В летний день 1877 года в казачьей станице Сенцовской находят в саду погибшую красавицу Марию Соколову, молодую жену старого казака. За расследование берется следователь Вишневский.
Под подозрение попадают трое:
Семен Фролов, бывший возлюбленный Марии, чей кинжал таинственно исчез
Дряхлый муж Никита Соколов
Заезжий черкес Расул, к которому Мария благоволила в последнее время
В ходе следствия выясняется, что в ночь преступления Фролов не ночевал дома, его кинжал пропал, а сам он подозрительно нервничает. А в саду, где гостит Расул, неожиданно находят кинжал Фролова! Черкеса берут под стражу.
Но так ли всё однозначно? Кто же на самом деле зарезал Марию и почему? Следователю Вишневскому предстоит разобраться в этой загадочной истории, полной тайн и интриг...
Это краткое содержание первой части захватывающей истории, ссылку на которую я прикрепил в конце текста
...Николай Петрович с интересом наблюдал за процедурой. Он поставил Фролова прислуживать доктору и внимательно следил за казаком. Вишневский приметил, как дрожат руки Семена Гавриловича, как его бросает то в жар, то в холод. Казалось, он из последних сил сдерживается. И тут врач не воскликнул: «Негодник! Насладившись прелестями женщины, он воспользовался кинжалом!»
Тут Фролов побледнел как смерть, весь затрясся и взмолился:
— Ваше высокоблагородие, дурно мне что-то. Отпустите, не могу больше на это смотреть!
Следователь разрешил Семену Гавриловичу удалиться, но велел идти за ним в отведенную под временную камеру комнату, где работал письмоводитель. Фролов остановился на пороге, затем попросил позволения присесть. В наступившей тишине, прерываемой лишь тяжелым дыханием подозреваемого и скрипом пера, Вишневский неожиданно спросил:
— Послушайте, Семен Гаврилович, зачем вы сделали это с Марией?
— Да не я это, не трогал я её, ваше высокоблагородие! - вскинулся казак.
— Полноте. Все улики против вас. Могу даже объяснить, как было дело. Вы любили Марию, ревновали. Узнав об измене, порешили из ревности и подбросили кинжал черкесу. Ведь так? - давил следователь.
— Никак нет! Незачем мне было ее губить! - стоял на своем Фролов.
— Ох, напрасно вы упорствуете, Семен Гаврилович. Только себя изводите. Облегчите душу, признайтесь. Сами знаете – сделать это легко, а каково потом с этим жить? Чистосердечное раскаяние пойдет вам на пользу, авось и судьи снисхождение выкажут. Ну же, расскажите, как всё случилось, - увещевал Вишневский.
Но Фролов был непреклонен:
— Нет, ваше высокоблагородие! Я здесь ни при чём и ничего такого не ведаю!
В этот момент в светелку ворвался запыхавшийся Сидоров с другим казаком.
— Ваше высокоблагородие! Тут Петренко видел, как Фролов вчера на рассвете мимо моего двора шел и что-то в палисадник кинул. Выходит, мой-то постоялец Расул не при чем! Зря в кутузке сидит! - выпалил Сидоров.
Казак Петренко подтвердил его слова и добавил, что перед тем, как швырнуть что-то в палисадник, Фролов будто воровато озирался по сторонам и выглядел очень растерянным и взволнованным.
Отослав Сидорова с Петренко, Вишневский вновь обратился к Семену Гавриловичу. Следователь приводил всё новые доводы, убеждая подозреваемого признаться, ведь улик против него становилось всё больше. Но упрямый казак стоял на своем: «Ничего не ведаю!»
Тогда Николай Петрович объявил Фролову, что отныне тот находится под арестом. Следователь распорядился отвести Семена Гавриловича в острог под надежной охраной, а черкеса Расула, напротив, доставить для беседы.
