Как потерять 700 подлодок, и ничего не понять

Настала пора взглянуть на сам ход боевых действий в подводной войне 1939-1945, на те трудности, с которыми сталкивалось Кригсмарине, и на то, как эти трудности преодолевались (или же не преодолевались, что было гораздо чаще). Если ранее основное внимание уделялось общим стратегическим моментам, то теперь речь пойдёт о тактико-оперативных проблемах. Поговорим о том, что из себя вообще представляла подводная лодка, какие задачи она могла решать, какие не могла, и почему ситуация выглядела именно так, а не иначе. Также начнём потихоньку распаковывать тему проекта XXI, но не слишком усердно, т.к. мне всё же хочется сохранить некую интригу перед финальной частью цикла.

Английская летающая лодка «Шорт Сандерленд» атакую немецкую субмарину IX серии глубинными бомбами.

Введение

В предыдущей части мы коротко ознакомились с теми причинами, по которым Кригсмарине вообще ввязалось во всю эту историю с подводной войной в Атлантике, а также посмотрели изнутри на систему планирования внутри немецкого флота. Теперь имеет смысл остановиться более подробно на самом ходе боевых действий, поскольку без понимания рядя тактико-оперативных моментов, мы никогда не сможем понять, почему в войне на море для Кригсмарине закончилась так, как она закончилась. В этом свете, я решил что будет уместным начать повествование по технической части уже сейчас, чтобы многие моменты, о которых речь пойдёт в дальнейшем, были интуитивны понятны читателю. К статью, для этого мне не нужно выделять много объёма текста - здесь на помощь приходит YouTube. Умельцы с канала «Animagraffs» примерно год назад выкатили очень хороший обучающий ролик, в котором показывали принципиальное устройство дизель-электрической подводной лодки времён ВМВ:

Перед прочтением настоящей статьи я настоятельно рекомендую с ним ознакомиться, т.к. это в значительной степени упростит понимание материала. Ролик, разумеется, сделан полностью на английском языке, так что если у вас с этим проблемы, то могу порекомендовать хороший перевод с комментариями от канала «Каюта капитана Врунгеля»:

Важный нюанс: в представленном ролике за образец взята американская субмарина типа «Гато». Немецкие океанские субмарины были гораздо примитивней, и многие технологии, успешно реализованные на американских подлодках, для немцев были либо просто недоступны, либо выполнены на дико колхозном уровне. Грубо говоря, снимите с «Гато» где-то 50% наворотов и примочек, и вы получите типичную немецкую субмарину IX серии. Почему так случилось - отдельная большая тема, сейчас я в неё углубляться не буду. Если кому-то будет это интересно, то я могу написать отдельную статью по этому поводу.

При работе над настоящей статьёй я столкнулся с большими затруднения в плане объёма: рассказать нужно очень много, и лимит ВК в 10 000 знаков я нахожу несколько стеснительным. Поэтому было принято решение выкинуть из повествования ряд тем, ограничившись только самым важными направлениями. В частности, вся глава по теме противостояния немецких подлодок и союзных самолётов пошла под нож: радиолокационные станции, детекторы обнаружения радиооблучения, зенитные платформы - всё это было безжалостно вырезано. Вместо этого я решил сконцентрировать рассказ вокруг двух принципиально важных вопросов: почему подводный флот Кригсмарине потопил настолько мало кораблей союзников (относительно общей ёмкости трансатлантической коммуникации), и почему сами немецкие подлодки топились союзниками в таком огромном количестве. Также, в качестве подводки к третьей, завершающей части цикла, некоторый объём будет уделен теме целеполагания при постройке лодок XXI проекта.

Теперь, без лишних слов, давайте перейдём к делу.

Откуда взять тягу под водой?

Машинное отделение U-534. Хорошо видно, как почти весь объем отсека ушёл на два дизельных двигателя по по бокам.

Как мы знаем, субмарины времён ВМВ классифицировались как ДЭПЛ, т.е. дизель-электрические подводные лодки. Эта разбивка на «дизель» и «электрические» взялась не случайно, и обозначает она весьма неприятную, с конструкторской точки зрения, концепцию - а именно, систему двойной тяги. Для базовой постановки проблемы, давайте снова обратимся к Дёницу. Рассуждая о типах субмарин, которых нужно строить, он пишет:

…В сравнении с надводными кораблями подводная лодка обладает низкой скоростью хода, а значит, непригодна для совместных действий с ними, а из-за ограниченного обзора она непригодна и для разведывательных целей.

… решение об увеличении размеров, когда речь идет о субмарине, является неверным. Ее боевая мощь не возрастает, как в случае с надводными кораблями, пропорционально размеру. Даже наоборот: многие характеристики, придающие субмарине ее собственную, неповторимую ценность как боевой единицы, начинают ухудшаться после достижения одного определенного размера. К примеру, увеличивается время, затрачиваемое на погружение с поверхности воды на безопасную глубину. Да и сам процесс погружения становится более сложной операцией: слишком большой угол погружения увеличивает риск, потому что увеличившаяся длина большой субмарины придает ей склонность «зарываться носом». В общем, техника погружения и всплытия становится более сложной, а объем работы механиков значительно увеличивается. Большую субмарину труднее удержать на перископной глубине, чем субмарину меньших размеров, поскольку она с большей вероятностью может неожиданно опуститься глубже носом или кормой и показаться на поверхности. Это особенно свойственно субмаринам, которые приходится вести на перископной глубине в ненастную погоду, при волнении — иными словами, в открытом море.

Здесь Дёниц, в весьма краткой форме, говорит об одной из самых главных проблем ДЭПЛ вообще, как класса кораблей - невозможность развить достаточную скорость, чтобы на равных соперничать с надводными кораблями. Дело тут в том, что дизельные двигатели, которые ставятся на подлодку и которые подают движущую силу на гребные валы, требует для своей работы смесь из воздуха и топлива. Топливо субмарина может нести с собой в специальных цистернах, так что это большой проблемой никогда не являлось. А вот с воздухом всё куда сложнее. В надводном положении лодка может брать воздух напрямую из атмосферы. Однако в подводном положении эта возможность теряется, по очевидным причинам. Отсюда возникает вопрос: как обеспечить тягу в подводном положении? Здесь-то нам на помощь и приходят электромоторы и аккумуляторные батареи: в надводном положении можно запускать электромоторы в режиме генератора (или же ставить отдельные генераторы, это не так принципиально), предварительно подключив их к дизелям, и заряжать аккумуляторные батареи. А когда лодке потребуется погрузиться на глубину, то дизеля просто глушатся, и запускаются электромоторы, которые мы запитываем от заряженных ранее батарей.

Общая схема создания тяги на ДЭПЛ: на верхней картинке представлена работа двигателей в надводном положении: дизеля DE питает генераторы/электромоторы EM/G,откуда движущая сила передаётся на гребные винты P, параллельно заряжая аккумуляторные батареи B. На нижней картинке всё тоже самое, но для подводного положения: дизеля DE стоят заглушенные, а тяга идёт от электромоторов EM, которые запитаны от батарей B.

Отсюда следует простой вывод: дальность и скорость хода в подводном положении для субмарины определяется мощностью электромотора и общей емкостью батарей. Если мы, к примеру, решим эти два параметра увеличить, то мы очень быстро столкнёмся с одной проблемой - у нас водоизмещение поползёт вверх непропорционально быстрыми темпами. В чём тут загвоздка? Дело в том, что если нам нужно увеличить скорость подводного хода, то (не залезая в дебри подводной гидродинамики) придётся увеличивать мощность электромотора. За этой простой фразой скрывается просто невероятно большой объём работ, т.к. нам теперь нужно:

1) Выделять больше места под новый электромотор, поскольку увеличение мощности будет неизбежно сопровождаться увеличением и массогабаритных характеристик;

2) Выделять больше места под аккумуляторы, чтобы на новом электромоторе у нас не просаживалась дальность подводного хода.

3) Ставить более мощные дизеля, т.к. нужно компенсировать потери во времени на зарядку большего числа аккумуляторов. Более мощные дизеля также будут занимать больше места, со всеми вытекающими из этого последствиями.

4) Т.к. электроэнергию мы производим за счёт работы дизеля, а дизель потребляет топливо, то нам также нужно увеличивать и запасы топлива. В противном случае просядет дальность хода лодки в надводном положении. Это означает, опять таки, необходимость выделять больше места.

И тут нужно понимать, что увеличение водоизмещения на подлодке будет «съедать» прирост в тяге гораздо сильнее, чем это происходит на надводных кораблях: ведь для погружения подлодка набирает балласт из забортной воды. А масса этого балласта напрямую зависит от массы самой лодки. Чем более крупную и тяжелую лодку мы построим, тем больше балласта она должна будет принять, чтобы погрузиться на заданную глубину. Следовательно, в подводном положении вес лодки будет дополнительно увеличен ещё и за счёт балласта из воды. А увеличение веса означает, что нам нужно большее количество тяги, чтобы добиться прироста в скорости. А увеличение скорости на субмаринах с двойной системой тяги, как мы уже убедились, приводит к заметному увеличению водоизмещения и массы. Т.е. у нас получается замкнутый круг: чтобы субмарина была быстрее в подводном положении, нам нужно увеличивать тягу, а это можно достичь только путём увеличения массы. Но увеличивая массу, мы снижаем скорость. Понятно, что всегда можно поймать какую-то золотую середину, но прям вот совсем оптимального варианта здесь нет. Сама концепция классических ДЭПЛ подразумевает падение в скорости хода относительно надводных кораблей сопоставимого водоизмещения, т.к. надводным кораблям не нужно таскать с собой кучу аккумуляторных батарей и балласт из воды.

Отсюда мы приходим к дилемме: а в какой именно пропорции нам надо расходовать водоизмещение лодки под электромоторы и и батареи, а в какой- под дизеля и топливо к ним? Ответ здесь будет банален: в той пропорции, которая даст субмарине наибольшую скорость и наибольшую дальность хода в контексте её (субмарины) оперативных возможностей. Поскольку мы знаем, что аккумуляторы в любом случае придётся заряжать от дизелей (никуда от этого не деться), то самым оптимальным вариантом будет постройка не электрической лодки для подводного хода, а дизельной лодки для надводного хода, которая будет погружаться под воду лишь на короткий период времени. Повторюсь: это решение на 100% вынужденное, конструкторы принимают его не потому, что так захотели, а потому что иначе тупо не достичь нужных характеристик. Субмарина, «заточенная» под подводный ход в ущерб надводному, всегда будет проигрывать по скорости оперативного патрулирования обычной «классической» ДЭПЛ.

Таким образом, мы сталкиваемся с первой, фундаментальной проблемой ДЭПЛ: наша субмарина, при всех прочих равных, тупо не догонит надводные корабли. Причём отставание по скорости здесь будет весьма и весьма солидным: в реалиях ВМВ, крупные группировки из линкоров и авианосцев спокойно развивают скорость в 30 узлов, в то время как субмарины, запустив дизеля на самую полную мощность, едва-едва ковыляют на 18 узлах. Отсюда следует простой вывод: субмарина должна использоваться как засадное оружие, т.е. не она должна сама приходить к надводным кораблям, а надводные корабли должны приходить к ней. На практике, это требование означает, что вам нужно постоянно знать, где именно находятся корабли противника, и куда они направляются, чтобы ваши субмарины успели занять позиции на пути следования. Иными словами, вам нужна разведка. И здесь мы плавно переходим к следующей большой проблеме.

Откуда взять целеуказание в море?

Типичный вид с мостика немецкой субмарины времен ВМВ. Обратите на модные головные уборы у вахты - погодные условия в Атлантике были не сахар.

В реалиях ВМВ у субмарины есть 4 способа, как она может узнать местоположение группировки противника в море:

1) Получить целеуказание от авиации.

2) Получить целеуказание от надводных кораблей.

3) Получить целеуказание от оперативного штаба на суше.

4) Получить целеуказание от других субмарин.

Каждый из вышеописанных вариантов таит в себе целый ряд “подводных камней”, и, по-хорошему, должен разбираться отдельно, с погружением в контекст. Однако, в нашем случае случае задача эта значительно упрощена абсолютно отвратным уровнем планирования в Кригсмарине: по сути, ничего, кроме третьего варианта, у немцев стабильно не работало. Авиационная разведка у них хромала на обе ноги (об этом я писал в предыдущей части, так что не буду здесь повторяться). Отправлять надводные корабли в Атлантику они также не могли, поскольку англичане попросту их топили (собственно, гордость немецкого флота, линкор “Бисмарк”, был потерян именно в результате одного такого неудачного рейда). В теории, немцы могли бы наладить радиоперехват и наводить подлодки на конвои с путём расшифровки сообщений англичан, но для этого нужно было:

1) Взломать английский шифр;

2) Сами англичане должны были отправлять сообщения достаточно часто, чтобы задержка во времени, вызванная дешифровкой, не создавала большую погрешность в целеуказании.

При отсутствии хотя бы одного из этих факторов рассчитывать на радиоперехват, как эффективное средство обнаружения, не приходится. На практике всё это выливалась в ту простую данность, что радиоперехват у Кригсмарине работал через раз, и о каком-то стабильном целеуказании с его помощью не шло и речи.
В итоге немцам ничего не оставалось, кроме как проводить разведку силами самих подлодок. Но насколько хорошо субмарина показывала себя в роли разведчика? Если кратко, то просто отвратительно.

Дальность визуального обнаружения целей подлодкой с помощью перископа(подводное положение) или через бинокль в рубке (надводное положение), в условиях идеальной погоды. Как видно, торговый корабль подлодка может заметить на дальности примерно в 15 морских миль, крупный военный корабль - на дальности в 15 миль.

Дело в том, что пока подлодка движется по маршруту, она слепа, как котёнок. В самом лучшем случае, т.е. двигаясь в надводном положении, при идеальных погодных условиях и бдительной вахте на мостике, можно было рассчитывать обнаружить группировку кораблей противника где-то миль за 15. Что, для понимания контекста, просто ничтожно мало. Вернее даже, это можно было бы считать приемлемым показателем, если бы субмарина при этом двигалась с достаточно большой скорость, скажем, узлов в 25-30: тогда можно было частично компенсировать небольшую дальность визуального обнаружения той площадью морской поверхности, которую субмарина может “промониторить” за единицу времени. Иными словами, если бы подлодка могла бы постоянно носиться взад-вперед в районе патрулирования на скорости, значительно превышающей скорость ожидаемой цели, то такой метод ещё мог бы считаться рабочей концепцией. Но тут нас подводит наша система двойной тяги: 18 узлов это мало, этого реально не хватает. Хуже того, 18 узлов – это максимальная скорость, и на ней дизеля будут выжирать топливо просто в невероятных объёмах. Т.е. если у вас есть субмарина океанской дальности, то при патрулировании на максимальной скорости она очень быстро превратиться в субмарину прибрежной дальности. Опять же, эту проблему с топливом можно было бы решить путём банального приписывания к “волчьей стае” какого-нибудь большого танкера… если бы у немцев была возможность как-то защитить его от англичан. Но такой возможности у них не было, поскольку те надводные корабли, которые должны были бороться с Королевским флотом по плану Z, были благополучно распилены на стапелях ещё в 1939-м. Рабочая же скорость субмарины, на которой она реально может крейсировать в океане, находится где-то в пределах 8-10 узлов. Учитывая, что даже самые старые медленные и линкоры времен ВМВ спокойно выдавали 20 узлов хода, мы сталкиваемся с большой проблемой: субмарина крайне слаба как с точки зрения обнаружения группировок военных кораблей противника в море, так и с точки зрения их перехвата.

Окей, визуальное обнаружение на подлодке никуда не годится, но что насчёт гидроакустики? Ведь на немецких субмаринах стояли гидроакустические станции. И эти станции, по идее, могли засекать шум винтов конвоев и прочих крупных скоплений кораблей где-то миль за 50 (на самом деле, эта скорее “рекламная” цифра, которая имеет мало отношения к действительности; но об это потом). Главная проблема использования гидроакустики заключается в том, что дальность установления контакта напрямую зависит от общего акустического фона. На этот акустический фон влияет, в числе прочего, и собственный шум, издаваемый подлодкой. Включая и шум, издаваемый гребными винтами при их работе на больших оборотах. Иными словами, чтобы акустик мог нормально обнаруживать цели, гребные винты подлодки должны либо стоять без движения, либо двигаться на совсем небольших оборотах (в реалиях ВМВ это соответствует скорости в 1-3 узла). Т.е. подлодка не может двигаться, пока она сканирует океан гидрофонами. Кроме того, у тогдашних гидрофонов была ещё одна особенность – ими нельзя было пользоваться в надводном положении. Дело тут было в том, что:

1) Сами гидрофоны физически были так расположены, что в надводном положении они не находились под водой. Чтобы «погрузить» гидрофоны под воду, лодка сама должна была уйти на перископную глубину или ниже.

2) Даже если не брать во внимание предыдущий пункт, шум от работающих дизелей в надводном положении делал любое сканирование гидрофоном заведомо бесполезным делом - штатный акустик на лодке тупо ничего не услышит.

Суммируя эти два факта, мы приходим к выводу, что стабильно обнаружить группировки надводных гидроакустикой можно только в том случае, если субмарина уже “залегла” по курсу следования этих самых группировок. Что, как бы, лишает всю эту затею всякого смысла – если мы уже знаем, где именно будет проходить группировка кораблей противника, нам вообще нет смысла заморачиваться с разведкой.

Резюмируя: вести разведку на море силами только лишь субмарин, есть занятие исключительно неблагодарное. Да, когда появится радар, то станет немного повеселее, но на начало ВМВ ситуация выглядела именно так. А без разведки на море невозможно организовывать перехват группировок кораблей противника. Без перехвата группировок кораблей противника мы лишаемся возможности реализовать инициативу: это противник будет решать, где и когда давать бой, мы же может на это только реагировать. Отсюда следует простой вывод: субмарина, сама по себе, есть крайне неэффективный инструмент для борьбы с военным флотом противника, это, по сути, чисто оружие пассивной обороны. Чтобы этот инструмент стал эффективным, нужно, как минимум, в дополнение к субмаринам строить ещё и специальную морскую авиацию, чтобы закрыть вопрос с разведкой. Или же, с другой стороны, можно попытаться уйти от этой проблемы в корне, задействовав подлодки против торгового флота противника. И вот уже эту концепцию имеет смысл разобрать отдельно.

Может ли ситуация с разведкой стать ещё хуже? Конечно же да.

Наглядная сути проблемы в целом: даже в 1942 году, когда прикрытие североатлантических конвоев (через которые и шёл основной поток грузов для подготовки «Оверлорда») было сравнительно слабым, потери в них составляли примерно 2% от изначальной численности судов. К 1944 году этот показатель провалится вниз сильно за 1%.

Осознавая всю сложность задачи по перехвату военных кораблей противника, мы можем мимолётом подумать: а что если вообще забить на всё это дело, и попытаться утилизироваться субмарину исключительно в плане борьбы с торговым судоходством? Да, военные корабли противника будут крейсировать туда сюда и периодически создавать нам проблемы, но ведь если мы сможем перекрыть субмаринами линию торговой коммуникации на море, то, быть, может, игра стоит свеч? Могут ли подлодки «окупить» себя чисто войной на коммуникациях?

Вопрос этот не такой простой, каким кажется на первый взгляд. Есть как аргументы за, так и аргументы против, и положение чаши весов будет целиком и полностью зависеть от конкретной ситуации. В чём тут всё дело: да, военные корабли перемещаются по морю быстро и, в какой степени, скрытно (в общем случае мы не знаем, куда именно такая группировка направляется). Но торговые корабли такими качествами не обладают: они идут самым экономичным ходом (где-то между 7-10 узлами) и пункт их назначения всегда известен - это конкретный порт. Таким образом, торговое судоходство представляет собой очень заманчивую цель для всех видов морского вооружения, начиная от бюджетных субмарин и торпедных катеров, и заканчивая какими-нибудь специальными коммерческими рейдерами. В этом случае, слабость субмарины с точки зрения разведки на море, уже не играет такой роли - ведь маршрут движения торговых судов нам плюс-минус известен. И поскольку движение этих судов не прекращается никогда, то перед нами открывается очень заманчивое окно возможностей: мы можем разместить субмарину на торговом маршруте, и она, через какой-то промежуток времени, обязательно найдёт свою цель. Утрируя: если мы допустим, что подлодка обнаруживает торговое судно с вероятностью в 10%, то на каждые 10 судов, которые пройдут в районе патрулирования, по статистике минимум одно судно будет обнаружено и потоплено. И поскольку поток этих судов никогда не прекращается, то подлодка, с течением времени, может набить себе весьма и весьма солидный счёт. Такие соображения и изначально лежали в основе концепции подводной войны, которую немцы пытались реализовать ещё во времена Первой мировой. А потом появились конвои, и эта концепция полетела в урну.

Всё дело в том, что если суда будут следовать по маршруту не непрерывным потоком, а такими большими одномоментными скоплениями (например, конвоями), то ценность субмарины начнёт стремительно падать вниз. Ведь обнаруживать такие большие скопления судов для неё почти настолько же сложно, как и обнаруживать одиночные корабли. Но если в случае множества одиночных судов подлодка может компенсировать этот недостаток за счёт большего числа попыток (поскольку суда будут постоянное перемещаться по торговому маршруту), то в случае с конвоем такое преимущество полностью теряется. Ведь конвой следует по маршруту всего два раза. Первый раз он просто прибывает в порт и разгружается, а второй раз возвращается пустым обратно. И вот между этими временными промежутками (сравнительно короткими, нужно отметить), на торговом маршруте становится как шаром покати. Т.е. наша субмарина может постоянно сжигать топливо в районе патрулирования в течении месяца, или даже больше, а шанса найти и атаковать конвой у неё будет всего два. Причём второй раз он пройдёт уже разгруженный, а что несколько снижает ценность потопленных судов. И вот если наша субмарина проморгает эти два случая, а сделать это было очень просто, то ей придётся возвращаться обратно на базу, т.к. у неё уже будет заканчиваться топливо, провизия, плюс экипаж банально устанет. Таким образом, боевой поход будет потрачен в пустую. Следовательно, те ресурсы, которые мы потратили на постройку субмарины и подготовку её экипажа, будут просто выброшены на ветер: противник получит через конвой всё тот же тоннаж грузов (просто это займёт чуть дольше времени), а мы, сделав инвестицию в нашу субмарину, не получим ровным счётом ничего. И таблица, приведенная выше, этот момент иллюстрирует очень хорошо: даже в период 1942 года, когда противолодочная оборона союзников была ещё сравнительно слаба, немецкие подлодки смогли потопить около 2% от общей численности судов, следующих в конвоях. Забегая вперёд скажу, что такая низкая результативность напрямую связана со сложностями в обнаружении: конвойная система, сама по себе, делает субмарину настолько сильно зависимой от внешнего целеуказания, что сама идея ведения войны против торгового судоходства силами исключительно подводного флота, начинает вызывать некоторые вопросы. И вопросов этих становится ещё больше, если мы обратим во внимание на технический прогресс силы противолодочной обороны, достигнутый уже к середине ВМВ.

