Все ещё живёте в бешеном ритме? А вот бухгалтер Потапов в итоге(спойлер) нашёл оригинальный способ замедлиться.
Итак, читайте окончание рассказа.
Напомню, Илья Иванович мечтал жить так медленно, чтобы успевать чувствовать нутром трепет мгновений.
Фотографии из путешествия в Рачейские Альбы( Самарская область), которым и навеян рассказ.
Камни бездушные.
Рассказ. Окончание.
Начало здесь. Продолжение здесь
Бог троицу любит. Дьявол ее обожает. Решающий третий раз настал для Потапова через пару месяцев.
До этого были цветочки, а тут, действительно- началось. С ним вступил в контакт сам, солнце нашей поэзии, Александр Сергеевич, в камне.
Илья Иванович имел привычку после работы заходить в Пушкинский сквер, что на одноименной улице.
Вокруг бурлила городская жизнь, а за чугунной оградой был свой микроклимат, возвышающий и слегка отдающий глубокой стариной.
Здесь Потапов мог позволить себе замедлиться до возможной степени и насладиться тягучей паузой.
Илья Иванович присел на лавочку, удобно принявшую уставший от поддержки Потапова позвоночник и устремил рассеянный взгляд на памятник.
Именно этот каменный Пушкин, взбешенный словоблудием вечно нетрезвых по причине вдохновения отцов-основателей русского рока, по их же словам, указал перстом на только что расселенный дом на Пушкинской, 10 : «Идите, забирайте и создайте уже свое новое искусство, довольно вам ныть».
Александр Сергеевич на постаменте, чересчур громоздском для поджарого, легкого на подъем при жизни поэта, стоял со скрещенными на груди руками, придерживая книжный томик под мышкой, серьезный, даже сердитый.
Как же ему скучно нести бремя славы посреди губительной суеты. Как скучно, как тоскливо…
Каменный Пушкин выпрямил руку и указал пальцем вдаль. Долго в такой позе простоять он не смог. Каменная книга стала соскальзывать из подмышки Александра Сергеевича. Он присел, ловко подхватил том и принял прежнее положение.
Потапов моментально очумел и ускорился. Так быстро он не двигался с мальчишеских времен. Бежал вслепую. Вскинутая рука поэта и палец его, прямой, с жесткими узелками суставов и отполированным ногтем, маячил пред мысленным взором всю дорогу домой.
У себя, отдышавшись, Илья Иванович путем сложных компьютерных манипуляции и гугл -карт наложил длань Александра Сергеевича на местность Санкт-Петербурга. Длань легла поверх улиц, переулков, каналов, мостов и уперлась завершением идеального пушкинского ногтя в неказистое здание.
Где-то в ином временно-пространственном измерении Пушкин, с маникюрной пилочкой в сухопарой ладони, закинув ногу на ногу и склонив озорную курчавую голову к красе своих ногтей, тихонечко хихикал.
Палец поэта уперся в урологическую клинику «Слон», прямо в ее стыдное нутро.
Потапов плюнул и отправил изображение с экрана в корзину, ибо не ведал дальнейшей судьбы своей.
***
Еще через пару месяцев с телом Потапова стало неладно.
Болел он редко, точно застыло все в нем в состоянии практического здоровья. Ни туда, ни сюда.
Надо было бы, конечно, собой заняться. Лишний вес, дряблость мышц, постоянные обещания себе исправится. Но жил и жил Потапов, как привык, нетренированный с юности.
А тут вдруг нижняя часть его утяжелилась и стала тянуть Илью Ивановича вниз.
Тупыми болями присоединилась поясница, да еще и резь при мочеиспускании добавились. Любой другой давно бы понял, что это почки, но Потапов верил в свое телесное постоянство, кряхтел, пыхтел, но к докторам не шел.
Однажды, прямо посреди рабочего дня, скрутило его так, что аж согнулся он напополам. Перепуганные коллеги вызвали скорую для непонятного Потапова. Обезболенный, в карете скорой помощи, на кушетке, покрытой холодной клеенкой, он вдыхал запах медикаментов и чувствовал, как переходит в статус больного.
Врачи обнаружили в почках камни. Начались мытарства.
Камни в Потапове оказались заковыристыми. Поначалу доктора пытались травить их медикаментами и дробить ультразвуком.
Потапов наблюдал за лицом узиста. Тот пытался засечь на экране, в мутных колыханиях потаповских внутренностей, чужеродное, чтобы обрушить на него ультразвуковой удар, чтобы измельчить и обессилить камни. Предполагалось, что тогда они сами покинут Илью Ивановича. Камни от узиста ускользали и прятались неизвестно где в недрах потаповского организма.
Узист морщился, обиженно двигал бровями и щеками, становился похож на грустного ребенка, а в Потапове, вопреки здравому смыслу вызревала гордость своей исключительностью.
Илья Иванович, видя напрасные старания докторов, сам стал изучать вопрос.
Камни в человеческих организмах зарождались с песчинок. Потапов вспомнил белый с черными вкраплениями, словно звездное небо наизнанку, песок на пляже. Пересыпаешь, бывало, его в ладонях, как в песочных часах и время вокруг притормаживает.
Народившиеся песчинки наполнялись мокрым содержимым нутра Потапова, тяжелели, кучковались и образовывали породу.. Порода, породистый, - твердил Потапов.
Окончательная причина формирования камней до конца не выяснена-утверждала наука и Илья Иванович таинственно щурился. Чего уж греха таить, что-то в нем вместе с болезнью зарождалось такое, от чего совсем не хотелось избавляться.
А вот доктора оказались категоричны - резать и немедленно. И то правда, камни в благоприятном для них внутреннем мире Потапова росли, как грибы и грозили заполнить собой Илью Ивановича.
Потапов послушно сдал анализы, подписал все необходимые для хирургического вмешательства бумаги, но в назначенный день в клинику не явился, предприняв хитрый маневр. Позвонил, выждав положенное для операции и действия наркоза время, на службу, слабым голосом доложился, что все прошло благополучно, а теперь ему нужен покой, исходя из законодательного права на больничный, а сам основательно разместился на высоком ложе, замедлился до предела и стал наблюдать за своими внутренними процессами.
Тишина стояла гробовая, никто ему не мешал, даже на кухне сковородки не гремели, точно тоже пребывали в ожидании.
Сначала ничего не происходило, Илья Иванович просто лежал. Мгновения разворачивались одно за другим. Время просачивалось сквозь него, словно сканируя. Он было задремал, как вдруг понял, что ощущает в себе, до того мягком, основу.
Основа заполняла его чрево, росла, громыхала, перекатывалась и приятно тянула Потапова к земле. Основа дышала, соблазняя остальную потаповскую плоть стать ею.
Илья Иванович с нетерпением ждал, что будет дальше. Между тем, картина его внутреннего мира прояснялась.
Сквозь рассеивающийся туман, он вглядывался глубже и глубже в себя, точно в бездну, долго-долго вглядывался, пока не достиг первозданности.
Илья Иванович Потапов сравняться глубиной с недрами земли, а через них- с космосом. Он, зародившийся из песчинки, стал твердыней, впитавшей века и с усмешкой взирал на человеческий мир, вознамерившийся раздробить его душу.
Наконец-то Потапов мог позволить себе жить медленно. Очень медленно.
***
Нетрудоспособность Потапова по всем мыслимым подсчетам должна была уже прекратиться, но к работе он не приступил, на телефонные звонки не отзывался. Тогда по месту жительства Ильи Ивановича от коллектива направилась Финогеева.
Дверь в квартиру была распахнута, как для проветривания, на визитершу дохнуло прошлым. Она поморщилась, для порядка постучала о косяк и, пройдя через кишкообразную прихожую, оказалась в безлюдной кухне. В кухне обитал дух вчерашнего борща и свежего перегара. Финогеева преодолела препятствие в виде откровенно развешенного на обвисших капроновых веревках белья и попала в длинный, слабо освещенный коридор с дверьми по обе стороны. Человеческой жизнедеятельности слышно не было. Лишь дощатый пол скрипел под ногами активистки, как обиженный кот, да на каждый ее шаг отзывалось развешенное по стенам имущество: звонкие тазы и корыта, глухие медные емкости для изготовления варенья, прочие, непонятного назначения, железяки. Велосипеды, взрослые и детские, подтягивались к звуковому сопровождению передвижения гостьи неуверенными подзвякиваниями.
Она прошла коридор до середины и, от отсутствия информации, постучала в первую попавшуюся дверь. Мгновенно, точно ждала визита, дверь открыла босая баба с выраженными рельефами на лице и покрасневшими веками. В ответ на вопрос о Потапове она молча, плавным аристократическим движением пальца снизу вверх указала на нишу в темном закутке, не замеченную было Финогеевой. Потаповская дверь была обита советским дермантином, из- под которого тут и там торчали крупные гвозди и пожелтевшие клочья ваты. Сквозь обивку стучалось глухо и активистка пару раз приложилась кулачком к деревянному косяку. Звук все равно не получился, зато в палец впилась коварная заноза. Финогеева ее выдернула. На месте занозы на пальце вздулась густая багровая капля, слизывать которую женщина побрезговала, вытерла кровь о свой бок и потянула дверь на себя. Она открылась.
Финогеева увидела на уровне глаз ступни в бывших когда-то нежно-розовыми носках. Неровности ступней обращались к ней укоризненно. Мол, проворонила ты, активистка Финогеева, своего товарища. За ступнями возвышался холм неподвижного живота.
Финогеева обошла его справа. Напротив ступней серел каменный профиль Потапова. Профиль, казалось, успел запылилось от долгой неподвижности и активистке захотелось обмахнуть его салфеткой. Тонкие, слежавшиеся в складки веки прикрывали неподвижные глазные яблоки Ильи Ивановича.
Финогеева отошла в угол и оглядела композицию со стороны.
Она была настолько безжизненна, что гостья лишь для порядка, боязливо приблизилась , приложила пальцы к шее Потапова, отчего следующая алая капля крови Финогеевой скатилась на мертвую кожу Ильи Ивановича. Ничего, кроме холода активистка не почувствовала и, ежась от случившейся неприятности, набрала неотложку.
Что делать дальше было непонятно. Женщина огляделась, обнаружила в углу колченогий стул, подтянула его к ложу усопшего и присела у изголовья. О покойном следовало думать хорошо.
Бедный, бедный Илья Иванович. Умер в одиночестве.
Дверь затворилась, изолировав Финогееву от реальности. Стало жутко.
В качестве опоры она обхватила ладонями сиденье стула и стала усиленно вспоминать хорошее про Потапова. Неотложка не торопилась.
Финогеева, живая, заботливая душа до самого конца сидела возле бывшего Ильи Ивановича. На стене бесшумно шевелили стрелками старинные часы.
На шестнадцатой минуте ожидания Финогеева, стремясь инстинктивно отодвинуть наползающий со стороны каменной глыбы ужас, полезла было в соцсети, но одернула себя.
На тридцать первой минуте ей, малодушной, захотелось убежать отсюда хотя бы под предлогом встретить скорую. Финогеева усидела на стуле.
На сорок пятой минуте, когда ждать стало совсем нестерпимо, воздух в комнате сгустился, охладился до могильного, а неотложка все не ехала, Илья Иванович Потапов медленно, глубоко, грудью и животом вздохнул, да так и замер, удержав внутри стылый воздух.
Конец
Если вам понравился рассказ, щедро тыкните по кнопке "Подписаться" здесь. Вам будет интересно, а автору приятно.
Что ещё почитать в путешествии, недлинное:
Рассказ про девушку, море и упущенную жизнь
Рассказ про Вареньку, мать, тварь и узоры
Рассказы из чудесной онлайн- библиотеки " Прочитано"