Услышав такое решение, Фролов будто очнулся. Вскинувшись, он вперил в Вишневского полный ненависти взгляд:
— Ваше высокоблагородие, я на вас жалобу подам! Вы ко мне пристрастны и без вины под арест берете. Сидоров с Петренко черкеса выгораживают! Это он, Расул, кинжал мой стащил да Марию зарезал! У него и вещдок нашли. Его и судить надо! А вы меня без причины за решетку упрятать хотите!
Но Вишневский оборвал дерзкую тираду:
— Жаловаться можете хоть самому государю императору. А рассуждать о следствии не вам, а мне положено по чину. Ступайте, голубчик. Бог вам судья.
Под конвоем Фролова увели, а вскоре в светелку ввели Расула Темирова.
— Скажите, Расул, ведь Мария Соколова очень вам нравилась? Вы за ней ухаживали. Неужто так и не добились ее расположения? - приступил к допросу Вишневский.
— Нравилась, ваше высокоблагородие. Очень нравилась. А так ничего не было. Может, и было бы что, кабы не порешили ее. Да разве ж я стал бы губить красотку такую, если б она меня полюбила? - искренне недоумевал Расул.
Из дальнейшей беседы следователь узнал, что Мария не раз жаловалась Расулу на ревность Фролова, на то, что казак в последнее время запрещал ей даже видеться с черкесом. Но, видно, запреты только сильнее влекли молодую женщину к Расулу. Еще за пару дней до преступления Фролов застал их на лугу за станицей, где парочка мирно прогуливалась и ворковала.
В голове Вишневского сложилась ясная картина преступления. Семен Фролов страстно любил красавицу Марию. Как всякая женщина, молодая казачка была неравнодушна к мужскому вниманию и охотно играла с огнем, кокетничая с ухажерами. Закрутив роман с Фроловым, она наслаждалась его обожанием, пока в станице не появился статный красавец-черкес Расул Темиров. Новый поклонник не на шутку увлек ветреную казачку. Семен Гаврилович почуял неладное и стал всячески препятствовать их встречам, но тщетно. В какой-то момент терпение обманутого кавалера лопнуло, и он накинулся на неверную зазнобу с кинжалом. А затем, дабы отвести от себя подозрения, Фролов подбросил орудие убийства черкесу, невольному виновнику трагедии.
Следователь освободил Расула из-под стражи и отпустил восвояси. В этот момент в светелку заглянул уездный врач, который уже успел завершить все процедуры и теперь спешил запротоколировать результаты. Пробежав глазами составленный медиком документ, Вишневский не обнаружил ничего нового. Кроме удара кинжалом в сердце, иных повреждений не имелось. По всему выходило, что роковому удару предшествовали любовные утехи душегуба с несчастной Марией.
Николай Петрович распорядился перенести тело Марии Соколовой, уже уложенное в гроб, в часовню. Затем он отписал местному священнику, чтобы тот позаботился о христианском погребении убиенной.
Вскоре уездный врач с фельдшером уехали, а Вишневский остался ночевать в Сенцовской станице, чтобы назавтра завершить все формальности. Утром следователь проследил, чтобы понятые подписали протоколы осмотра, составил постановление об аресте Семена Фролова и с надлежащими бумагами препроводил арестанта в острог города N.
Марию Соколову предали земле по христианскому обычаю. Николай Петрович передал дознание прокурору и вскоре с головой окунулся в другие служебные хлопоты, позабыв о деле Фролова.
Прошло порядочно времени, прежде чем Вишневскому вновь довелось посетить по делам губернский Екатеринодар. Завершив все неотложные дела, следователь заглянул в городской острог. Тюремным замком в ту пору заведовал отставной военный Конский, давний знакомец Николая Петровича. Вишневский весьма уважал начальника тюрьмы за гуманное отношение к заключенным и честность. Конский не утаивал казенные деньги, не крал продукты, и арестанты получали все, что им полагалось. Жалоб от острожников на Конского отродясь не поступало.
Устроившись в кабинете начальника тюрьмы, Вишневский попросил доставить к нему для допроса двух арестантов - Пшикова и Житного, обвиняемых в разбое.
— А ведь по вас, Николай Петрович, тут еще один ваш подопечный слезы льет - Семен Фролов из Сенцовской станицы, - внезапно сообщил Конский.
— Ах да, припоминаю. Это который Марию Соколову зарезал. Неужто дело его уже слушалось? - поинтересовался следователь.
— Как же, слушалось. На каторгу голубчика определили, на десять лет. Только ведь он на следствии во всем запирался. Судили его, почитай, по одним уликам, вами добытым. А недавно Фролов во всем покаялся, сперва тюремному священнику, а после и мне всю подноготную выложил, - поведал начальник острога.
— Занятно. И что же он поведал? - живо заинтересовался Вишневский.
— А хотите, я вам его самого представлю? Пусть сам все и расскажет, - предложил Конский.
— Нет уж, избавьте. Пересказывайте своими словами, - отмахнулся следователь.
И начальник острога принялся излагать исповедь арестанта Фролова:
— Дело было так, Николай Петрович. Под Светлое Христово Воскресение все острожники, окромя хворых, были у заутрени и обедни в нашей тюремной церкви. Ну и я, конечно, тоже присутствовал. Только слышу - как грянуло «Христос Воскресе», кто-то в задних рядах зарыдал в голос, да так надрывно! Протиснулся я меж арестантов, глядь - а это Фролов на коленях стоит, весь в слезах, сам белее мела. Я к нему, а он утерся и отвечает: мол, по дому взгрустнулось, по родной станице. Но на обедне опять то же самое приключилось, да еще пуще прежнего. Пришлось даже Фролова из церкви увести, в камеру препроводить. Там он до конца службы в истерике бился. А уж когда батюшка с крестом и святой водицей острог обходил, Фролов ему в ноги кинулся и разрыдался пуще прежнего: «Совесть замучила, отче! Не могу более терпеть этой муки!» Тут он священнику во всех грехах и покаялся. Ну а опосля и мне всю подноготную выложил.
Вишневский слушал Конского, затаив дыхание. А начальник острога, меж тем, продолжал пересказывать исповедь Фролова:
— Семен-то в станице своей богатеем слыл, ни в чем нужды не знал. Правда, женушка ему досталась хворая да худосочная, и Бог деток не дал. Но в целом жил Фролов припеваючи, пока в станице не объявилась эта Мария, прости Господи. И на кой только она старику Соколову сдалась? Сам - глухой, слепой, еле ноги волочит, а поди ж ты - молодую красавицу в Ростове высватал! Для Марии, конечно, дряхлый муж был что твой клад заветный - богат, долго не протянет, значит, вдовушке молодой на всю катушку погулять можно будет. Впрочем, она и при живом-то муже не скучала.
— Двор Соколовых аккурат возле Фроловых был. Вот Семен с Марией раз увиделись, другой, и поняли, что жить друг без дружки не могут. Закрутили они любовь горячую, тайную. Семен с той поры свет белый невзвидел, все о Марии думал, часу без нее проводить не мог. А и было о ком мечтать! Красавица писаная, кровь с молоком, формами пышная. Одно загляденье! Как она собою любовалась, как за своим телом ухаживала! Мыла его в баньке дочиста по два раза на дню, меняла тонкое батистовое белье, прислугу держала. Жила барыней, палец о палец не ударяя. И на старого мужа - ноль внимания. Семена при муже принимала, бывало, в соседней горнице, за стеной. Хохотали они там, миловались напропалую - благо Соколов слеп был и глух.
Конский громко кашлянул и продолжил:
— Два года блаженствовал Семен, на седьмом небе был. А тут в станицу черкес Расул пожаловал, из Кавказских гор. И приметил Фролов, что Мария на того дикаря глазищами своими голубыми стрелять начала. Охладела она к Семену, завздыхала по черкесу. Ну, Фролов следить за ней повадился. Высмотрел, что и встречи у них тайные случались. А как-то раз и вовсе застукал парочку на лугу за околицей, голубков ненаглядных.
— Не стерпел Семен, на другой же вечер пригласил Марию к себе в сад яблоневый, для серьезного разговора. Сначала миловались они, как обычно, но любовь-то со стороны Марии, как потом оказалось, притворной была. Ну, Фролов возьми да и спроси напрямки: мол, неужто разлюбила, зазноба ненаглядная, на черкеса меня променять удумала? А Мария ему с усмешкой и отвечает: мол, догадлив ты, Сенечка. Надоел ты мне хуже горькой редьки, а Расул - он молодец пригожий, ловкий да статный. Его я и полюблю теперь.
— Кровь бросилась Семену в голову, помутился разум-то. Выхватил он кинжал из-за голенища да с криком: «Не доставайся же ты никому!» пустил в дело. Рухнула красавица на землю, а меж яблонь багряное пятно разлилось.
— Будто ошпаренный, кинулся Фролов со двора прочь, к дому Сидорова, где черкес квартировал. Подкрался к палисаднику, швырнул через ограду кинжал своему разлучнику ненавистному, Расулу. А после воротился тайком в свой сад, к Марии, и давай там убиваться, лицо холодеющее целовать, в ногах валяться. Лишь под утро, когда совсем уж рассвело, Семен в клуню спать побрел. Да какой уж тут сон...
— Скоро прибежала к нему жена, перепуганная, о страшной находке своей рассказала, о том, что Мария в саду лежит. Но Фролов и в ус не дул, как ни в чем не бывало, отправился старику Соколову да соседям о случившемся сообщать.
— Ну а дальше вам, поди, лучше моего ведомо, Николай Петрович. Вы ж его, голубчика, в два счета раскусили. Как вы его тогда стращали, увещевали во всем повиниться! Кается теперь Семен, что не послушал вас тогда, дурень. Авось, прояви чистосердечность, и срок бы ему поменьше вышел. А теперь - на вот, отдувайся на каторге.
— Про Марию вот что Фролов сказывал. Как вспомнил он в церкви, в заутреню Пасхальную, как стояли они с ней в родной станице плечом к плечу, и как радостно переглянулись они, когда «Христос Воскресе» грянуло. Это, вишь, в первый год их тайной любви было. Первый раз лишь они тогда поцеловались тишком, и истинно новая жизнь для них обоих воскресла в ту ночь. И заплакал Семен, и сказал - все б отдал, лишь бы хоть часок тот заветный вернуть, рядом с Марией побыть...
— Вот оно как, Николай Петрович. Опасное это дело такая любовь неистовая, всепоглощающая. Не доводит она до добра, почитай, никогда, - закончил свой рассказ Конский.
— М-да, любопытнейшая история, - задумчиво произнес Вишневский. - Кстати, не навещает ли арестанта его законная супруга?
— Как же, является. Вроде бы даже согласна за ним на каторгу отправиться, - отозвался начальник острога.
— Вот оно, значит, какова - любовь истинная, всепрощающая, - покачал головой следователь.
Завершив все неотложные дела в городской тюрьме, Николай Петрович распрощался с Конским. Вскоре Вишневский покинул Екатеринодар, а еще через месяц и вовсе уехал из Кубанской области, получив новое назначение. С тех пор он больше ничего не слыхал о Семене Фролове и его злосчастной любви к Марии Соколовой.
Но историю эту следователь запомнил на всю жизнь. Ведь в ней, как в зеркале, отразились одновременно и темные, и светлые стороны той непостижимой, неодолимой силы, что зовется любовью. Низменная страсть, ревность слепая, безрассудная с одной стороны. А с другой — та тихая, кроткая, жертвенная любовь, что все прощает и на все готова. Два лика одного и того же чувства - точно свет и тьма, точно ангел и демон...
Вот такая история. Всем читателям моего канала спасибо за прочтение! Ваши лайки и комментарии помогают каналу в развитии, так что не стесняйтесь!
Часть 1: