Он не считает себя учёным и философом, гордится званием преподавателя высшей школы и уверен, что добру можно научить. Однажды по ошибке зайдя на кафедру философии, где оказалось место ассистента, Александр Борисович ТУГАРОВ прошёл в родном вузе славный путь, став доктором философских наук, профессором, деканом факультета педагогики, психологии и социальных наук.
— Александр Борисович, расскажите, как вы учились философии.
— Философии я учился в аспирантуре на одноимённой кафедре Ленинградского государственного педагогического института им. А. И. Герцена. Посещал лекции профессоров кафедры. Помню лекции профессора Павла Львовича Иванова. Интересный человек, питерский интеллигент, театрал. Позже я узнал, что он чуть не погиб на Невском пятачке в годы Великой Отечественной войны и завещал потомкам развеять там свой прах.
Я застал удивительное поколение профессоров-фронтовиков. Помню лекции моего научного руководителя профессора Сергея Степановича Батенина, аспирантские семинары профессора Бориса Андреевича Ерунова.
Восполнял отсутствие базового образования по философии лекциями по истории философии профессора Ленинградского государственного университета Кисселя. И, конечно, самообразование: самое памятное для меня место в Ленинграде-Петербурге — это научные читальные залы «Публички», так в те годы мы называли ныне Российскую национальную библиотеку в Санкт-Петербурге на улице Садовой.
— Как философия не просто стала интересными взглядами мыслителей, а всецело вошла в ваше мировоззрение?
— Парадоксально, но я не считаю себя философом и не считаю себя учёным. Вот уже 45 лет я преподаватель высшей школы, имеющий учёную степень и учёное звание и время от времени публикующий научные или философские статьи и другие работы.
Я не занимаюсь профессионально научными исследованиями в сфере социально-гуманитарных наук (социология, социальная педагогика, теория социальной работы), потому что почти всё время погружён в преподавательскую деятельность и вот уже почти четверть века занимаюсь административной работой, являясь деканом факультета. 12 лет это был факультет социологии и социальной работы ПГПУ им. В. Г. Белинского, и в декабре будет 12 лет, как я был назначен, а потом и избран деканом факультета педагогики, психологии и социальных наук.
— А почему вы всё же не считаете себя философом?
— Попробую объяснить. Если говорить о классической философии, то философ — это человек, у которого есть своя система философского знания. В неё входят онтология, гносеология, этика, аксиология — целый ряд дисциплин, которые формируют собственную философскую систему. У меня такой философской системы нет, да и, наверное, быть не может. Помогает ли мне философия как мировоззрение в профессиональной деятельности преподавателя высшей школы, профессора и декана? Конечно, помогает! Всегда вспоминаю Аристотеля: философия начинается с удивления. Если ты задумался над тем, что ещё минуту назад казалось тебе очевидным и обыденным, задумался и пытаешься понять глубинные причины чего-либо, выявить принципы, установить причинно-следственные связи — ты уже начал философствовать.
— Каким был ваш научный путь?
— Всё произошло внешне случайно, но сам путь был вначале непростым.
Я завершил обучение в Пензенском государственном педагогическом институте имени В. Г. Белинского в 1976 году, где учился на историко-филологическом факультете, и получил квалификацию учителя истории, обществоведения и английского языка. Был направлен по распределению на работу в среднюю школу № 43 города Пензы. Проработал буквально два месяца, и меня призвали в армию. Служил в войсках Краснознамённого Прибалтийского военного округа, штаб которого находился в Риге. Кто же думал тогда, что спустя годы про меня и таких, как я, наши западные «друзья» будут говорить, что мы были в оккупационных войсках на территории «ныне свободной Латвии». Отслужив, вернулся в Пензу. Помню, мама протягивает мне записку и говорит: звонил преподаватель из института, просил тебя зайти — на кафедре освободилось место ассистента. Я пошёл и, как потом выяснилось, зашёл не на ту кафедру. Меня ждали на кафедре политэкономии, но я заглянул на кафедру философии — просто дверь была ближе. И там, оказалось, тоже была свободная ставка ассистента.
Всё нам дано свыше: экономистом я бы точно не стал. Так начался мой путь преподавателя вуза. Занятия вёл на разных факультетах — историко-филологическом, естественно-географическом, физмате. Если сейчас перечислять тех, кто были моими студентами в те годы, то среди них будет немало известных людей. Ну, например, заместитель директора Пединститута Михаил Александрович Пятин, завкафедрой «Иностранные языки» Наталия Анатольевна Павлова, завкафедрой «Русский язык и методика преподавания русского языка» Инесса Геннадьевна Родионова. Это говорит о том, что у меня действительно долгий путь в профессии.
— И ещё о том, что вы вкладываете в умы своих студентов что-то особенно важное…
— Я вёл семинары. Наверное, крупицы человека, который что-то будет понимать в философии, уже появлялись. Дальше, через три года, была аспирантура. Защитил кандидатскую диссертацию. Когда вернулся в институт, Мария Васильевна Еманова, тогда наш ректор, пригласила меня к себе и предложила должность старшего преподавателя на кафедре научного коммунизма. Позже было время глубоких трансформаций, наша кафедра была переименована в кафедру социологии и политологии. Тут появилось новое поколение моих студентов. Один из них — проректор по международной деятельности Глеб Владимирович Синцов.
Никогда не говори «никогда»
— Что для вас преподавание?
— Я считаю, что это моя основная и главная профессиональная деятельность. Когда читаю лекции на русском или на английском языках, веду занятия у магистрантов, руковожу написанием рефератов по истории и философии науки у аспирантов, получаю удовлетворение. Это не пустые слова.
Я убеждён в том, что силой, принуждением нельзя заставить студента учиться. Заинтересовать тоже нельзя и не нужно. Я никогда не понимал, что значит «студенту на занятиях должно быть интересно». Интересно как развлекательно? Это не мой подход к преподаванию.
В учебном материале любой дисциплины учебного плана есть много того, что не может быть интересным. Но это необходимо понимать, необходимо знать для профессиональной подготовки будущего специалиста. Поэтому в преподавании я предлагаю своё понимание того или иного вопроса и стараюсь излагать это так, чтобы студент следовал за ходом моей мысли, оставляя за ним право и возможность иметь своё мнение. Своё, но аргументированное.
— Есть ли какой-то принцип в работе, которому вы следуете всегда, и какие аспекты с опытом вы всё же пересмотрели?
— Вспомним немецкого философа Иммануила Канта. Его правило морали: «К другому как к себе». Относись к другому так, как ты хочешь, чтобы он относился к тебе. Жизненный опыт убеждает меня в том, что этот принцип — идеал и, как всякий идеал, он для меня недостижим, но это не значит, что этому принципу не надо следовать.
Часто повторяю себе и коллегам: «Никогда не говори “никогда”!» Очень глубокая мысль. Это не хамелеонство, не приспособленчество. Это некая мудрость. Жизнь состоит из множества компромиссов, и на какие из них придётся идти, мы не знаем. Это даёт человеку возможность быть более вариативным, более гибким в принятии тех или иных решений.
— Кто для вас стал главным наставником?
— Ответ для меня однозначен: это мой научный руководитель в аспирантуре Сергей Степанович Батенин. Встречу с этим человеком я считаю самой большой удачей. Немного расскажу о нём. Сергею Степановичу было 17 с половиной лет, когда началась Великая Отечественная война. Он мало об этом рассказывал, говорил: я не люблю об этом вспоминать, потому что я обманул и уже был не прав. Воспользовавшись тем, что в советском периоде колхозникам не выдавали паспорта, чтобы не уезжали в города, он взял в сельском совете справку, где к своему имени приписал возраст двоюродного брата, которому уже было 18 лет, чтобы пойти в народное ополчение. Мой учитель ослеп в октябре 1941 года. Я никогда не спрашивал детали, как это произошло, но картина рисовалась страшная. Не видеть ни света, ни тьмы, не различать ни ночь, ни день — ему было на тот момент всего 18. В истории философии есть такое имя Демокрит из Абдер. Легенда гласит, что он сам себя лишил зрения, потому что считал, что очи мешали внутреннему видению и пониманию вещей. Сергея Степановича зрения лишила война. Он пример человека, который, не имея никаких стартовых возможностей, действительно сделал себя сам. Представьте, что такое cмоленская деревня Арефино, где он родился, конца тридцатых-сороковых годов. Сначала раскулаченная, потом коллективизированная. Что уж он там мог посмотреть?! Его визуальное восприятие мира завершилось в юности. Всё остальное — его внутреннее самопознание, самосозидание. При этом для своего времени он был одним из передовых учёных, узнаваемым и признаваемым специалистом, как сейчас бы сказали, по социальной философии, а тогда — по историческому материализму. Удивительно, но сам Сергей Степанович себя слепым никогда не считал. Он говорил: увидел, смотрю… Я в жизни много раз вспоминал, что, когда тебе тяжело и трудно, просто думай о людях, которым ещё тяжелее.
Когда я уже работал над докторской, приезжал к учителю в Санкт-Петербург где-то раз в год. Он не был моим научным консультантом, но его мнение было очень важным. Это вроде некоего камертона: если Сергей Степанович даёт добро, значит, я всё делаю правильно. И вот в одну из таких поездок, уже ближе к защите, мы стали беседовать. Я говорю — он молчит. Потом пошли гулять. Он жил на Петроградской. Я поинтересовался у Сергея Степановича, не обидел ли его чем. Он ещё помолчал и сказал: «Слушай! Ты меня больше не спрашивай, согласен я или нет, нравится мне то, что ты делаешь, или нет. Лети сам! Иначе ты будешь и дальше подстраиваться, чтобы это понравилось мне, а это не должно продолжаться долго, ты уже выходишь на уровень, когда ты должен это делать сам!» Так и полетел!
— Мудрое решение.
— Это действительно учитель! Человек, который никогда не давал себе никаких поблажек и не просил привилегий.
Мудрость философа
— «Я знаю, что я ничего не знаю» — Сократ, конечно, мотивирует на постоянное стремление к новым знаниям. А в целом: легко ли быть учёным-философом?
— Ну, эта ставшая афоризмом мысль Сократа часто понимается очень упрощённо. Профессор Арсений Николаевич Чанышев в своём «Курсе лекций по древней философии» очень интересно трактует эту мысль: Сократ подчёркивает, что знание любого человека — это ничто по сравнению с высшей мудростью, которой обладают только боги. И мудрость его, Сократа, только в том, что он понимает это. Другими словами, философу не дано обладать божественной мудростью. Но мудрость философа заключена в его способности понять это.
«Я знаю, что я ничего не знаю»: Сократ мудрее других, потому что знает, что его мудрость ничего не стоит перед мудростью Бога.
Легко ли быть учёным-философом? Не знаю: такое соединение бывает, но достаточно редко. Как правило, или учёный, или философ. Но помню, у Гегеля есть такая мысль: «Бог решил меня наказать и сделал философом». Здесь есть над чем подумать! Философствование — это творчество, часто — это муки творчества. Что ни говори, а муки — всегда муки, ведь не скажешь же «приятные муки». Это с одной стороны. С другой стороны, философу в собственном смысле этого слова, а не преподавателю философии, иногда дано видеть и понимать то, что не дано другим. Он не лучше других людей, как правило, он — философ — иной. И это иное восприятие и отношение к жизни нередко становится непростым, а иногда и тяжёлым испытанием для философа как человека. Поэтому философом в принципе быть непросто. Но это можно сказать и о поэтах, и о писателях, о художниках, композиторах, скульпторах.
Делать добро
— Факультет, которым вы руководите, имеет очень важный в наше время девиз: «Делать добро — наша профессия!». На ваш взгляд, можно ли научить молодого человека доброте, милосердию, отзывчивости к окружающему миру? И как это сделать?
— Добру научить можно — научить студента совершать в своей профессиональной деятельности правильные действия учителя, воспитателя, психолога, педагога-психолога, социального работника. Действия, которые соответствуют существующим и общепризнанным требованиям к его профессии, — это уже делать добро.
Милосердию научить нельзя — это состояние души. Но профессионально формировать у студента соответствующее отношение к нашим традиционным ценностям можно и нужно. А в основе этих ценностей нашего общества, нашей культуры — милосердие, сострадание, отзывчивость.
Вспоминаю публицистику Евгения Евтушенко середины 80-х годов прошлого века. Он писал: «Есть люди, которые будут плакать над замерзающим на улице голубем, но при этом совершенно равнодушны к судьбе всего человечества. И есть люди, которые несут в себе боль всего человечества, но при этом равнодушно пройдут мимо замерзающего на улице голубя».
Так вот, милосердие и сострадание — это та самая в этом случае «золотая середина».
— Выступая где-либо, вы всегда подбираете интересные мысли мудрых в тему происходящего и пропускаете их через призму своего взгляда. Какую книгу в своей библиотеке вы можете назвать главной?
— У каждого православного человека главная книга — Библия. Она так поэтому называется — Книга.
Чаще других в личной библиотеке беру сборник произведений социального мыслителя Питирима Александровича Сорокина «Человек. Цивилизация. Общество». Его идеи близки мне по духу, как сейчас модно говорить, созвучны по матрице мышления. Когда возникают необходимость и потребность «сверить часы», то есть что-то уточнить для себя в научном или философском подходах к конкретной проблеме, перечитываю отдельные произведения Сорокина. И чаще всего нахожу созвучный своему пониманию вопроса ответ.
Мысли не подбираю, а обращаюсь к тем или иным произведениям, чтобы найти стимул для своего ответа. Постоянно возвращаюсь к мысли, сформулированной в начале XX века в русской социальной философии: справедливость выше правды. Эта мысль помогает мне в работе, при этом не только в преподавании.
— Можно ли книги по философии читать как обычные художественные произведения? Или это особый вид рефлексии?
— Конечно, философское знание о мире и человеке и знание о мире и человеке, которое даёт художественная литература, — это разные «знания» по форме, по стилю, по содержанию, по структуре. Вряд ли кто-то сможет читать философские произведения Гегеля как художественную литературу. Не надо забывать, что философия — это мировоззрение, наряду с мифологией и религией.
Но философы нередко писали стихи. Тот же Владимир Соловьёв. Я знал лично философа из Петербурга, который ещё в начале 1990-х годов составил и издал антологию русской философской поэзии.
Для некоторых направлений современной философии типично изложение идей в форме художественной литературы. Для меня самый яркий пример — экзистенциальная философия Альбера Камю, который при этом был лауреатом Нобелевской премии в области литературы. Или литературные произведения другого философа-экзистенциалиста Жана-Поля Сартра.
— Как студенту стать счастливым? Что по этому поводу думает философия и как считаете вы?
— Честно говоря, не встречал в философии непосредственно мыслей о том, как именно студенту стать счастливым.
О счастье человека как родового существа в истории философии сказано и написано очень много: на одном полюсе — явно выраженный гедонизм, на другом — строгий, пуританский аскетизм. А между этими полюсами — сотни морально-этических учений о счастье и как стать счастливым. Чего стоит только русская религиозная философия! Тот же Владимир Соловьёв с его пониманием счастья человека через смысл любви. Бог есть любовь.
Что считаю я? С годами всё чаще и чаще вспоминаю когда-то давно прочитанное у древнегреческого философа Эпикура, жившего во второй половине IV — начале III веков до Рождества Христова. Не цитирую, но передаю идею. Эпикур обращается к своему другу со словами: «Ты вчера пришёл ко мне и принёс горшочек с оливковым маслом. И сделал меня счастливым».
На мой взгляд, если не упрощать эту мысль, то в ней глубокий смысл: счастье — в умеренности во всём, в желании иметь большее, но довольствоваться меньшим. Это не рецепт счастья, конечно. Но это мудрый совет из глубины веков многим, как перестать чувствовать себя несчастным или несчастливым.
