Феодал Чжоу любил порядок.
Ведь Конфуций призывал к порядку, не так ли?
Да, Конфуций умер в бедности, но конфуцианство завоевывает территорию Поднебесной. И теперь люди, независимо от общественной важности, повторяют как заведенные:
начальник должен быть начальником,
крестьянин — крестьянином,
сын — сыном.
А разве не так?
Феодал Чжоу снял верхний халат и прилег на низкую парчовую кушетку. Перед обедом нужно отдохнуть, иначе не получишь удовольствия от любимого блюда. Сегодня ему приготовят чоу-мен с жареными овощами. Довольная улыбка тронула губы феодала, но он сразу вернул выражению лица привычную строгость.
Может быть, Конфуций слишком много дал людям, а когда люди чувствуют себя должниками, они теряют покой, становятся раздражительными и думают только об одном - как вернуть долг? А Конфуций одолжил им так много, что люди никогда бы не смогли вернуть одолженное и сделали вид, что они свободны от своих обязательств. А когда он умер и оставил души людей в покое, то все ощутили не радость освобождения, а чувство вины, которое всегда возникает при воспоминании о несправедливостях, причиненных покойному.
Когда умерла Цу-дже (феодал поднял взгляд на вышитый шелковыми нитками портрет жены) он ощутил себя одиноким буйволом, тоскливо бредущим по неглубоким тихим водам Гуйцзян.По окончании траура Чжоу велел отколоть кусок известняковой скалы в районе Яншо, родины Цу-Дже, и поставить его в саду камней, хорошо видному с террасы.
Да, в супружестве он был несправедлив, не испытывая к жене той страсти, которая должна сжигать молодые тела после сладкого обеденного десерта. Феодал Чжоу грустно вздохнул, но, с другой стороны, он никогда не был скуп на дорогие подарки, которыми, как ему теперь казалось, он просто откупался от Цу-Дже. И чем больше он ей изменял, тем дороже становились его подношения.
Бедная Цу-Дже, теперь ее нет, но это не значит, что нет способа покаяться и задобрить ее дух, как задабривают богинь, принося им жертвы. Даже великие императоры династии Мин, к роду которых принадлежал и феодал Чжоу, не гнушались приходить в Храм Неба, чтобы помолиться о хорошем урожае и оставить щедрые пожертвования.
Феодал Чжоу построил в своем дворце маленький храм Цу-Дже и каждый месяц приносил покойной жене невероятные по своей необычности жертвы. Этими жертвами были молодые и красивые мужчины. Осведомители феодала хорошо знали, в какой деревне живет самая счастливая семейная пара в округе. И феодалу Чжоу оставалось только выбрать для Цу-Дже лучшего мужчину и забрать его из указанной ему семьи.
Для этого по четвергам феодал Чжоу приказывал зажечь ароматные палочки дерева фун-чи, садился на золотое кресло и, глядя на портрет любимой Цу-Дже, выслушивал торопливые доклады помощников. Тихо тлели палочки, тесное помещение быстро затягивало сладковатым дымом, сквозь который поблескивали стеклянные от страха глаза придворных осведомителей.
И шелковые глаза Цу-Дже влажнели от нежности, становясь выразительнее и притягательнее с каждой упавшей песчинкой песочных часов. И когда вышитые золотом веки Цу-Дже вздрагивали, феодал Чжоу властным движением руки останавливал шепот перечисляемых имен. И имя того, на котором прерывалось это монотонное жужжание, было именем выбираемой жертвы. Сегодня вечером осведомители назовут ему имя человека, которого Чжоу подарит драгоценной Цу-Дже.
Феодал Чжоу потянулся, проверяя возвратившиеся в тело силы, и неторопливо дернул ленту колокольчика. Вошедший слуга сопроводил господина в столовую, где на столе, разрисованном яркими павлиньими перьями, на большой фарфоровой тарелке аппетитно дымились кусочки кисло-сладкого чоу-мен.