Но может ли ситуация стать ЕЩЁ хуже?

Небольшой купол внизу фюзеляжа B-24 - это излучатель сантиметрового радара SCR-117. Такой радар мог обнаруживать подлодки в надводном положении на расстоянии около 20 миль.

В первой части я уже говорил о проблемах кооперации с Люфтваффе, так что здесь ограничусь лишь общими ремарками. Из-за провала немецких ВВС в… да практически в каждом деле, за которое они только брались (начиная от бомбового наступления на Англию, и заканчивая обеспечением ПВО Рейха), собственная авиация союзников быстро встала на ноги и начала создавать множество проблем двум другим родам войск в Вермахте. Флоту здесь досталось особенно тяжело, и главную причину вы можете наблюдать на картинке выше. Как быстро показала практика, достаточно было просто поставить радар на противолодочный самолёт, чтобы осложнить жизнь немецким подлодкам в такой степени, что просто выход с базы через Бискайский залив для них превращался в увлекательное приключение с интригующей концовкой - то ли всё пройдёт нормально, и лодка выйдет в Атлантику, то ли прилетит какой-нибудь «Либератор» или «Сандерленд» и лодка пополнит собой список морских захоронений. Но это была лишь верхушка айсберга. Ведь успешный проход через Бискайский залив и выход в Атлантику ещё ничего не гарантировал. Благодаря радару самолёты противолодочной обороны могли более эффективно прочёсывать океанские просторы, наводя специальные группировки надводных противолодочных кораблей на обнаруженные подлодки. Т.е. даже если лодка и успела вовремя погрузиться, это вовсе не означало, что она теперь в безопасности: ведь в это самое время группа каких-нибудь эсминцев уже могла получить радиограмму с самолёта, и на 30 узлах нестись к месту последнего контакта с подлодкой. Но это ещё даже не самое страшное. Самое страшное начиналось тогда, когда конвой уже обнаружен, лодка уже легла на курс перехвата, и тут в небе появляется противолодочный самолёт. И вот здесь всё становится очень плохо. Мало того, что самолёт сам по себе может потопить подлодку, мало того, что он может предупредить конвой и тот изменит курс, мало того, что все корабли ПЛО поблизости получат координаты обнаруженной подлодки, так ещё и сама лодка теперь вынуждена погрузиться, и идти на батареях со скоростью где-то 3 узла экономичного хода ровно до тех пор, пока самолёт не улетит. Последнее обстоятельство не было бы такой большой проблемой, если бы союзники не начали с середины войны включать в состав конвоев эскортные авианосцы: ведь палубном самолётам гораздо проще проводить ротацию над районом предполагаемого местоположения погруженной подлодки, чем большим летающим лодкам. На практике это означает, что один раз обнаружив подлодку, самолёты могли теперь держать её под водой достаточно долго, чтобы сделать перехват конвоя попросту невозможным. Один американский отчёт по противолодочным операциям (о нём мы поговорим чуть ниже), отмечал:

… В довесок, сам тот факт, что авиация заставляет подлодку погружаться, тем самым ослепляя её и частично лишая мобильности, в значительной степени сократил атакующие возможности субмарин.

Нужно, понимать, что фраза «ослепляя её» была выбрана здесь не случайно: американцы сами очень активно использовали радары на своих подлодках, и прекрасно понимали, какое гигантское преимущество даёт эта технология: на секундочку, 30 миль обнаружения на море (правда, немецкий радар был гораздо хуже, покрывая всего где-то миль 10-15). Однако, конкретно у немецких радаров, устанавливаемых на подлодках, была весьма неприятная особенность : ими нельзя было пользовать в погруженном состоянии. Отвечая на предсказуемый вопрос - да, это относится и к перископной глубине тоже. Как только подлодка заполняла балластные цистерны и уходила под воду, она могла рассчитывать только на гидроакустику (реальная дальность обнаружения где-то миль 10) и на перископ (дальность обнаружения миль 5, и это в лучшем случае). При этом даже если подлодка и установит контакт таким образом, то это ей вообще ничего не даст - в подводном положении подлодка выжимала не более 8 узлов (для сравнения, самый медленный конвой идёт на 7 узлах), и ёмкости батарей при этом хватало где-то на час. Более того, она даже не может передать сообщение об обнаружении противника другим подлодкам, т.к. для этого нужно использовать штатную радиостанцию, чего тоже нельзя было сделать под водой. Таким образом, проблема с перехватом конвоев стала ещё серьёзней, чем была ранее: мало того, что у субмарин критически не хватает разведданных, и большинство конвоев они тупо проворонивают, так теперь против них ещё и палубная авиация не даёт преследовать конвой после обнаружения. Т.е. даже если и удалось обнаружить конвой, вывести подлодки на позицию для атаки стало задачей исключительно нетривиальной.

И здесь нам впору задаться одним принципиально важным вопросом: а насколько эта проблема была актуальна конкретно для Кригсмарине? Каковы были её масштабы, так сказать? Я не буду здесь долго распинаться, просто приведу одну цитату из книги Д. Шоуэлла: «Hitler's Navy: A Reference Guide to the Kreigsmarine 1935–1945»:

… Из 1171 подлодок, введенных в строй во время войны, только 325 когда-либо пускали торпеды по противнику; оставшиеся около 850 подлодок так и не смогли подобраться к цели на дистанцию выстрела..

Ещё раз, закрепим для ясности: 72% всех субмарин, которыми немцы располагали в годы ВМВ, не потопили ни единого судна противника. Интересно, а что будет, если попробовать перевести эту статистику в тоннаж? Вот 72% - это сколько в водоизмещении?

График строительства немецких подлодок в 1940-45 годах, за вычетом миджетов: как видно, всего было спущено на воду около 904100 тонн.

По графику выше становится понятно, что всего за период 1940-1945 годов немцы построили субмарин на примерно 904 100 тонн. Однако, для более корректного расчёта к этой цифре также нужно прибавить тоннаж довоенного немецкого подводного флота. Для этого вновь обратимся к Э. Рёсслеру и его книге: «The U-boat: The Evolution and Technical History of German Submarines»:

…Финальный вариант плана Z касательно субмарин представлен в таблице 13. Для упрощения организации, эти подлодки планировалось к 1948 году свести в 22 флотилии, не считая одной учебной флотилии. К моменту начала войны в 1939-м из этого планируемого числа на стапелях находилось 136 лодок, и всего 57 было введено в строй (30 небольших 250-тонных лодок, 10 лодок типа VII, 8 лодок типа VIIB, 2 лодки типа IA и 7 лодок типа IX).

Эти 57 лодок в пересчёте на тоннаж дадут нам примерно 32 000 тонн. Общий же тоннаж, таким образом, будет составлять 936 100 тонн. Помножив эту цифру на 0,72 мы получим примерную величину «бесполезного» военного тоннажа, т.е. того тоннажа, который немцы спустили на воду, но который не был реализован в ходе боевых действий: это число будет составлять 673 992 тонны. Мягко говоря, немало. Это как 16 «Бисмарков» или 8 «Ямато». Понятно, что такое сравнение ни в коем случае нельзя считать точным, поскольку стоимость строительства одной тонны линкора будет гораздо выше, чем стоимость одной тонны субмарины, но некое общее представление мы в любом случае получим. За 6 лет войны Кригсмарине спустило на воду свыше полумиллиона военного тоннажа, который при этом не нанёс ни торговому, ни военному флоту союзников ни малейшего ущерба. Я пока не будут этот момент никак комментировать, вместо этого лучше сразу перейдём к следующему вопросу. Теперь, когда мы знаем, каким именно англо-американцы смогли организовать высадку 4 крупных десантов за 2 года в условиях кишащей немецкими субмаринами Атлантики, имеет смысл посмотреть на всю эту историю с другой стороны: а как же так случилось, что в один момент субмарины в Атлантике закончились?

Из-за чего было потеряно 700 субмарин?

Канадский агитационный плакат, призывающий население активнее инвестировать в военную промышленность

Как уже было сказано ранее, Кригсмарине вообще без шансов проиграло битву за Атлантику, а вместе с тем и войну. Однако, проиграть можно по разному. Можно проиграть в войне, но сохранить флот. Но к нашему случаю это явно не относится: всего за годы войны Кригсмарине располагало 1170 субмаринами (кумулятивное число построенных + довоенная численность), из них было потеряно 753, т.е. около 64%. Т.е. почти две трети немецкого подводного флота было потоплено в годы войны. Мягко говоря, немало. Это даже не проигрыш уже, это натуральный разгром - союзники, по сути, аннигилировали немецкий ВМФ, как боеспособную силу. Если кайзеровский флот к 1918 году хотя бы теоретически мог ещё представлять угрозу для своих противников, то Кригсмарине к 1945 году могло разве что флаг демонстрировать. Отсюда можно задаться вопросом: как же именно союзникам удалось достигнуть таких высоких результатов?

Давайте попробуем ответить на этот вопрос предельно последовательно. Проведём такое импровизированное мини-расследование. Как у нас ситуация выглядит в общем случае? Если у нас есть факт больших потерь, безотносительно где - в армии, во флоте, или в авиации, то поиск первопричины всегда стоит начинать с командования. Причём идти тут нужно идти сверху-вниз: начиная от высших эшелонов (генштаб) до самых низших (индивидуальные части и командиры на местах). В нашем случае задача значительно упрощается тем фактом, что главнокомандующий всем немецким подплавом, адмирал Дёниц, оставил после себя значительное число письменных свидетельств, которые позволяют вам восстановить картину событий более чем подробно. Например, касательно периода 1943-45 годов, Дёниц пишет:

…Теперь весь Атлантический океан был обеспечен сильным воздушным патрулированием или четырехмоторными самолетами наземного базирования с большой дальностью полета, или самолетами, базирующимися на авианосцах. В Центральной и Южной Атлантике находилось много американских авианосцев, целью которых была именно охота за немецкими подводными лодками. Даже в Индийском океане против наших лодок действовали самолеты, хотя их, конечно, было меньше. И вплоть до самого конца войны крупные силы авиации союзников были заняты в операциях против подводного флота Германии.

…Основной причиной потерь, которые мы несли в этих удаленных районах, насколько нам удалось установить, была тоже авиация. Наши надежды на то, что здесь удастся потери снизить, не оправдались. В июне потери составили менее 20 % от числа подлодок в море, а уже в июле они превысили 30 %, причем, как нам стало известно, на коротком переходе через Бискайский залив было уничтожено столько же подлодок, сколько во время длительного пребывания в оперативной зоне.

…К концу января мы установили очень приятный, по крайней мере для нас, факт: шноркель превратил даже старые подлодки в эффективный инструмент войны. В предыдущем квартале показатель эффективности подлодок в море был так же высок, как и в августе 1942 года. Но принципиальная разница заключалась в том, что в 1942 году подлодки оставались в море в среднем 60–100 суток, и 40 из 60 суток они проводили в оперативной зоне. В декабре 1944 года они оставались в море в среднем 37 суток, из которых 9 проводили в оперативной зоне. На то было несколько причин. Мы лишились баз в Бискайском заливе, поэтому величина отношения времени, проведенного в море, к времени в порту резко уменьшилась. Расстояние от новых баз к оперативным зонам стало больше, а преодолевая его под водой со шноркелем, лодка двигалась медленнее и, значит, тратила больше времени на переход до оперативных зон и обратно. Поэтому общее количество потопленного тоннажа было намного ниже, чем в 1942 году. Об изменении такого положения можно было говорить только после ввода в эксплуатацию новых подводных лодок с большой подводной скоростью.

И здесь мы сразу натыкаемся на первую проблему: Дёниц либо что-то темнит, либо не совсем компетентен в тех вопросах, о которых даёт суждение. Если мы допускаем (как следует из текста), что основной причиной потерь немецких подлодок во второй половине войны была именно авиация, то отсюда логично предположить, что если этот фактор куда-то исчезнет, то потери снизятся. Далее по тексту Дёниц пишет о внедрении шнорхеля, как о успешной мере защиты подлодки от авианалётов.

Принципиальная схема работа шнорхеля: когда мачта в поднятом положении, воздух с поверхности засасывается в первую трубу, а выхлопные газы от работы дизелей выводятся через вторую трубу. Если в первую трубу попадёт вода (чего, по идее, вообще не должно было происходить), то специально установленный сепаратор предотвратит заливание дизеля (что, однако, происходило не всегда).

Суммируя эти два факта, что главной проблемой была авиация, и что шнорхель от авиации защищал, мы может ожидать значительно снижения уровня потерь немецкого подплава с момента массового оснащения субмарин шнорхелями, т.е. где-то в период 44-45 годов. Но подтверждает ли реальность наши предположения?

Пожалуй, самая наглядная иллюстрация прогрессии всей битвы за Атлантику. Обратите внимание на первую графу, где указано среднее число подлодок в море, по периодам: с октября 1942 по июнь 1943 этот показатель составил 104 единицы. Т.е. Дёниц таки добился своей цели в 100 субмарин единовременно на участках патрулирования. Повлияло ли это как-то на ход войны? Конечно же нет. В пятой графе приводится средняя «продолжительность жизни» подлодки в море: в период с лета 1944 по весну 1945 он составлял где-то 2 месяца, что являлось абсолютным антирекордом за всю войну.

Что тут можно сказать? Реальность не то что не подтверждает, она прямо опровергает наши предположения: «продолжительность жизни» (если можно так выразиться) для каждой отдельной подлодки в период 1944-45 годов упала в шесть раз, по сравнению с 1942-м годом. Так что же получается, Дёниц нам врал? Авиация не была главной угрозой для подлодок? Или же шноркель не защищал от авиации? Давайте пока не будет спешить с выводами. У нас есть несоответствие в данных, и это несоответствие нужно как-то объяснить. Я предлагаю здесь обратиться к данным англо-американцев, и посмотреть, как они сами объясняют этот феномен. Например, чисто в качестве иллюстрации, можно открыть официальную работу американских флотских историков, «History of Convoy and Routing [1945]: United States Naval Administration in World War II». Там, среди прочего, есть такая цитата:

…Несмотря на появление у немцев воздушной мачты, т.н. «шнорхеля», мы всё ещё сохраняли инициативу в битве за Атлантику. Так, незадолго до вторжения в Европу 6 июня 1944-го, наши среднемесячные потери составили всего 24 000 брт. Движение войск и грузов на континент тот период было особенно интенсивным, а потери - неожиданно лёгкими. В октябре было потеряно всего 7 000 брт., что составляло рекордно низкий показатель за всю войну.

Как видно, американцы тоже обратили внимание на этот парадокс: вроде бы после оснащения шнорхелями дела у Кригсмарине должны были пойти в гору, но в реальности почему-то получилось ровно наоборот. Однако падение результативности немецких подлодок нас сейчас не так сильно интересует. Нас интересуют именно потери. Защищал ли шнорхель от авиации? И если ответ на этот вопрос будет положительным, то каким тогда образом союзники топили немецкие лодки на завершающем этапе войны?

Разбивка по результативности атак на подлодки между самолётами и надводными кораблями. Как видно, в 1944-45 годах авиация союзников топила подлодку, в среднем, с вероятностью в 18% за налёт. Для противолодочных кораблей это показатель был почти вдвое больше - в 30% случаев подлодка не переживала встречу с кораблем ПЛО.

Здесь имеет смысл привести пару цитат из другого американского отчёта, а именно: «OEG report No. 51. Antisubmarine warfare in World War II» (собственно, две вышеприведенные таблицы я позаимствовал именно оттуда). Этот отчёт был составлен американскими флотскими офицерами так сказать, по горячим следам, и представлял собой сумму всего их опыта в области противолодочной борьбы. Касательно темы шноркеля и защиты от противолодочной авиации, отчёт говорит нам следующее:

…преимущества шноркеля позволили подлодкам получить приемлемую защиту от авиации, из-за чего они теперь могли длительное время оперировать в ранее опасных районах: в случае угрозы подлодка просто погружается на дно, и поднимается на перископную глубину только для зарядки батарей через шноркель. Эффективность преследования подлодок с помощью авиации также снизилась, поскольку теперь подводная скорость лодки на маршруте составляет не 2-3 узла, а примерно 6 узлов.

Хм, получается, что Дёниц был прав? Но раз шноркель действительно работает, то откуда тогда взялись такие огромные потери в 1944-45 годах? Отчёт даёт ответ и на этот вопрос:

… Рассматривая всю картину в целом, надводные корабли сыграли очень большую в деле борьбы с оснащенными шноркелями субмаринами. Снижение в скорости и мобильности, которое является следствием использования шноркеля, вынуждает подлодку оперировать лишь в отдельных ключевых районах. В таких условиях, операции силами надводных кораблей ПЛО имеют хорошие шансы на успех.

И вот теперь пазл у нас потихоньку складывается. Действительно, шноркель в значительной степени снизил угрозу от авиации. Однако, в части защиты от надводных кораблей эффект от его применения был либо нулевой, либо и вовсе отрицательный (т.к. из-за потери мобильности у подлодок стало меньше пригодных для охоты районов). И вот это обстоятельство де-факто обесценило весь смысл внедрения шноркеля: да, подлодки стали меньше гибнуть от авиации, но зато стали больше гибнуть от кораблей ПЛО. Но как надводные корабли стали таким эффективным оружием в деле противолодочной борьбы? Быть может, союзники придумали здесь какие-то супер-прорывные технологии, которые резко подняли эффективность корветов, шлюпов, и эсминцев? Да нет, я бы так не сказал. По сути, сам принцип охоты за подводными лодками для надводного корабля за годы войны почти не изменился: нужен лишь сонар (на вооружении с 1920-х годов), и глубинные бомбы (на вооружении с конца ПМВ). Всё остальное - вопрос тактики и конкретных условий. Ниже я отдельно об этом поговорю, сейчас же просто кратко отмечу, что каких-то прям супер прорывных инноваций в этой сфере не было. Да, в ходе войны разработали новый тип сонара, который был более удобен в обращении, чем старый. Да, появились специальные бомбомёты для глубинных бомб, с ними топить обнаруженную подлодку было проще, чем обычным сбрасыванием взрывчатки с кормы. Но ничего из этого не носило революционный характер. И отсюда у нас возникает один интересный вопрос: а что немцы делали по части противодействию сонару или глубинным бомбам? Вопрос этот очень важен, поскольку именно благодаря комбинации этих двух технологий союзники и перетопили львиную долю немецкого флота. По сути, можно даже представить эту проблему одним слегка гротескным, но доходчивым способом: противолодочная война в исполнении союзников была таким змеем о двух головах - одна голова была представлена бомбардировщиками с радаром, а вторая - эсминцами с глубинными бомбами и сонаром. Первую голову змея немцы честно отрубили, путём внедрения шноркеля. Но как быть со второй? Причём, если мы добавим в эту формулу тот факт, что сонар и глубинные бомбы появились до начала войны, а радар на самолётах - уже после, то картина становится вдвойне интересной. Получается, что змей-то изначально был одноголовым, и вторую голову он отрастил уже потом, после того, как немцы начали сражаться с первой головой. Так что, повторюсь, тема эта приобретает всё более и более интригующий характер: что конкретно немцы предпринимали по поводу всей этой истории с сонаром? Я предлагаю здесь ничего не додумывать, а просто вновь обратиться к Дёницу. Давайте почитаем, что нам хочет рассказать по это поводу главнокомандующий всем немецким подводным флотом. В части, касающейся развития Кригсмарине в довоенный период, Дёниц пишет (самые важные моменты я выделил жирным шрифтом):

…Что касается тренировок первой появившейся у нас после 1918 года подводной флотилии, я не получал ни приказов, ни каких бы то ни было инструкций — ничего. Но я был этому только рад. У меня имелись собственные идеи на этот счет и четко сформулированные цели:

1) Я хотел максимально вдохновить мои команды, вселить в их души энтузиазм, внушить абсолютную веру в подводный флот и беззаветную готовность служить на нем. Только при этом условии люди сумеют справиться с суровыми, порой мрачными буднями службы на подлодках. Здесь недостаточно одного только профессионализма. И первым делом мне следовало помочь людям освободиться от внушенного пропагандой мнения, что благодаря изобретениям англичан подводные лодки являются оружием, которое уже потерпело поражение. Я непоколебимо верил в боевую мощь подводного флота. Я всегда считал субмарины первоклассным наступательным оружием в морской войне, лучшим из возможных торпедоносителей.

2) Команды подводных лодок следовало, насколько это возможно, подготовить к действиям в условиях войны. Я хотел, чтобы мои экипажи в мирное время получили возможность столкнуться со всеми возможными ситуациями, которые могут возникнуть во время войны, чтобы, если нечто подобное действительно произойдет, мои люди могли бы с этим справиться.

3) В качестве дальности выстрела, с которого подлодка должна поражать цель как в погруженном состоянии, так и на поверхности воды, я установил расстояние 600 ярдов. С этого короткого расстояния небольшая ошибка в наведении не будет иметь существенного значения, и торпеда должна поразить цель. Если же атакуемый корабль заметит торпеду и узнает о присутствии рядом подводной лодки, будет уже слишком поздно, чтобы успеть уклониться. Летом 1935 года в школе подводников учили, что в погруженном состоянии подводная лодка должна выпускать торпеды на расстоянии 3000 ярдов от цели, чтобы избежать обнаружения британскими асдиками. Приняв командование Веддигенской флотилией в сентябре 1935 года, я решительно выступил против этой концепции. Я не считал эффективную работу асдиков доказанным фактом и в любом случае не имел намерения позволить англичанам запугивать моих людей. Во время войны довольно быстро выяснилось, что я был прав.

Охххх…. Что тут можно сказать? Да, пожалуй, ничего и говорить не надо. Дёниц сам всё рассказал предельно недвусмысленно. Какая картина у нас по итогу складывается? В межвоенные годы англичане разработали сонар, с помощью которого можно было топить подводные лодки с гораздо большей эффективностью, чем это было раньше. Немецкий флот об этой проблеме знал, и, как нам говорит сам Дёниц, был скептично настроен к самой концепции подводных лодок, как главного оружия войны на море. И это логично: зачем вам строить субмарины, если противник всё равно их перетопит? Лучше тогда построить что-то другое. Но Дёниц с этим мнением был не согласен. Он считал (опять же, я ничего не додумываю, всё с его слов), что эффективность сонара - это просто такая английская пропаганда, и в реальности большой угрозы от него не будет. Поэтому, если раньше подводники развивали свою тактику и формулировали требования к научно-техническим разработкам, отталкиваясь от идеи, что им нужно не входить в зону действия сонара, то при Дёнице всё изменилось: подводники теперь тренировались на, внимание, игнорирование сонара при выходе на позицию торпедной стрельбы. И это нисколько не преувеличение, это буквально описание тактики, которой немецкие капитаны обучались перед заступлением на должность. Так, в уставе Кригсмарине для командиров подводных лодок (с полным текстом которого можно ознакомиться, например, здесь), в отделе, касающемся проведения атак в подводном положении, говорится (самое важное я снова выделил жирным шрифтом):

…Целью атаки в подводном положении является пуск торпеды по цели с высоким шансом попадания, что достигается внезапностью и небольшой дистанцией между целью и подлодкой. Чем меньше будет эта дистанция, тем более точной будет оценка скорости, курсу, и координатам цели. Торпедная атака с короткой дистанции несёт в себе ещё и то преимущество, что контрмеры со стороны противника не успеют оказать должного эффекта - например, резкая смена курса не поможет, если торпеда выпускается с близкой дистанции.

… Эффективность шумопеленгаторов и сонаров противника зависит от состояния океана, структуры воды (наличие температурных слоёв), скорости корабля (см. секции I, B, II и III), бдительности экипажа, и других факторов. Опасность, представляемая шумопеленгаторами и сонарами противника, не должна использоваться как оправдание для отказа от торпедной атаки с короткой дистанции.

Читая такие строки, конечно, начинаешь несколько по-другому относиться к общему уровню компетенции адмиралов Кригсмарине. Одно дело - это ошибки в вопросах глобальной стратегии, это ещё можно хоть как-то оправдать. Скажем, всегда можно сказать, что у немецких адмиралов просто не было должного опыта: ведь старые кадры, которые руководили кайзеровским флотом, в 1930-х уже были на пенсии, а новые кадры выращивались в условиях ограничений Версаля, когда флот у немцев был очень мал и на какие-то важные роли в принципе претендовать не мог. Но совсем другое дело, это ошибки в тактике и техническая безграмотность. Это уже оправдать ничем не получится. По сути, что произошло: немецкие командиры, этакий коллективный Дёниц, начинают в 1930-х годах получать сведения о наличии у англичан сонара; они знают, что сонар может обнаруживать подводную лодку под водой на дальности, с которой ранее планировалось проведение торпедных атак; вместо того, чтобы озаботиться вопросом увеличения дальности торпедной атаки (скажем, разработать новые системы управления огнём или новые торпеды), или же найти какие-то другие методы противодействия сонару, немцы не делают тупо ничего - они просто говорят капитанам подводных лодок, чтобы те продолжали проводить атаки как это было ещё в Первую мировую - с кинжальной дистанции; вся немецкая методика противодействия сонару, таким образом, строилась на голом «авось» - т.е. крайне оптимистичной оценке, что во время проведения торпедной атаки эсминцы охранения попросту не смогут засечь лодку сонаром. Реальную «эффективность» подобной тактики можно высчитать довольно легко: мы знаем, что по противолодочные силы союзников потопили где-то 700 немецких подлодок, что соответствует примерно 30 000 погибших членов экипажей. Учитывая, что боевой счёт между надводными кораблями и авиацией распределялся в соотношении примерно 50/50, можно высчитать, что около 15 000 немецких подводников нашли свой покой на дне морском только лишь благодаря этой одной единственной ошибке со стороны Дёница и его окружения. Ещё раз, для закрепления: половина всех потерь немецкого подплава стала возможным просто потому, что до войны Дёниц считал эффективность сонара обычной британской пропагандой.

В общем, вопрос, каким образом немецкий подплав понёс такие потери, можно считать формально закрытым. Однако, для полного понимая сути проблемы нужно также углубиться и в техническую часть. Давайте зададимся таким вопросом: а почему немцы в годы ВМВ не смогли придумать по поводу сонара ничего путного?

Разбираемся с сонаром

Собственно, вся суть: сначала «облучаем» лодку сонаром, затем сбрасываем глубинные бомбы.

Как мы помним из первой части, одной из причин, заставлявшей немецкий военно-морской штаб со скептицизмом относиться к идее подводной войны в 1938-м году, был т.н. «АСДИК». Что же это за страшный зверь такой? На самом деле, ничего страшного там нет: это был обычный подводный эхолокатор, в простонародье известный как сонар. Общий принцип действия таких устройств можно наблюдать на серии иллюстраций ниже:

В специальной полусфере под днищем корабля располагается излучатель высокочастотных звуковых волн (на картинке обозначен как «Loudspeaker») и приёмник этих волн (обозначен как «Microphone»). Данные, получаемые с приёмника, затем выводятся на индикаторные устройства

Сонар был своего рода ультимативным ответом на проблему подводных лодок. Англичане, вдоволь настрадавшись от немецких субмарин ещё в Первой мировой, занялись активными поисками новых средств противолодочной борьбы. Старый метод поиска подлодок с помощью гидрофона был неудовлетворителен, поскольку подлодке достаточно было сбросить скорость до 1-2 узлов, и гидрофоны на надводных кораблях теряли пеленг. Кроме того, с помощью гидрофона невозможно было определить точную глубину, на которой находится подлодка, а значит, нельзя было и эффективно использовать глубинные бомбы. Поэтому в1920-х англичане начали ставить на эсминцы сонары, и теперь противолодочная борьба заиграла совсем другими красками: после обнаружения подлодки гидрофоном эсминец теперь мог сблизиться, «просканировать» подлодку сонаром, получить данные о глубине, и отправить вниз глубинные бомбы. По крайней мере, так всё выглядело в теории. На практике возникали некоторые сложности. Собственно, о них имеет смысл поговорить отдельно. Самой первой и большой проблемой были т.н. «температурные слои» на разных глубинах.

Два общих паттерна распределения эхо-волн в зависимости от температуры воды. В первом случае (верхняя иллюстрация) «луч» сонара как бы провисает на глубине, и если подлодка оказывается в заштрихованной области справа, т.н. «Shadow zone», то обнаружить её не получится. Во втором случае «луч» сонара наоборот загибается кверху, значительно снижая дальность обнаружения по глубине, но увеличивая её в горизонтальной плоскости

В чём тут было дело? Если температура воды неоднородна, и, скажем, ближе к поверхности есть слой с тёплой водой, за которым идёт слой с холодной, то у оператора сонара возникают проблема: сигнал начинает «колбасить» в разные стороны. В зависимости от условий, эхо-волны могут как обнаружить субмарину на дальности, превышающей даже паспортную, так и не видеть её почти в упор. Это обстоятельство очень сильно ограничивало возможности сонара, и, соответственно, увеличивало шансы лодки на выживание, если ей повезло оказаться в нужном температурном слое. Причем термин «повезло» здесь выбран не случайно - сама подлодка понятия не имеет, где какой температурный слой находится, и какой глубины нужно придерживаться, чтобы по максимуму затруднить работу сонара на эсминце. Здесь бы Кригсмарине мог сильно помочь батитермограф… но это была исключительно «фишка» американских подлодок, немцы у себя ничего подобного не изобрели. В общем, не имея точных данных о температурных слоях, лодка не могла рассчитывать стабильно избегать обнаружения сонаром, что, самом собой, компрометировало фактор скрытности: каждый раз, приближаясь к конвою, субмарина как бы подбрасывала монетку - то ли сонар с кораблей сопровождения обнаружит её ещё на подходе, и сверху посыплются глубинные бомбы, то ли всё пройдёт нормально и можно будет попытаться торпедировать какие-нибудь торговые суда. Заранее предугадать этот момент было невозможно.

Однако дело было не только в проблеме обнаружения подлодки сонаром. Проблема поражения уже обнаруженной цели стояла не менее остро.

Первая проблема: факт обнаружения лодки сонаром не означает автоматической выработки огневого решения. Нужно «облучать» лодку достаточно долго, что определить её курс и координаты с требуемой точностью. Например, здесь эхо-волны отражаются от оставляемого лодкой кавитационного следа, не позволяя эсминцу нормально определить дистанцию.

Основная загвоздка здесь заключалась в самих глубинных бомбах. Глубинная бомба - это, по сути, металлическая бочка, куда доверху напихали взрывчатки и воткнули детонатор, срабатывающий от заданного давления воды. Она не срабатывает от присутствия лодки поблизости, там нет никакого магнитного взрывателя. Это означает, что если при определении координат лодки мы ошиблись, скажем, ярдов на 20-30, то лодка, с высокой долей вероятности, залп переживёт. А так как бомбы нужно сбрасывать с кормы эсминца, а у сонара есть минимальная дальность, на корой он теряет контакт, то… картина вырисовывается не самая радостная. Даже небольшая ошибка в исходных данных (т.е. в координатах и курсе лодки) может полностью обесценить всё огневое решение. Хуже того, если в момент перед самым сбросом глубинных бомб, когда эсминец потеряет сигнал, лодка резко изменит курс и скорость, то залп тоже может пройти впустую. Кроме того, здесь было ещё одно важное обстоятельство, которое часто играло злую шутку с командирами эсминцев: они ведь никак не могут установить, что лодка потоплена. Вот сбросил эсминец глубинные бомбы, те взорвались, эсминец развернулся, начал сканировать сонаром последнее местоположение лодки и… ничего не увидел. Вот что должен здесь подумать подумать капитан? Сонар ничего не увидел, потому что лодка была поражена, лишилась плавучести, и уже погрузилась настолько глубоко, что вышла за дальность обнаружения по глубине? Или же она в полном порядке, а сонар её не видит потому, что там удачный температурный слой попался? Ответить на этот вопрос было довольно тяжело, особенно учитывая, что некоторые опытные подводники могли дополнительно выбрасывать мусор через торпедные аппараты, имитируя всплывающие обломки лодки. В общем случае, если после сброса глубинных бомб контакт не удалось восстановить в течение ближайших часов, то эсминцы просто покидали поле боя, и на этом история заканчивалась.

Таким образом, после обнаружения выживаемость подлодки находилась в прямой зависимости от уровня опыта у экипажей эсминцев: если капитан эсминца обладает определённым запасом терпения, на корабле осталось много глубинных бомб, оператор на сонаре сидит грамотный, и у эсминца сейчас нет каких-то других важных задач, то подлодке придётся нелегко. При отсутствии хотя бы одного из этих факторов шансы подлодки уйти живой начинают резко возрастать. Как мы помним, до периода 1944-45 годов самолёты и надводные корабли, с точки зрения эффективности противолодочной борьбы, распределялись примерно 50/50, т.е. на каждую подлодку, потопленную самолётом, приходилась одна подлодка, потопленная эсминцем, фрегатом, или шлюпом. Однако, как раз начиная с 1944-го года, этот тренд начинает меняться: самолёты несколько проседают в результативности, в то время как противолодочные корабли наоборот начинают увеличивать свои боевые счета. Никакой интриги в падении эффективности авиации нет - все дело было в шноркеле. Но гораздо больший интерес представляет увеличение эффективности надводных кораблей. Если в 1943-м году только 10% атак приводило к гибели подлодки, то в 1944-м этот показатель возрос до 30%, т.е. произошло троекратное увеличение эффективности. С чем оно было связано?

Во-первых, сами экипажи противолодочных кораблей набрались опыта. На секундочку, война в Атлантике шла уже 5-й год, за такой длительный период времени даже самые «зелёные» новички спокойно превратятся в опытных ветеранов. Опять же, этот процесс мог бы быть значительно замедлен, если бы противолодочные корабли несли потери, сопоставимые с потерями подлодок… но сама концепция подводной войны делала такой сценарий заведомо невозможным: подлодка не может эффективно бороться с эсминцем, в противостоянии 1 на 1 надводный корабль выиграет в подавляющем большинстве случаев. Коренная причина, таким образом, лежит в плоскости самой концепции: делая ставку на подводную войну, вы как бы добровольно ставите самого себя на таймер - если вы не успеете достичь нужного результата к определённому сроку, то эффективность противолодочных средств противника возрастёт тупо за счёт увеличения опыта у экипажей, и парировать это можно будет только техническими инновациями. Если таких инноваций вам не завезли - то готовьтесь платить большим числом потерянных субмарин за тот же результат.

Во-вторых, самое число противолодочных кораблей также увеличилось. Здесь нет никакой особой интриги, объясняется это явление точно также, как и предыдущее: Кригсмарине ведёт подводную войну в Атлантике уже 5 лет. Это означает, что прошло 5 лет с момента отмены плана Z, т.е. с того момента, как немцы добровольно отказались от единственного способа, который мог бы заставить англичан серьёзно вкладываться в строительство крупных надводных кораблей. В отсутствие конкуренции на море, у англичан просто не остаётся другой опции, кроме как закладывать большее противолодочных кораблей: в конце концов, не будут же они строить новый линейный флот против одного несчастного «Тирпица» во фьордах Норвегии? Таким образом, этот фактор также завязан на самой концепции: отказываясь от сбалансированного флота в пользу флота подводного, вы, тем самым, склоняете противника к постройке большего числа противолодочных кораблей.

Ну и в-третьих, также не стоит забывать про технические инновации. В деле противолодочной борьбы для надводных кораблей их было не сказать чтобы очень много, но определенный вклад за ними был. По сути, из значимого можно отметить три момента:

1) Появились новые сонары, которыми было проще удерживать контакт для выработки огневого решения.

2) Появились новые глубинные бомбы с магнитным взрывателем, что несколько уменьшило значимость ошибки при определении глубины подлодки - теперь бомба сдетонирует просто оказавшись рядом с корпусом субмарины.

3) Появились специальные бомбомёты для небольших глубинных бомб, которые позволяли атаковать подводку без потери контакта на малой дистанции, как это было раньше.

Самым важным из этого списка был именно последний пункт, поэтому на нём имеет смысл остановить отдельно.

Знакомитесь, знаменитый английский противолодочный бомбомёт «Хеджхог» собственной персоной

Собственно, что из себя представляли эти новые английские бомбомёты, они «Хеджхоги»? По сути, это была довольно простая метательная система для маленьких глубинных бомб. У неё было два больших преимущества перед классическими глубинными бомбами, сбрасываемыми с кормы:

1) Дальность пуска, позволяющая эсминцу не приближаться к подлодке на расстояние минимальной дистанции обнаружения сонара.

2) Чёткая индикация о поражении иди же не поражении субмарины: т.к. на бомбах стоит контактный взрыватель, они сдетонируют только при столкновении с корпусом субмарины. Т.е. если взрыва не произошло, то, значит, огневое решение было выработано неверно, и субмарина всё ещё сидит где-то там на глубине.

Эти два улучшения оказались настолько полезны, что «Хеджхог» стал даже более эффективным способом борьбы с субмаринами, чем классические глубинные бомбы, сбрасываемые с кормы (даже введение магнитного взрывателя не смогло переломить этот новый тренд). Теперь эсминцы точно могли сказать, была ли субмарина поражена, или же нет. Более того, теперь экипажи могли более эффективно проводить работу над ошибками: оператор сонара теперь мог поддерживать контакт как до залпа из «Хэджхога», так и после него. Если детонации зарядов не последовало, то капитан эсминца понимает, что данные с сонара неудовлетворительны для огневого решения, и может провести работу над ошибками.

Глядя на всё это дело, невольно задаёшься вопросом: хорошо, союзники действительно превратили связку сонара и глубинных бомб в эффективное противолодочное оружие, но как на это отреагировали немцы? Ведь в Кригсмарине не один Дёниц всем заправлял, наверняка там были и другие специалисты, которые понимали масштаб проблемы, и вырабатывали соответствующие контрмеры? Вырабатывали же, правда? Вопрос этот весьма и весьма непростой, и полноценный ответ на него я дам в следующей части. Здесь же я считаю нужным немного ввести читателя в контекст, чтобы было понятно, почему вся эта тема по противодействию сонару заглохла довольно быстро.

Можно ли бороться с сонаром?

Собственно, короткий ответ - нет, нельзя. Для субмарины лучший способ бороться с сонаром - это тупо не входить в его дальность обнаружения. Просто держитесь подальше от этого подводного «луча», и будет вам счастье. Но давайте здесь предположим, что такой опции у нас нет, и нам всё же нужно как-то пройти под сонаром, избежав обнаружения. На что мы можем рассчитывать?

Ну, во, первых, нашим самым главным союзником будут температурные слои. Поэтому нам нужно заранее, ещё перед атакой, собрать гидрологические данные, чтобы определить наиболее выгодный диапазон глубин, на котором наша субмарина будет прятаться. Для этого нам нужен батитермограф. Если у вас на субмарине нет батитермографа, можете про всю эту историю с температурными слоями сразу забыть: оптимальную глубину вы займёте разве что случайно.

Во-вторых, нам нужна глубина погружения. Мало ведь просто обнаружить слой - нужно ещё и иметь возможность погрузиться на глубину, где он пролегает. Общее правило здесь звучит следующим образом: чем выше у вашей субмарины параметр максимально допустимой глубины погружения, тем лучше. Большая глубина будет давать ещё то преимущество, что глубинным бомбам потребуется большее время, чтобы достичь субмарины. Опытные капитаны могут этим воспользоваться, чтобы резко изменить курс и скорость, выведя подлодку из под удара. Не стоит, однако, здесь испытывать ложных иллюзий, поскольку такой метод лишь продлевает агонию субмарины: если эсминцы не потеряют контакт на своих сонарах, то сколько бы наша субмарина не уклонялась, в итоге её всё равно возьмут либо измором (закончится кислород, и нужно будет всплывать) либо удачным попаданием глубинной бомбы.

В-третьих, нам нужна субмарина как можно меньших габаритных размеров. Дело в том, что эффективность сонара напрямую зависит от размеров объекта, от которого будут отражаться эхо-волны. Чем этот объект больше - тем проще его обнаружить. Отсюда следует простой вывод: большие субмарины плохо показывают себя против сонара. Нам нужны субмарины поменьше, в идеале - вообще миджеты какие-нибудь. Это требование, кстати, вступает в прямое противоречие с требованием к оперативным возможностям лодки: невозможно обеспечить большую дальность плавания на маленькой подлодке. Таким образом, если мы строим подлодки океанского класса, мы автоматически жертвует каким-то процентом маскировки против сонаров. Пока просто запомним этот факт, в следующей части мы к нему вернёмся.

Иииии… это всё. Да, больше способов по маскировке от сонара у нас нет (вернее, есть ещё один, но о нём также в следующей части). Строим небольшие субмарины с большой глубиной погружения, оснащаем их батитермографом, и надеемся на лучшее. Не самый оптимистичный сценарий, в общем. Здесь бы, конечно, сильно пригодилась какая-нибудь глушилка для сонара, чтобы эсминец просто не мог установить контакт. Но её так и не изобрели, потому имеем что имеем. Отсюда плавно проистекает другой вопрос: если надёжных методов по маскировке от сонара у нас нет, то, быть может, стоит вообще уйти от этой проблемы? Какие у нас есть варианты, чтобы вывести сонар за скобки, так сказать?

Тут всё становится несколько интересней. Первым, и самым очевидным решением, будет разработка такой связки оружие/платформа, которая позволит нам атаковать конвои с большой дистанции, вне зоны обнаружения сонаров эсминца. На что здесь можно обратить внимание? Например, на «умные» торпеды: нам нужно разработать специальную торпеду, которую можно было бы пускать с большой дистанции, и которая при этом была бы независима от систем управления огнём на самой подлодке. Иными словами, нам нужна акустическая самонаводящаяся торпеда. Если удастся впихнуть на торпеду гидрофон, и «подвязать» его к горизонтальным рулям, то можно не особо запариваться по поводу точности стрельбы: торпеда будет сама наводиться на шум винтов кораблей противника, нивелируем, тем самым, ошибки при расчёте данных во время пуска.

Вторым вариантом будет банальное улучшение систем управления огнём: более точный расчёт данных позволит нам добиваться нужного процента попаданий и обычными торпедами. Здесь, однако, всё упирается в электронику и механику, т.к. нам, по сути, нужен некий аналог компьютера, который будет по максимуму нивелировать ошибки оператора при выработке огневого решения. В общем, решение хоть и перспективное, но технически его реализовать будет ничуть не проще, чем акустическую торпеду.

Пожалуй, больше рабочих вариантов-то и нет. В теории, можно попытаться ещё что-то придумать с тактикой атаки в надводном положении, создав этакий гибрид субмарины и торпедного катера (отвечая не невысказанный вопрос - да, такие проекты у немцев были), но это тема эта весьма зыбкая - технических сложностей там вагон и маленькая тележка, а практическая польза весьма неочевидна. И вот на этой самой ноте мы плавно переходим к основной теме настоящего цикла - к лодкам XXI серии.

XXI проект появляется на горизонте

Разбомбленная верфь «АГ Везер», фото сделано сразу после капитуляции. Хорошо видны недостроенные корпуса лодок XXI проекта.

Пожалуй, самой интригующей темой во всей этой истории с лодками XXI проекта является вопрос целеполагания в высших командных структурах Кригсмарине. Учитывая ту ситуацию, в которой немецкий флот оказался в 1944-45 годах, запуск в серию принципиально модели подлодки выглядел, мягко говоря, не самым разумным решением. Но обо всём по порядку. Как пишет Дёниц:

…На парижском совещании эксперты Шерер и Брёкинг предложили, что, если принять уже испытанную обтекаемую форму подлодки Вальтера и удвоить число батарей, мы можем модифицировать существующие типы подводных лодок в корабли с высокой подводной скоростью. Они считали, что такие лодки, конечно, не достигнут подводной скорости, доступной для подлодки Вальтера, однако их скорость все же заметно увеличится. А если принять во внимание среднюю скорость движения конвоев противника, такого увеличения будет достаточно, чтобы обеспечить возможность атаки из подводного положения.

…В июне 1943 года, вскоре после назначения на пост главнокомандующего ВМС, я получил чертежи подлодки нового типа. Чтобы вместить дополнительные батареи, размеры лодки слегка увеличились, теперь она имела водоизмещение 1600 тонн. В течение полутора часов такая лодка могла поддерживать подводную скорость 18 узлов, а со скоростью 10–12 узлов могла идти под водой 10 часов и более. Существующие типы подлодок не могли поддерживать подводную скорость больше 5–6 узлов, да и то только в течение 45 минут, поэтому шаг вперед был очевиден. Новые возможности позволяли подлодкам атаковать вражеские конвои с перископной глубины, поскольку представлялось маловероятным, что враг в обозримом будущем сможет увеличить среднюю скорость конвоев более чем до 10 узлов. Кроме того, более высокая подводная скорость оставляла подлодкам больше шансов уйти от преследования. При скорости 6 узлов такая подлодка могла идти под водой в течение 60 часов. В дополнение ко всему модифицированная лодка была рассчитана на погружение на большие глубины, чем раньше, имела усовершенствованные гидрофоны и приборы обнаружения. К этому времени шноркель также был усовершенствован, испытан и объявлен готовым к использованию, так что новые лодки могли заряжать батареи, не всплывая.

Что мы узнали из этого фрагмента? Летом 1943-го, когда подводная война была в самом разгаре, Дёниц озаботился проблемой низкой результативности подлодок в борьбе против конвоев: авиация союзников загоняла субмарины под воду, где они уже не могли поддерживать контакт с целью. В попытке решить эту проблему, некие «эксперты» внутри Кригсмарине предложили весьма оригинальное решение: взять уже существующие наработки по «химической» лодке Вальтера (это отдельная большая история, по соображениям объёма я сейчас не буду сюда лезть), в частности - уже готовую форму корпуса, и внедрить её на обычных ДЭПЛ, в комбинации со шноркелем и увеличенным числом батарей. По задумке, лодка такого типа будет иметь возможность преследовать конвой в подводном положении, где авиация ничего не сможет ей сделать. И здесь читатель может задаться логичным вопросом: погодите, с авиацией-то всё понятно, а что насчёт сонара? Как в новой лодке будет реализована защита от сонара? Ведь если эту проблему не решить, то не будет никакого смысла в преследовании конвоя - что толку, если противолодочные корабли просто перетопят эти новые субмарины, как это уже происходит в период 1944-45 годов? И это хороший вопрос. Отвечать на него я, правда, пока не буду, поскольку это разом сломает всю интригу. На эту конкретную тему мы поговорим в следующей части. Пока же давайте вернемся к вопросу целеполагания.

Итак, летом 1943-го Дёниц даёт зеленый свет лодкам XXI проекта. Мотивация у него простая - большая подводная скорость для преследования конвоев союзников. Касательно сроков выполнения ситуация, на первый взгляд, выглядит довольно оптимистично. Как пишет Дёниц:

…Позже выяснилось, что с использованием методов массового производства на постройку подлодки типа XXI уходит 260–300 тысяч человекочасов, а обычными методами — 460 тысяч человекочасов. По плану Меркера первая лодка типа XXI должна была сойти со стапелей уже весной 1944 года. Меркер также был готов принять на себя заботу о немедленном налаживании массового производства. Это означало, что к осени 1944 года мы уже будем иметь большое количество столь необходимых стране подводных лодок.

Осень 1944-го…. Ммммммм, знаете, что-то здесь не так. Есть у меня подозрения, что чего-то здесь не хватает. По-моему, есть какая-то важная деталь, которую Дёниц упускает из вида. Я забыл, правда, как она называется…

Как известно, летом 1944-го в планах Кригсмарине появилась одна такая мааааааленькая дыра… размером с группу армий союзников в северной Франции.

А, вспомнил! У нас на лето 1944-го «Оверлорд» запланирован. Ну, знаете, эта та самая операция, к которой немцы готовились ещё с 1943-го, ради чего угрохали просто тонну рейхсмарок на укрепления береговой обороны. И в этом свете к уважаемому гроссадмиралу Карлу Дёницу возникает один вопрос: а как его замечательная лодка, которая пойдёт в серию, в самом оптимистичном сценарии, осенью 1944-го, должна помочь против десанта союзников летом того же года? Ведь если этот десант высадится на берег, то над Кригсмарине нависнет очень мрачная перспектива лишиться французских портов и аэродромов. Это будет означать, что, во-первых, для выхода в Атлантику подлодкам придётся снова, как в 1939-м, тащиться в обход Орнейских островов (где англичане, разумеется, будут концентрировать силы ПЛО). А во-вторых, без французских аэродромов можно сразу забыть про авиаразведку на море. Без авиаразведки на море можно сразу забыть про всю историю с перехватом конвоев - подлодка тупо никого не найдёт в океане, и не важно, будет ли у неё при этом высокая подводная скорость, или нет. В общем, мотивация Дёница здесь максимально неочевидна: у него на глазах назревает кризис огромных масштабов, а он ведёт себя, как бы на дворе по-прежнему лето 1943-го. Но идём дальше. Как мы помним из курса истории, «Оверлорд» прошёл успешно, и немцы таки потеряли Францию. Это означало, что война на море для них проиграна окончательно и бесповоротно. Это событие, по идее, должно было вызвать некую рефлексию среди высшего руководства Кригсмарине. По этому поводу Дёниц пишет:

…Мы снова и снова возвращались к обсуждению вопроса: оправданно ли продолжение подводной войны такой высокой ценой или же все-таки следует перейти к каким-то другим средствам? Но, учитывая величину сил противника, которые сковывала подводная война, мы постоянно приходили к одному и тому же заключению: подводная война должна продолжаться всеми доступными силами. С потерями, никак не связанными с достигнутыми успехами, придется мириться.

У нас просто не было другой возможности сковать огромные силы противника — только подводный флот. Более того, только подводные лодки, которым нет необходимости всплывать для подзарядки батарей и которые имеют высокую подводную скорость, могут дать нам надежду на возможность продолжать борьбу дальше. Нас утешало только то, что такая лодка уже существует, и каждый час приближает нас к моменту ее спуска на воду.

Как видно, общий курс подводной войны несколько сместился - теперь была важна не столько результативность подводных лодок, сколько их способность оттягивать на себя противолодочные средства союзников. Однако, такой ответ лишь порождает ещё больше вопросов: если Дёниц хочет просто держать союзников в напряжении, то зачем ему для этого проект XXI? Эта лодка ведь создавалась летом 1943-го под задачу борьбы с конвоями, а не под задачу сковывания сил. Задачу сковывания сил можно было выполнить кучей гораздо более дешёвых и доступных средств, теми же миджетами, например. Дорогущая океанская субмарина с кучей аккумуляторов, очевидно, является здесь избыточной, особенно учитывая, что сроки её готовности с осени 1944-го плавно перетекли на весну 1945-го (за это немцы могли сказать «спасибо» Люфтваффе, которое не смогло отразить бомбовое наступление союзников). В общем, мотивация Дёница для нас по-прежнему остаётся загадкой: то ли он тупо не был в курсе реального положения вещей, то просто развешивал начальству лапшу на уши, лишь бы только оправдать смысл дальнейшего существования Кригсмарине.

Но это ещё далеко не самое странное. Видите-ли, немцы, в своё время, озаботились защитой мест базирования своих подлодок от авианалётов союзников. Для этой цели они возвели специальные бетонные капониры, которые надёжно защищали субмарины от всех типов бомб союзников (кроме специальных бетонобойных образцов конца войны). Однако, сами верфи, на которых субмарины строятся, защитить таким образом было невозможно (вернее, возможно, но нецелесообразно). И англичане об этом обстоятельстве прекрасно знали. Собственно, они провели у себя оценку рисков касательно немецких субмарин XXI проекта, и пришли к выводу, что для парирования этой угрозы им даже не нужно ничего особо делать - продолжающееся бомбовое наступление перенесёт срок готовности новых субмарин настолько сильно вправо, что там и война закончится: утрируя, сухопутные армии союзников ногами дотопают до верфей быстрее, чем новые субмарины будут с этих верфей спущены. Для иллюстрации того, насколько обоснованной была такая оценка со стороны англичан, хотелось бы привести две цитаты. Первая цитата взята из американского исследования серии «Bombing Survey» 1947-го года, в частности из раздела: «German submarine industry report». Оценивая результаты авиаударов по немецкой судостроительной промышленности в 1944-45 годах, авторы подмечают, что:

…Хаотичные условия, которые воцарились в Германии в конце 1944, перебои в поставке стали, помноженные на плохой менеджмент со стороны недавно децентрализованной судостроительной промышленности, а также зависимость от сильно пострадавшей транспортной системы, привели к невыполнению плана примерно на 50%. Удалось достичь только около 20% от изначально планируемых поставок лодок типа XXI и XXIII; также ещё 127 разных субмарин находились в стадии сборки. Лишь незначительное число подлодок новых типов удалось ввести в строй до окончания боевых действий.

… На судостроительный завод фирмы «Блом унд Фосс» было совершено 7 результативных налётов между 4 ноября 1944 и 8 апреля 1945. Во время последнего рейда, было отмечено 236 бомбовых попаданий, что привело к полной остановке производства. Завод фирмы «Дешимаг» пострадал сначала от 3 небольших налётов 18, 19, и 22 февраля 1945 со стороны Королевских ВВС (КВВС), а так же от налётов 25, 27 февраля, и 5 марта 1945. Затем американская восьмая воздушная армия произвела крупный рейд 11 марта 1945, что привело к практически полной остановке производства, с тех пор на заводе была отмечена лишь символическая активность. Производство на заводе «Дойче Верке» в Киле было остановлено после крупного рейда КВВС в ночь с 9 на 10 апреля 1945. Электростанция завода была полностью уничтожена прямыми попаданиями бомб. КВВС затем снова атаковали Киль в ночь с 13 на 14 апреля 1945, но большого эффекта не наблюдалось, поскольку завод уже и так был выведен из строя. В Киле не осталось ни единого объекта «Дойче Верке», который не получил бы серьёзные повреждения от авианалётов. Когда инспектирующая группа вошла в город, верфь уже лежала в руинах.

…При инспекции сборочных цехов в Бремене и Гамбурге было выявлено, что 29 подлодок типа XXI было уничтожено в результате бомбовых ударов.

Звучит довольно мрачно. Однако, нужно понимать, что проблемы со спуском субмарины на воду - это только верхушка айсберга. Ведь для любой подлодки нужен ещё и экипаж. А любой экипаж нужно заранее готовить, причём готовить именно на подлодке того типа, на которой и планируется выходить в море. Что может быть весьма затруднительно организовать, когда немецкие порты находятся под пристальным вниманием бомбардировочной авиации союзников. Так, Эберхард Рёсслер, объясняя, почему из 115 построенных лодок типа XXI только 1 получила боеготовый статус и смогла выйти в боевой поход, говорит:

…Увеличенный темп авианалётов в Марте и в начале Апреля привёл к де-факто полной остановке производства новых субмарин, работы продолжалась лишь над теми лодками, которые уже и так были почти готовы к спуску на воду. Последняя лодка типа XXI, U-3051 покинула верфь «АГ Везер» 20 апреля 1945 (за неделю до оккупации британскими войсками); в Киле, последняя лодка типа XXIII, U-4714, вышла в море 26 апреля. Преодолевая огромные затруднения, несколько лодок нового типа было решено подготовить к боевой эксплуатации. Снова и снова уже подготовленные экипажи, ровно как и командиры с боевым опытом, были вынуждены переходить с одной лодки на другую , поскольку предыдущая оказывалась либо уничтожена либо серьёзно повреждена авиацией противника.

Далее по тексту там приводится очень большой и красноречивый рапорт немецкого капитана, общую суть которого можно кратко пересказать следующим образом: «наша лодка прибыла в порт для обучения экипажа; к этому моменту там находились ещё 4 лодки; вскоре налетели самолёты противника, потопили одну лодку, тяжело повредили вторую, убили капитана на третьей, но наша лодка пока не пострадала; начали тренировать экипаж, спустя 2 месяца самолёты противника вернулись, и потопили нашу лодку; мы запросили новую лодку, и нам её выдали; закончили обучение экипажа, но в результате авиаудара выход в море откладывается; ремонтировать лодку больше негде, мощностей в порту нет, поэтому отправились в Норвегию; в Норвегии удалось провести кустарный ремонт силами экипажа; мы уже начали тестировать лодку на глубину погружения, но тут война закончилась.»

В общем, ситуация с авианалётами была не просто плохой, она была вот прям совсем катастрофичной. Понятно, что вопросы обеспечения ПВО Рейха выходят за рамки компетенции Дёница, но всё же хотелось бы заострить внимание на этом моменте: командование Кригсмарине, в своих расчётах, вообще никак не учитывало фактор воздушных налётов на верфи. И здесь впору задаться риторическим вопросом: если бы этот фактор был учтён, и учтен корректно, решились бы немцы вообще хоть что-нибудь строить на своих верфях в 1944-45 годах?

Заключение

Повреждения на U-3052 (XXI проект) в результате авианалёта союзников на верфь в Бремене.

Что можно сказать по итогу? Решение Редера и Дёница в 1939-м сделать ставку на подводную войну было настолько провальным и заведомо бессмысленным, что тут впору заняться шпиономанией и поиском срытых британских агентов. Такой феерический уровень некомпетентности даже вообразить себе трудно. Глядя на то, как эти два товарища, в условиях морской блокады, когда каждая рейхсмарка на счету, просто так взяли и санкционировали постройку 1000+ субмарин, из которых 70% даже ни разу торпедой по врагу не выстрелили, волей-неволей задумаешься, что с такими адмиралами Гитлеру даже и врагов-то и не надо. Я искренне убеждён, что если кто-то когда-то будет составлять некий список под названием аля: «топ 10 самых бесполезных флотов в мировой военной истории», то Кригсмарине в нём непременно окажется, только лишь за одну эту ставку на субмарины (т.е. даже без учёта других их провалов). На каком конкретно месте окажется, я правда, судить не берусь, тут пусть другие любители военной истории разбираются.

Причём, и это удивляет меня больше всего, у немецких адмиралов вообще не было никакого повода для подобного феерического идиотизма. Логичным было бы предположить, что вывод о эффективности подводной войны силами исключительно одних субмарин они сделали из опыта Первой мировой… вот только в Первой Мировой ничего подобного не было.

График, иллюстрирующий результативность немецких субмарин в ПМВ : по оси ординат указано количество потопленных судов, а по оси абсцисс годы. Хорошо видно, как после введения англичанами системы конвоев в 1917-м уровень потерь в торговых судах резко упал.

Собственно, сам ход боевых действий тогда наоборот буквально кричал о неэффективности субмарин, как основного средства войны на море: немцы развернули в 1917-м масштабную кампанию против торгового судоходства, результатом которой стало прибытие на континент американского экспедиционного корпуса. Корпус этот, если что, прибыл по морю. На тех самых торговых судах, против которых субмарины якобы обладали какой-то сверхэффективностью. Объясняется этот феномен очень просто: англичане просто ввели конвойную систему, и американские транспорты с войсками и снаряжением пересекли Атлантику при минимуме проблем. Отсюда возникает логический вопрос: а зачем вам тогда вообще субмарины, если они не в состоянии нарушить единственно важную для вас коммуникацию противника? Что толку, если благодаря действиям субмарин какая-нибудь английская семья в Бристоле не получит свой набор чайного сервиза из Индии, в то время как дивизии противника беспрепятственно разгружаются во французских портах? Поэтому не стоит особенно удивляться, что когда немецким адмиралам в 1938-м нужно было с нуля разработать план войны с Англией, они тут же бросились закладывать линкоры, крейсера, да авианосцы, а субмаринам уделяли внимание лишь во вторую очередь - наученные горьким опытом, они не имели никакого желании наступать ещё раз на одни и те же грабли. А потом наступил 1939-й год, пришёл Дёниц, что-там наговорил Редеру, и всё пошло по одному месту…

Более того, в ПМВ проблема конвоев была для подлодок хоть и критически важной, но далеко не единственной. Вопрос выживаемости лодки в море также привлекал много внимания. С одной стороны, ситуация вроде бы выглядела довольно оптимистично: из специализированных противолодочных средств у англичан есть только гидрофон (которым нельзя определять глубину и который бесполезен против лодок на малой скорости) и глубинные бомбы (которое тоже бесполезны, потому что нужно знать глубину на которой находится субмарина). Тем не менее, даже при таких крайне выгодных раскладах немцы умудрились потерять почти 200 субмарин (178, если быть точным). Из этого числа примерно 50 было потеряно на минах. Отсюда следует простой вывод: даже если полностью оставить за скобками тему противостояния подлодки и надводного корабля, то мы всё ещё будем вынуждены как-то реагировать на минную угрозу. Поскольку поставить минный трал на подлодку есть затея не слишком адекватная, то приходится констатировать, что без привлечения сил надводного флота не обойтись. Т.е. если мы не хотим терять подлодки на минных полях, то, как минимум, в формулу подводной войны нужно вводить ещё и тральщики. А поскольку подлодки никак не могут защитить тральщики от надводного флота противника, то вывод напрашивается сам собой: концепция подводной войны, в которой субмарина должна действовать без поддержки со стороны остальных сил флота, является фундаментально нерабочей. Эта концепция не работала ни в Первую мировую войну, ни во Вторую. Строго говоря, мне известен ровно один случай, когда субмарины смогли оказать по настоящему стратегическое влияние на ход боевых действий: это была кампания американских подлодок против Японского судоходства в 1942-45 годах. Но тут нужно понимать, что американские подводный флот никогда не действовал в одиночку. Его всегда поддерживал американский надводный флот (где была куча линкоров и авианосцев) и морская авиация (где было вообще всё). Связка из надводных кораблей позволяла постоянно держать японцев в напряжении, не давая им инвестировать в противолодочную оборону. В общем, откуда немцы взяли идею, будто бы субмарины могут успешно воевать в одиночку- вопрос интересный. Каких-то рациональных предпосылок для такого решения в исторической перспективе вообще не просматривается.

Если же говорить конкретно про лодки XXI проекта, то иначе как фарсом всю эту историю назвать не получится. Посудите сами: первые противолодочные самолёты с радаром у англичан появились уже в 1940-41 годах - немцы на это никак не отреагировали; авианосцы, способные обеспечивать воздушное прикрытие конвоев, у англичан были ещё до войны (просто из было мало)-немцы по прежнему ничего не делают; сама концепция, согласно которой самолёт вынуждает лодку погружаться, а потом наводит на неё корабли ПЛО, также существовала ещё до войны - всё ещё нулевая реакция со стороны Кригсмарине. И вот наступает середина 1943-го года, и немцы внезапно (sic!) обнаруживают, что, оказывается, противолодочный самолёт - это проблема. И что для парирования этой угрозы лодки старого типа решительно не подходят, а значит надо вложиться в долгосрочный проект на 2 года по постройке новых субмарин… которые не успеют ни к «Оверлорду», ни к какой-либо значимой кампании на фронте вообще. Но это ещё не самое смешное. Мало того, что подводную война Кригсмарине ведёт в полном вакууме, и даже не считает нужным как-то встраивать её в общее стратегическое планирование государства, так ещё и среди всех возможных проектов новых субмарин они выбрали максимально спорный. В голове немецких адмиралов как-то так интересно химические процессы замкнулись, что они решили, будто бы лучшим ответом на угрозу с воздуха является… высокая подводная скорость. Где логика, спросите вы? Без понятия, отвечу я. Если мы возьмём и начнём в первый столбик выписывать все те проблемы, с которыми столкнулись немецкий подплав в годы ВМВ, а во второй столбик - те проблемы, которые могли быть решены субмаринами с высокой подводной скоростью, то внезапно обнаружим, что эти два столбика между собой никак не пересекаются. Ну, чисто в теории, скоростная подводная субмарина могла бы чуть лучше преследовать конвой, в случае её предварительного обнаружения авиацией. На практике, правда, не совсем понятно, откуда лодка при этом будет брать пеленг на конвой, т.к. гидрофоны на высокой скорости «слепнут» очень быстро, а перископом и радаром пользоваться нельзя (по очевидным причинам). Также не совсем ясно, что будет делать лодка, если эсминцы охранения обнаружат её своими гидрофонами и пустят по следу акустическую торпеду (о подобных разработках союзниках немцы могли как минимум подозревать, т.к. сами в эту область активно инвестировали). Впрочем, на фоне тех проблем, которые сопровождали лодки XXI проекта, вопрос уязвимости от акустических торпед как-то даже и неудобно упоминать. Видите ли, вся эта идея с высокоскоростной субмариной (безотносительно реальной ценности этой идеи) будет считаться релевантной только в том случае, если такая лодка будет нормально реализована в техническом плане. Т.е. чтобы всё её узлы и компоненты работали как и было изначально задумано, чтобы не было каких-то неожиданных дефектов, и т.д. Стоит ли говорить, что к XXI проект под такую формулировку попадал примерно никак? Уровень технического разгильдяйства, который допустили немцы при строительстве этих лодок был настолько большим, что ретроспективно можно даже сказать, что немецкие подводники должны быть благодарны англо-американских авиаторам, ведь те избавили их от необходимости выходить в море на этих… устройствах, отдалённо пригодных к подводному плаванию, скажем там. Но об этом мы поговорим уже в следующей части.

Автор: Андрей Зайцев

Список используемых источников

1. Eberhard Rössler, «The U-boat: The Evolution and Technical History of German Submarines», 1981.
2. Jak P. Mallmann Showell, «Hitler's Navy: A Reference Guide to the Kreigsmarine 1935–1945», 2009.
3. Jak P. Mallmann Showell, «Hitler's Attack U-Boats: The Kriegsmarine's WWII Submarine Strike Force», 2020.
4. Malcolm Llewellyn-Jones, «The Royal Navy and Anti-Submarine Warfare, 1917–49», 2005.
5. Headquarters of the Commander in Chief, United States Fleet
   and Commander, Tenth Fleet, «History of Convoy and Routing [1945]: United States Naval Administration in World War II»
6. Sternhell, Charles M; Thorndike, Alan M; «OEG report No. 51: Antisubmarine warfare in World War II», 1946.
7. Карл Дёниц, «Десять лет и двадцать дней. Воспоминания главнокомандующего военно-морскими силами Германии. 1935-1945 гг», 2004.