгляде без всяких слов читался прямой и недвусмысленный приказ: «Объяснить, при необходимости — разжевать, обязательно сопроводить и всё проконтролировать».
— Так точно, товарищ полковник, будет выполнено! — и Николай, вытянувшись во фрунт, шуточно отдал честь, одной рукой изобразив фуражку, а вторую приложив к её краю. И даже щелкнул несуществующими каблуками.
— Тебе бы всё паясничать. Надеюсь, ты понял меня.
— Понял, понял, не извольте сумлеваться, ваше благородие.
— Ай, — Сергей Иванович лишь рукой махнул, не понимал он временами выходок племянника, вот совсем не понимал: вроде как по серьезному делу собрались, а тот шутки шутит, разве так можно? Впрочем, мысленно сам себя тут же одернул, не на плацу они и даже не у него в кабинете, а на кухне у Анафему Петровны, да и лица вокруг — сплошь гражданские. Снова оглядел всех и лишь после этого продолжил:
— Впрочем, я же к вам не за этим пришел. Точнее, не только за этим. Давайте, рассказывайте, что у вас случилось, и почему разговор — не телефонный.
Теперь уже Николай взял слово. Говорил сухо, четко, по делу. Словно докладывал. По сути, так и было. А в лицах, с красками и эмоциями он незадолго до этого всё рассказывал Анафеме Петровне. «Театр одного актера» оценила и она, и её кошка Фима. И посмеялись, и поохали, и повозмущались. Наденька так вообще, глаз с Николая во время «представления» не сводила. Лишь изредка что-то дополняя и комментируя. Теперь же все слышали четкий доклад.
Полковник слушал, временами хмурился, получаемая информация ему явно не нравилась. В конце «доклада» почесал подбородок и сказал:
— Так, насчет этого адвоката... Правильно ты поступил, что мор… физиономию ему не начистил, — Сергей Иванович говорил, видимо желая объяснить для Надежды и Анафемы Петровны, почему правильно, что адвоката – засланца от Горгоны, простите, Зинаиды Матвеевны его племянник не задержал и никак не воспрепятствовал уходу. Николай-то — понятное дело, в курсе, а вот Анафема с Наденькой, скорее всего — нет. Сидят и, наверно, удивляются про себя, пошто Николаша так опростоволосился. — Адвокаты — они же к так называемой «отдельной категории лиц» относятся. С ними всё по-особому. Как с судьями, депутатами и прочими. И задержание, и уголовные дела. Они же под защитой государства. Любое физическое воздействие по отношению к ним расценивается как серьезное правонарушение. Посягательство на адвоката — это не просто драка или хулиганка, это, можно сказать, посягательство на систему правосудия, на закон. Тут сразу и статья, и профессиональная этика, и служебные последствия.
Сергей Иванович назидательно поднял указательный палец:
— Адвокаты — они, считай, как «государевы люди». К ним даже прикоснуться нельзя, не то что руку поднять. Любое силовое решение — сразу крест на репутации, на карьере. Тем более для человека, который в перспективе может стать при погонах или быть так или иначе связан со службой. Одно необдуманное действие — и всё.
Полковник замолчал на некоторое время, хлебнул чаю и продолжил уже с легким раздражением:
— Но вот что я не понимаю — зачем ты письмо-то ему вернул? Это же вещественное доказательство! Документ, который мог бы во многом помочь, стать одним из ключевых элементов. Она же там, если я правильно понял, свою вину признает. Раз предлагает Надежде её на себя взять. А ты его обратно отдал. Элементарная, грубейшая ошибка! Письмо надо было у себя оставить, мы бы приобщили его к материалам, проанализировали почерк, содержание. А теперь что? Улика исчезла. Разве так можно?
Николай вовсе не выглядел виноватым, хоть и получил только что нагоняй от дяди. Стоял и улыбался.
— И что, вот даже ни капельки виноватым себя не чувствуешь?
— Дядя, дядя, успокойся, чаю еще попей. Ничего такого-этакого не случилось.
— Как это не случилось, а…
— Даже если бы я оставил письмо, оно бы никакой роли не сыграло. Либо надо было бы кучу экспертиз проводить, чтобы что-то доказать.
— Как это?
— Ну, ты же должен помнить, что я в детстве и юности химией серьезно увлекался, даже на химический собирался поступать.
— Ну, это да, в олимпиадах каких-то побеждал, сестра, мать твоя, хвасталась. Правда и жаловалась как-то раз, что унитаз и канализацию соседям пришлось менять: кто-то металлический натрий в каналью спустил.
— Ну…, — вот тут Николай реально почувствовал себя неловко и даже потупил взгляд на некоторое время, не думал он, что дядя в курсе того события. А уж о том, что тот еще и озвучит его всем — и вовсе не думал.
— Ну, ну, не тушуйся, лучше продолжай. Причем тут твое увлечение химией? — полковник, хоть и хмурился, но явно ждал продолжения.
— А при том, — Николай оживился, — что письмо было написано специальными чернилами. Знаешь, есть такие — после написания они через некоторое время полностью исчезают.
— Как это — исчезают? — недоверчиво переспросил Сергей Иванович, — слышал, конечно, про такие, но вроде как они не совсем исчезают. Посветишь там ультрафиолетом или обработаешь каким реактивом, и они видны снова.
— Не, это другие, более хитрые. И исчезают буквально. Химический состав таков, что чернила под действием света или каких других факторов, но, скорее всего, света, постепенно разлагаются. Через час-другой от текста не остается и следа. Я заметил это, когда сам читал письмо. Текст уже стал значительно светлее, чем когда письмо читала Надежда.
— То есть… Так, подожди… А если бы мы провели экспертизу? — уточнил полковник.
— Можно было бы восстановить, — кивнул Николай. — Но это заняло бы много времени. Нужен был бы тщательный химический анализ, специальные методики. Состав определить, «проявитель» подобрать… Адвокат, похоже, подстраховался.
— Умно, — процедил Сергей Иванович.
— Именно. Но у меня есть план, — Николай наклонился вперед. — Завтра в квартире Нади надо устроить засаду. Адвокат наверняка придет — он же дал время на размышление. И, скорее всего, с ним будет новый вариант письма. Или то же самое, заново «активированное». Но, думаю, что новое.
— И?
— И мы его перехватим. В смысле — письмо. А на счет адвоката сам думай. Только сильно сомневаюсь, что его как-то привлечь можно будет — отбрешется, скажет, что ничего не знает и не в курсе содержания письма. Но, чтобы письмо сохранить, для этого нужна специальная упаковка — пакет, непроницаемый для солнечных лучей. Чтобы текст письма не исчез. Тогда мы сможем его сохранить и приобщить к делу.
Полковник хмыкнул:
— Неплохо придумано, племянничек.
Продолжение — «Где деньги, Зин?» — см. ссылку ниже: