Зеркало истины. Глава 34
Алексей потирал плечо, которое сильно болело, винтовка Мосина М1891, калибра 30, с которой он воевал, обычная, но обладала сильнейшей отдачей, была пятизарядной и требовала передергивания затвора после каждого выстрела.
Вот уже третий год шла война, скупые строчки писем от Витьки сообщали ему о том, что происходит на родине. Сам он перебрался к родственникам в село, на помощь сельчанам, там не хватало тракторов и комбайнов — пахали на лошадях, боронили на коровах, а убирали урожай косами и серпами, молотили цепами. Так что в тылу, братишка, как на фронте, работаем по-военному - писал он.
В письмах мамы было иное, её волновало, тепло ли сын одет, не голодает ли и держит ли ноги в тепле? Даша писала, что жители города организовали сбор теплых вещей для бойцов. «Десятки вагонов идут Алёшенька на фронт в них полушубки, валенки, варежки, носки.
А ещё, сыночка, рабочие и служащие овощесовхоза собрали в фонд помощи 41019 рублей, а мои коллеги, учителя района, приняли активное участие в сборе средств на строительство танковой колонны “Народный учитель”, мы с отцом тоже не остались в стороне, помогли чем смогли, лишь бы поскорее закончилась эта проклятая война и ты вернулся бы домой!
Представляешь, жители Любимовского сельского Совета собрали 100 тысяч рублей на постройку боевого самолета, а рабочие Уксянской МТС с на постройку именного танка. Все, как один поднялись, чтобы приблизить нашу победу, которая у уверена, будет совсем скоро. А у нас всё по-старому, печь что-то барахлит, труба что ли забилась? Малышка Тонечка передает тебе привет, а сестрёнки просят, чтобы ты себя берег. Беспокоюсь за Сашка, давно от него вестей не было, вдруг где увидишь на фронте, черкни, душа изболелась за вас обоих».
Вот и сейчас, вымокший от нудного осеннего дождя, зарядившего с утра он словно согрелся, вспомнив строки материнского письма. Её записку с молитвой он бережно хранил, пряча от людских глаз, чуть выцветшие строки уже знал наизусть и особой нужды доставать её лишний раз у него не было, теперь ему достаточно было прикоснуться к тому месту, где лежала записка рукой, прошептать молитву, чтобы уверенность и мужество снова к нему вернулись.
Он не любил убивать, хотя на его счету уже были сотни точных попаданий, дистанция для него не имела никакого значения. Часто в прицеле он видел выражение глаз ничего не подозревающего человека, который умрет в эту же секунду, от его рук, но жалости не было. Он знал: если не выстрелит он, выстрелят в него.
Дождь шелестел по жухлой листве, попадая за шиворот, маленькая белорусская деревушка Турки-Перевоз оказалась в центре обороны, которую держала дивизия Алексея. Солнце клонилось к закату и недавно шумевший бой постепенно затихал, когда в траншеях противника, за которыми наблюдали снайперы, началось какое-то движение.
Алексей прильнул к прицелу, у землянки стоял долговязый, рыжий немец с повязкой на левом глазу и красным, свежим шрамом на правой щеке. Был он каким-то несуразным, нёс большой какой-то ящик к окопу, прижимая его к животу.
-Ребята, - вполголоса крикнул Алесей в сторону кустов, где находились его товарищи, - долговязый мой! Немец в это время дошел до окопа и увидев убитых снайперами сослуживцев растерялся, оторопело застыл на месте, словно не знал, что делать дальше.
Из укрытия выскочил офицер, сбил его с ног, но на землю уже упал мертвым, товарищи Алексея не дремали. Он по-прежнему видел в оптику долговязого, его глаза, шрам, но уже не видел разметки на прицеле. Диоптрии «поплыли», и он снял палец со спускового крючка: пусть немец живет...
-Эй, ты чего сегодня оплошал? – спросил у него Сергей, с которым он подружился за это время, -немец же у тебя на мушке был, можно сказать чик и готово! Алексей что-то пробормотал невразумительное, оправдываясь, он и сам не понял, почему не сделал тот выстрел и пожалел немца…
Тихая осень вступила в свои права дожди зарядили на целую неделю, давая отдых советским солдатам, дороги развезло, на фронте наступило кратковременное затишье и лишь Алексей и его товарищи каждый день уходили на задания.
Однажды, возвращаясь с очередного, он заприметил в темноте мужчину, который, согнувшись читал при свете луны, нахально сияющей на вымытом дождем небе.
-Стихи читаете? –спросил он незнакомца, остановившись возле него и махнув товарищам, чтобы шли дальше без него. Что заставило его замедлить шаг в этот миг? Он и сам не знал, посчитав чуть позже это знамением.
-Никак нет, товарищ лейтенант, молитвы, - ответил ему рядовой.
-Так вы что - верующий?
-Верующий, а вы, товарищ лейтенант?
-Да как вам сказать? Алексей оглянулся, не слышит ли кто и присев рядом достал записку с молитвой от матери, зачитав её по памяти.
-Это очень хорошая молитва, Пресвятой Богородице за детей, вместе с силой материнской любви и Господа защищает вас, -тихо сказал незнакомец.
-А вы знаете, я же из небольшого городка, что за Уралом находится, Далматово называется, так у нас свой монастырь имеется, да, мужской. Помню, как в детстве мы там все подвалы и колокольню обследовали, всё богатства искали.
-Ну и как? Нашли, -полюбопытствовал собеседник.
-Кое-что я нашёл, -сказал Алексей, вглядываясь вдаль, освещенную лунным светом, однажды такое приключилось со мной и моим другом Витькой, вы только послушайте! Он начал свой рассказ и словно вновь очутился в том подземном ходе, ощутил темноту, страх за друга и благодать от появления Далмата.
-Вы мне верите? –спросил он незнакомца, -я только матери тогда рассказал, а теперь вот вам.
-Отчего не поверить, неисповедимы пути Господни.
-Меня Анатолий зовут, - представился собеседник, до войны я иеромонахом был. Служил в одном скиту, а потом его закрыли и всю братию отправили в лагерь, оттуда на фронт. Так я здесь оказался.
Надо сказать, что 1943 году для восполнения колоссальных потерь на фронт поступили заключенные из многих лагерей. В основной массе своей это были уголовники-рецидивисты: аферисты, щипачи, медвежатники и даже мокрушники –осужденные за убийства.
Среди этой разношёрстной массы встречались и священнослужители, отличавшиеся от остальных каким-то внутренним спокойствием и –замкнутостью. Они не выделялись среди других бойцов, та же форма и шинель, но почему тогда закоренелые преступники прислушивались к ним и уважали? Советовались, просили помощи и скрывали от командиров их прошлое?
-Значит молитесь за нас? –продолжил разговор Анатолий.
-Молюсь.
-А как же эта ваша заповедь христианская, не убий?
-Тут я вам вот что скажу, нет большей любви, кто положит душу свою за други своя, Алексей, -ответил иеромонах, -православная церковь всегда разделяла судьбу народа: и испытания вместе с ним несла, значит так тому и быть, а после Бог рассудит. Алексея окликнули, и он досадливо поморщился, товарищи приглашали его к столу.
-Мы же ещё поговорим? –спросил он священника, уходя.
-Непременно, -ответил тот, вновь склоняясь в молитве.
Эти встречи были редки, но всё же им удалось поговорить ещё не раз на духовные темы, обсуждали разное, даже спорили иногда, но Алексей заметил удивительное, как-то не броско, не навязчиво, естественно, священник и на фронте продолжал свою проповедь, своё служение Богу.
После этих встреч Алексею всегда становилось легко, как тогда, в подземелье, а вражеские пули облетали его стороной, словно он был заговоренный. А вот Анатолию не повезло. Как-то возвращаясь из штаба, Алексей заметил суету в расположении части, увидел носилки и тела, лежащие на земле, прикрытые шинелями.
-Что случилось? –спросил он у солдата, подбегая к носилкам, завидя знакомое лицо священника.
-Снайпер, немчуга недобитая! –сердито сказал он, наблюдая за тем, как другие бойцы подносят ещё тела.
-А в меня промазал,- попытался улыбнуться ему белый, как полотно, Анатолий.
-Тише, не разговаривайте, -попросила его медсестра, укрывая сверху одеялом.
-Вы вот что, лейтенант, когда война закончится, пожалуйста, идите в храм и поставьте там свечку за здравие и за упокой раба божьего Анатолия, закажите благодарственный молебен Спасителю.
-Да что вы, Анатолий такое говорите? Сами и поставите, -возмутился Алексей, глядя на то, как качает огорчено головой медсестра.
-Отходит, - шепнула она ему, -прощайтесь с товарищем.
-Я умру сейчас, а вы выживете, я знаю, я уверен в этом, пообещайте, что выполните мою просьбу! –прошелестел священник, еле проталкивая слова сквозь иссохшие губы, глаза его впали, темное полукружье и вылезшая черная щетина делало его лицо неземным. Он был уже там, шагал навстречу к Богу, пытаясь напоследок приобщить к вере ещё одного человека.
-Обещаю,-тихо сказал Алексей, беря холодную руку священника в свою. Тот вздохнул и отошёл.
Несколько дней Алексей выслеживал того снайпера, что убил Анатолия и когда нашёл, палец его не дрогнул.
Уже после Победы, весной 1946 года, когда он находился на длительном излечении в Москве, в палату зашёл врач с совершенно необычным предложением, посетить Пасхальное патриаршеское богослужения. Желающие тут же нашлись, выздоравливающие изнывали от скуки, и Алексей, вспомнив про обещание данное умирающему священнику, поехал тоже. Та поездка изменила всю его жизнь, он понял, что станет священником.
При написании главы использованы воспоминания о ВОВ, в частности Ерофеева Н.С. размещенные на Проза ру. его сыном Владимиром Островитянином.
