Зачем ковшом, да из кувшина? К чему все это? Это крах! Ведь я просил не напиваться Тебя в тех грязных кабаках. Когда же мы на берегу! Зачем тебе страшиться моря? Как холод с солнышком уйдет — Нам на корабль и с ветром споря,
Кормило в руки и вперёд!
Навстречу ветру – пировать! Гулять и пить, плывя по морю! И это счастье нужно знать! Тогда не будет слёз и горя.
А ты – мне руки на плечо! И пьяный плачешь, с кем-то споря, «Подушку дай мне, – говоришь, — Под голову!» Прощай! Шалишь! Мне пить приятней – в бурном море!
А с многоликим алкоголем, Пожалуй, лучше не шутить, Будь то на суше иль на море, Сначала, вроде, сладко жить… А там, беда не за горами! И диким волком будешь выть.
Кто дурь ветров, когда, поймет? А волны! Эти прут – оттуда! А эти – катятся туда! И в этой свалке их мудреной Ты носишься туда-сюда, На корабле своём смолёном.
Толкни меня, когда Он Сам придёт! - Горланил Санчо… - Нет, Он веры не найдёт! - Только бездельников И болтунов - до чёрта.
Потом на пьяниц пал могучий сон. Был монастырь оградой обнесён. В нём - души дармоедов. Целый сонм, Что насосались крови из аорты Христовой.
Чернильный ад, белёсый сон.
Смерть, как орёл без пищи…
Чудовищ сад, куда внесён,
Как миллионов тысячи
Таких же слабых… Пауков,
Мышей летучих тени,
Скольженье змей средь сорняков
Познал, как “сад весенний”.
Чужой на ветреной заре
Неведомой печали -
Был пешкой при чужой игре.
Его не замечали,
Пока не били до поры…
Мечтал, чтобы не стало,
Да тщетно… Крики детворы,
Как птицы из металла
Над несуразицей домов -
Бетонами кварталов -
Неслись и падали… Дворов
Плац, драки злое жало,
Кровь на траве, в песке “секрет”… -
Он принял боль, как детство.
Пройдёт десяток хмурых лет,
И сыну то - в наследство?
Плыл месяц бел… Его нашли
В орешнике близ бузины.
Кричала птица. Выла мать.
Был мёртв, как мел. Чего сказать…
Спал нем и слеп. Его свезли
В пустое помещенье,
Откуда не видать дали
Да невозможно мщенье.
За нож? За ложь? За жизни грош,
Который укатился
Под осень… Матери наврёшь,
Что, дескать, докатился:
“Мечтал, смотрел на облака
И в пруд. Тянуло к рыбам,
Что не солгут? Вела строка
Своя - к ненужным глыбам
На пыльных полках? Не любил
Дом: холод, запустенье.
На сигареты не “забил”…
Его сгубило чтенье!
Ещё? Наверное, звезда,
Висящая над крышей,
Ведь труд и скука - не беда:
Живи-воруй, как мыши…”
Прикрыли веки мертвеца.
Стоял отец у гроба.
Мать мялась, плача. “Подлеца”
Кляла соседка у крыльца
Да не пришла зазноба…
А с ветки, голову свернув,
Смотрел дурак ли, гений,
Что из кошмара занырнул
В миф птичьих сновидений.
Чёрно-белая сорока проводов
Да благоухание сирени… -
Снова лето. Следом поездов
Стелются под насыпями тени,
Промелькнут как детство… Как войди
В лифт один и тот же? Не вернуть
Лет прошедших. Не найти пути -
Нити оборвались. Забудь?..
Помнится то поле желтизны
За стеклом вагона. Увидал
Жизни торжество чрез утра сны -
Райский свет чрез ледяной финал.
Облако над крышами и дождь…
Дёготный дурманный аромат,
Жаркий чад той лодки не найдёшь -
Было-сплыло двадцать лет назад…
Вот снежинка, воротник, рукав
Женщины. Я ей не позвонил.
Тридцать лет прошло. Я был не прав?
Был отвергнут и вообще не мил?..
Всё забыв, поверить в новизну
Озарений - чрез грозящий мрак,
Словно утопающий ко дну,
Вспоминая в воду первый шаг.
Армады да “Арматы”… Крепостей,
Развалин и церквей - у нас не счесть.
То в Питере, то на Байкале ждут гостей,
Покуда есть чего и пить и есть -
Вот, право, доблесть для страны и честь!
История, как ангел тот, что пал -
От худшего к ужасному идёт…
Любой “с образованием” устал
Оспаривать то Иосифа накал,
То Александра проордынкий кал,
Но нынче “умникам” заткнули крепко рот.
Да, я родился где-то… Погляди:
Прелестный город, мутная река
И не одна. Соборы на груди
Святой отчизны да кровавится закат.
В монастыре задолго до… - была тюрьма,
В резном дощатом - аромат дерьма,
Купцы, девицы, Грозный. Пустыри
И пустыни. Бордели - счётом в “три”.
Музей: иконы, чаша, древний меч.
И Пётр, хотевший дикости пресечь,
Рубивший бороды и башки вшивых с плеч…
Я помню сон про школу-“райский сад”,
Куда я бегал… Тридцать лет назад
Был свет мне вузовский, как типа “сладкий плен”.
Тогда и после - он парням взамен
Казармы, ныне же сама… Затем
Десятилетия скучного труда
Умчались, как с вокзала поезда.
“Свободная Россия” умерла.
Её мы прокляли, забив на те дела,
Что совершала дура не со зла…
Мне нечего любить! Зачем пенять
На то, что ни прибавить, ни отнять
У поколения? За что мы можем мстить
Диктатору? Мы воздуха хватить
Сумели грудью, ртами пригубить
Девичьи губы, вы - её убить.
“В поте лица твоего будешь есть хлеб,
доколе не возвратишься в землю,
из которой ты взят,
ибо прах ты и в прах возвратишься”.
Бытие 3:19
Без барочности, пустот и украшательства
Надо умирать иль созидать.
Никакого Божьего вмешательства -
Только камни. Перестать страдать,
Как песок… Вот ствол прямого дерева
Над холодным зеркалом воды,
Словно крест, как вертикаль доверия
Хоть Кому-то да неверия в труды.
Это нам дано нести с рождения
До могилы, приложиться, пить
Полной чашей. К чёрту украшение,
Раз решили почему-то “быть”.
В мир смотрю сквозь слёзы через горе,
Что застили, словно диск луны
Облака… Дано? Лишь бездна моря,
Колыханье трепетной волны,
В поте - хлеб, труды в кремнистом поле,
Безразмерная дорожная тоска
Дальнобойщика… С окраинами споря,
Воет ветер, мечет горсть песка
На краю цементного района -
Обветшавшей, схлынувшей нужды,
Где немая клеть - подобье дома,
Жуть и темень - общий быт беды…
Мрачное безумие парковок,
Забегаловок горящие шары,
Бред маньяков жизни пустяковой -
Боль и свет, что будут до поры.
Чу, в орешнике заблеял ангел зла.
Вот и нож… Как жертва всесожженья,
Мука, кровь, рождение… - дела
Канут прелой осенью - сложеньем
Гнили обратится бузина,
Ляжет лист разлапистого клёна
Слой за слоем - памятью без дна,
Утомлённо, верно, искуплённо.
“Живот твой - круглая чаша,
в которой не истощается ароматное вино;
чрево твое - ворох пшеницы,
обставленный лилиями;
два сосца твои - как два козленка,
двойни серны…”
Песни Песней 7:3,4