Утро следующего дня разбудило феодала пением ручных садовых соловьев. Пятница - день жертвоприношения. Феодал Чжоу позволил слугам расчесать волосы и заплести их в ровную тугую косу.
- Доставлен ли пленник? – феодала не интересовал ответ слуги, потому что этот вопрос был привычной формальностью жертвенного ритуала.
Тяжело поднявшись, Чжоу прошел в кабинет, выходивший окнами на домашний храм Цу-Дже. В центре, на кресле с высокой спинкой, сидел молодой мужчина. Его сильные руки были заведены за спину и крепко связаны. Феодал покосился на бугры мышц молодого пленника, на его вздувшиеся шейные жилы.
- Хорошую жертву ты выбрала для себя, дорогая моя Цу-Дже, - феодал Чжоу сел, невольно засмотревшись на лицо связанного мужчины. Ни обветренность кожи, ни трещины губ не портили внешности этого человека, пристальный и прямой взгляд которого не выражал ни страха, ни беспокойства. Короткая черная щетина подчеркивала твердость широкого подбородка, а смуглый румянец говорил о безупречном телесном здоровье.
- Ты знаешь кто я? - мягко спросил феодал Чжоу.
Он не испытывал к жертве неприязни, наоборот, его охватило чувство благодарности к тому, кто отдаст Цу-Дже самое дорогое, что есть - свою жизнь.
- Да, - откликнулся мужчина.
- И как твое имя?
- Шер.
- Шер, ты знаешь зачем ты здесь?
- Нет. Меня увели сегодня из дома на рассвете, даже не дав проститься с женой.
- Зачем нам тревожить спящую женщину? - сладко улыбнулся феодал.
Пленник промолчал.
- Твоя жена хороша собой?
- Да.
- Ты любишь ее?
- Да.
- А она тебя?
- Да.
- Моя жена меня тоже любила, Шер, - сказал феодал. – Но она умерла. Заслуживает ли моя скорбь твоего сочувствия?
- Сочувствие живых принадлежит мертвым, - отозвался Шер.
- Вот как? А разве живые не достойны сочувствия? - удивился феодал.
- Чему сочувствовать, если они живы? - сказал Шер.
- Пусть, - вздохнул феодал, - пусть я не заслуживаю твоего сочувствия, и пусть оно всецело принадлежит моей Цу-Дже, я ценю твоё понимание.
- Ни у кого нет понимания чужого счастья и чужого горя, - откликнулся Шер.
- Верно, Шер, я не понимаю твоего счастья, а ты не понимаешь моего горя, - феодал свел узкие длинные брови, - но мы сходимся на том, что оба не попрощалось со своими женами. И уже не попрощаемся никогда!
- Господин, - слуга склонил голову, - Гуйр ждет.
- Зови его сюда, - феодал Чжоу опалил слугу злобным взглядом.
Но слуга был ни при чем, он говорил то, что говорил каждый раз, просто сегодня феодал Чжоу ощутил ранее незнакомое ему бешенство, залившее сознание прокаленным бараньим жиром. Похоже, что связанный пленник над ним насмехается и тешится напоследок.
Феодал Чжоу судорожно сжал края подлокотников, - а может быть, это сама Цу-Дже продолжает ему мстить , выбрав себе в жертву молодого насмешника?
- Здравствуйте, господин, - горбатый Гуйр с трудом склонил бритую шишковатую голову.
- Ты по-прежнему тот самый Гуйр, преданно служащий мне, своему господину? - феодал Чжоу почувствовал, как постепенно разглаживается рисунок бровей, сведенный гримасой ярости. Уродливый облик Гуйра всегда вызывал в душе феодала невольное ощущение удовольствия.
- Да, господин, я также предан, как и прежде!
- Это мой Гуйр, - феодал Чжоу повернулся к пленнику, - невероятный горбун из Чжэнчжоу. Расскажи о себе Шеру, ты ведь любишь, когда тебя слушают.
- Да это случается намного реже, чем мне бы хотелось, - отозвался Гуйр, - я родился в Чжэнчжоу и не был таким уродом, каким выгляжу сейчас. Мой родной город находится рядом с Шаолинем, в котором я досконально изучил все тонкости буддизма, боевых искусств, медицины, поэзии и каллиграфии. К своему несчастью, я был наивен и молод и однажды написал стихи о чистом листе бумаги, сравнив его белизну с невинностью девичьего тела. И если белый лист бумаги создан для искушения поэтов, то девичье тело - для искушения мужчин. Стихи получили огласку. Шаолиньские старцы сочли мои мысли греховными и изгнали из стен своего монастыря. Когда я торопливо и тайно покидал монастырь, то, не сдержав горделивой обиды, поджег один из его малых нижних храмов. Ночью по дороге в Чжэнчжоу надо мной разразилась невиданная гроза и одна из самых ярких молний ударила в мою спину. Я упал и потерял сознание. Придя в себя, я с трудом добрался до лекаря. А через неделю обнаружил за своими плечами вот этот уродливый горб и понял, что прошедшая гроза была проклятием разгневанного Шаолиня.
- Что ты на это скажешь? - феодал Чжоу смотрел в глаза пленника.
- Мне нечего сказать, я тоже пишу стихи, - Шер пошевелил затекшими связанными руками, - но не тайком, а для услады своей любимой.
Феодал Чжоу потер щеку, словно ощутил колючий укус москита.
- Расскажи нам о себе до конца, Гуйр.
- Да, мой господин, - Гуйр повернулся спиной, чтобы сидящие смогли оценить размеры огромного костяного нароста, - благодаря этому горбу я стал обладателем огромной скрытой силы, которая в сочетании с умело поставленным ударом поражает любого противника, будь то человек, буйвол или ствол тысячелетнего дерева.
- Приведите Гуйру буйвола, - приказал феодал Чжоу.
Старый монгольский буйвол высился в углу двора огромной базальтовой глыбой. Его гладкая, отполированная степными ветрами кожа переливалась неровными разводами оливина. Основания тяжелых рогов смыкались на мощных костяных надглазных дугах. Глаза буйвола зорко наблюдали за всем, что происходит вокруг, влажные ноздри безошибочно различали запахи, а мясистые чуткие уши улавливали звуки.
- Предки этих буйволов таскали повозки с имуществом, награбленным монгольскими войсками Кубла-Хана, - феодал Чжоу любовался буйволиными мышцами, - этим быкам нет равных по силе. Кроме силы моего Гуйра.
Феодал кивнул Гуйру. Горбун приблизился к буйволу и легко ударил его в еле заметную выпуклость на переносице, между глаз. Буйвол недовольно отвел морду и, чуть склонив рога, угрожающе махнул ими в сторону Гуйра.
- Гуйр нанес быку скрытый смертельный удар, - пояснил феодал Чжоу, - завтра в это же время буйвол умрет.
Шер молча смотрел на быка. Они были чем-то похожи, то ли уверенной неукротимостью, то ли ощущением внутренней силы, а может быть, знаниями, недоступными другим?
Феодал Чжоу взял подбородок Шера и повернул его в свою сторону.
- Удар Гуйра ускоряет движение крови по сосудам, не сразу, круг за кругом. Кровь бежит быстрее и быстрее, артерии уже не в состоянии пропускать через себя прибывающую кровь. Кровь начинает застаиваться, потом сгущаться, до тех пор, пока не превратится в вязкий сгусток, рвущий горловую артерию. На это уходит ровно сутки и буйвол не испытывает болезненных ощущений, пока внезапно его горло не разорвется от разрушительного удара собственной крови.
Феодал Чжоу заметил в глазах Шера признаки внимания и рассмеялся.
- Эй, слуги, дайте буйволу свежей травы, а потом оставьте его наедине с молодой буйволицей. Ведь он не знает, что уже умер, так пусть воспользуется всем, что может напоследок подарить ему жизнь. Ты догадываешься о том, что тебя ждет, Шер?
- Нет, - ноги Шера были широко расставлены, словно были дополнены свободой, отнятой у связанных рук.
- Я принесу тебя в жертву моей покойной жене Цу-Дже и ты умрешь, Шер, как этот буйвол, - сказал Чжоу, - ровно через день.
- Ты подаришь мне еще день? - спросил Шер.
- И тебе он запомнится, - пообещал Чжоу, - я накормлю тебя мясом, дам вина и приведу наложниц, время пролетит быстро.
- Оно пролетит еще быстрее в родном доме, - сказал Шер, - отпусти меня к жене.
- Тебе так хочется её увидеть? - мрачно спросил Чжоу.
- Да.
- И она будет знать, что видит тебя в последний раз?
- Нет, я скажу ей, что вы отправили меня с долгим поручением за море, - сказал Шер.
- И ты ничем не выдашь своей тревоги – спросил Чжоу, - и будешь любить ее так же крепко, как делал это каждую ночь?
- Да.
Феодал Чжоу задумался. Он никогда не отпускал свои жертвы перед казнью, но этот случай он счел знаком судьбы. Если этот человек, несущий в себе смерть, способен по-прежнему испытывать искреннее счастье при виде любимой и стремится провести с ней ночь, умолчав о своем будущем, а утром, в соответствии с данным обещанием, вернуться во дворец, то любимая Цу-Дже получит действительно дорогую жертву.
- Хорошо, пусть Гуйр нанесет тебе смертельный удар, и ты получишь свободу ровно на сутки, - медленно сказал феодал Чжоу, - и к полудню вернешься во дворец.
- Обещаю, - сказал Шер, - и благодарю.
Феодал Чжоу кивнул Гуйру. Горбун улыбнулся и приблизился к Шеру. Удара Шер не почувствовал, но по глазам Гуйра понял, что горбун доволен своей работой. Феодал Чжоу одобрительно похлопал по спине мерно жующего буйвола.
- Иди домой, Шер!
Всю ночь феодал просидел перед портретом Цу-Дже, вглядываясь в ее глаза и шепча, что ее ждет настоящий сюрприз, которым она останется довольна. Но тщетно. Шелковые глаза Цу-Дже оставались непроницаемыми для взора феодала Чжоу.
- Ты всегда была упрямицей, - укоризненно сказал Чжоу и погасил ароматные палочки.
Вошедший утром слуга принес чайник с зеленым чаем и крохотную чашечку. Зеленый чай взбодрил Чжоу и притупил раздражение от беспокойных снов
- Господин, - слуга низко поклонился, - пришел Гуйр и ждет вас в саду камней
- Гуйр? Зачем он здесь? - удивился Чжоу, - я его не звал.
Слуга вежливо улыбнулся.
Гуйр стоял возле известняковой глыбы из Яншо, на которой чернели иероглифы имени жены феодала.
- Чего тебе нужно? - феодалу не понравилось, что горбун торчит тут без его разрешения.
- Господин, - железный Гуйр казался подавленным, - я пришел просить тебя тут, подле усыпальницы моей госпожи Цу-Дже, принести в жертву меня, а не пленника Шера.
- О чем это ты болтаешь? - Чжоу задохнулся от гнева, - как ты, уродливый горбун, можешь об этом заикаться?
- Потому что этот уродливый горбун был удачливее в любви любого мужчины в Поднебесной, - сказал Гуйр.
Феодал Чжоу захохотал. Он задыхался от смеха, по щекам текли извилистые слезы, покрасневшее лицо сморщилось.
- И кем же была твоя избранница, уродина? - Феодал Чжоу на минуту затих, пока его вновь не погребла волна громогласного смеха. – Как её имя?
- Её имя Цу-Дже!
Смех смолк. Феодал недоуменно огляделся, словно не понимал, что с ним и где он находится. Потом осторожно, словно боясь наступить на пурпурную змею, феодал сделал шаг к Гуйру.
- Ты только что произнес имя моей жены, Гуйр, - феодал заглянул в глаза горбуна, - мне это показалось?
- Нет, господин, твоя жена Цу-Дже была моей любовницей, - Гуйр ответил феодалу прямым холодным взглядом, - она ласкала мой горб, целовала мои руки и нашептывала мне в уши нежные горячие слова.
- Нет, нет, - феодал отшатнулся, сжатые в кулаки пальцы побелели, - нет, ты сошел с ума!
- Благодаря своему горбу я обладаю огромной любовной силой и Цу-Дже, небрежно отстраненная тобой, была вознаграждена за свои страдания сполна, - горбун усмехнулся, - и главное, что вознаграждена при жизни. Ты убивал ради Цу-Дже десятки мужчин, провинившихся перед тобой только тем, что они горячо любили своих собственных жен. Но Цу-Дже не нужны эти несчастные жертвы. Ей нужен только я, счастливчик Гуйр!
Феодал опустился на землю. Ноги охватила слабость. Ему впервые в жизни стало страшно от мысли, что он бессилен что – либо изменить. Даже если он собственными руками разорвет Гуйра на тысячу кусков, ничего не изменится. Цу-Дже так и не простила его, не пожалела его одиночества. Она лишила его возможности загладить свою вину. Все принесенные ей жертвы теперь утратили смысл и являются ненужными убийствами, в которых сам он выглядит обычным палачом.
- Господин, - за спиной феодала Чжоу возник слуга, - монгольский буйвол издох от разрыва шейной артерии. Много крови.
- А Шер? - феодал Чжоу с трудом разомкнул сведенные губы. – Он вернулся?
- Шер вернулся, - слуга посмотрел на Гуйра, - но Шер жив.
- Он и не умрет, - сказал горбун, - я не коснулся Шера смертельным ударом. Всего лишь сделал вид, но ты поверил.
- Значит, еще вчера ты был готов мне открыться? - феодал Чжоу движением руки велел слуге удалиться.
- Да, я хочу умереть, - кивнул горбун, - Цу-Дже унесла с собой мою душу и ей осталось получить моё тело.
Феодал молчал. Его взгляд был прикован к иероглифам на известняке из Яншо. Губы его беззвучно шевелились. Спустя время он повернулся к горбуну.
- Убей меня, я виноват, - Гуйр упал на колени и склонил голову.
- Нет, Гуйр, ты будешь жить, - лицо феодала окаменело, - я не пущу тебя к Цу-Дже, я уйду к ней сам и никому не отдам право стать её жертвой, самой дорогой и последней. Встань, Гуйр, и подойди ко мне!
- Я этого не сделаю, - горбун поднялся и сделал шаг назад, молитвенно сложил ладони.
- Иди ко мне, Гуйр, - феодал повысил голос. Его глаза протыкали душу Гуйра сотнями горящих тростниковых палочек, - иди ближе. Ближе, Гуйр! Еще ближе. Бей!
- Господин, сжальтесь.
- Бей!
- Но я виноват!
- Я прощаю тебя, Гуйр. Бей!
Феодал Чжоу не почувствовал удара. Лишь легкое дуновение ветра.
- Все, - прошептал Гуйр.
- Благодарю тебя, Гуйр. Распорядись от моего имени освободить Шера и возвращайся в Шаолинь с покаянием, - феодал Чжоу повернулся и направился в сад камней. Там на скамейке он долго сидел перед известняковой глыбой.
Через сутки, в ароматной мгле спальни, феодал Чжоу захлебнулся собственной кровью. Несколько капелек его крови брызнули на шелковый портрет Цу-Дже, и скатились по ее впалым щекам слезинками искреннего сочувствия. И это было последнее, что увидел феодал Чжоу, перед тем как погасли его счастливые глаза.
Автор: marzan
Источник: https://litclubbs.ru/articles/59688-zhena-feodala-chzhou.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Подписывайтесь на канал с детским творчеством - Слонёнок.
Откройте для себя удивительные истории, рисунки и поделки, созданные маленькими творцами!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: