Найти тему
Николай Стародымов

Первая мировая: некоторые итоги первых месяцев войны

В истории войн, на мой взгляд, едва ли не самая непредсказуемая вещь – это процесс формирования союзнических блоков. По прошествии времени аналитики вполне аргументированно объясняют, почему те или иные страны выступили единым фронтом, по какой причине кто-то от блока отпал, или, напротив, к нему присоединился позднее… Объяснить задним числом можно всё – и гносеологические корни выявить, и причинно-следственные связи в учебниках выстроить. Но если попытаешься вникнуть в изначальную суть процесса, то понимаешь, что элемент случайности, а также личных взаимоотношений сильных мира сего нередко оказываются сильнее экономических выгод или политической целесообразности.

Со школьной поры я помню объяснение, по какой причине началась Первая мировая война. Оно ж понятно, что не выстрел Гаврилы Принципа её спровоцировал – корни куда глубже. Так вот, нам говорили, что, мол, к началу ХХ столетия все территории Земного шара уже оказались поделёнными между сверхдержавами, а только недавно объединившаяся из множества составляющих Германская империя опоздала к дележу пирога, и жаждала заполучить свою долю колоний, отжав немного у конкурентов. До поры до времени меня такое объяснение удовлетворяло.

Но потом… Потом закралось сомнение: а с чего это самое ожесточённое смертоубийство происходило на крохотном пятачке Европы?.. Здесь-то что делить?.. Перекройка границ в Старом Свете кому-то, конечно, выгодна, однако ж стоит ли овчинка выделки?..

Нужны колонии?.. Так и война, по логике, должна происходить там же: в Африке, в Юго-восточной Азии, на Индостане, в Латинской Америке, за острова между Индийским и Тихим океаном… Однако там ведь дрались между собой только относительно компактные экспедиционные корпуса, в то время как в Европе уничтожали друг другу многомиллионные армии.

То есть идея войны заключалась в том, чтобы нанести поражение, или хотя бы максимальный урон метрополии, и тогда колонии отпадут сами, после чего их легко можно будет подобрать. Другого разумного объяснения столь масштабному кровопролитию я не вижу.

Мне часто вспоминается фрагмент из книги Тура Хейердала «Фату-Хива». Между прочим, этот великий норвежский путешественник родился именно в ту пору, о которой идёт речь: 6 октября 1914 года… Так вот, довелось ему общаться с неким полинезийским островитянином, который в молодости занимался каннибализмом, не скрывал этого и не стеснялся, ибо поедать друг друга входило в традиции его народа. Впоследствии питаться человечиной аборигенам запретили законодательно, и они перешли на другие источники белка… Так вот, тот экс-каннибал никак не мог взять в толк: зачем убивать миллионы людей, и просто закапывать их тела… Убить врага ради того, чтобы съесть его тело – это ему понятно, а чтобы просто мясо пропадало… Дикий человек – он не знал слова геополитика!..

…Итак, начало Первой мировой… На мой взгляд, только союз Германской империи и империи Австро-Венгерской выглядит логичным и бесспорным. Можно понять причины, по которым единым блоком выступили Франция и Великобритания – сдружиться их вынудила бесспорная тевтонская мощь. А вот абсолютное большинство остальных стран мира при ином раскладе могли оказаться в любом из блоков. Да-да, я знаю, что История с частицей «бы» незнакома, так что я не собираюсь вести речь о том, что было бы, если бы те или иные правители решили действовать иначе. Потому приведу конкретный пример. Активист Социалистической партии Италии и главный редактор газеты «Аванте!» Бенито Муссолини поначалу выступал за нейтралитет своей стране. Однако потом начал получать деньги от Франции, и начал издавать свою газету, в которой призывал к войне против Германии, которая стремится поработить всю Европу. И в конце концов Италия выступила в войне на стороне Антанты.

Да-да, это самый Муссолини, который станет самым верным союзником Гитлера буквально десятилетием позже.

Это и есть пресловутая геополитика, вот так и складываются военно-политические блоки. Кто на сегодняшний день представляется более выгодным союзником, к тому и примкнём…

А кто станет отрицать влияние Марии Фёдоровны, супруги Александра III, на формирование антигерманского союза России с Францией?.. Императрица (в юности принцесса датская Дагмар) ненавидела немцев, и в немалой степени способствовала этому процессу. А поскольку в российском обществе она пользовалась куда большим авторитетом, чем её невестка Александра Фёдоровна, немка по национальности, то и возможность воздействовать на политику имела, соответственно, больше.

И подобных примеров можно приводить немало.

Конечно, никто не станет отрицать общеполитические социальные закономерности формирования блоков. Однако и личностный фактор в этом вопросе тоже вряд ли кто станет отрицать.

Предельно коротко вспомним о том, как война начиналась. 19 июля (1 августа) германский посол в Петербурге граф Фридрих Пурталес потребовал от российского министра иностранных дел Сергея Сазонова отменить мобилизацию, которую Россия объявила в ответ на ультиматум, объявленный Австро-Венгрией союзной нам Сербии. В ответ последовал решительный отказ. Тогда Пурталес вручил Сергею Дмитриевичу заранее заготовленную ноту об объявлении войны. Очевидно, немецкий дипломат оказался прозорливее российского коллеги, он предвидел, что война закончится катастрофой для обеих сторон – свидетели утверждали, что он не выдержал и разрыдался. Сазонову грядущее не открылось – будучи уверенным в скорой и несомненной победе России, он, по воспоминаниям, опять же, современников, возликовал. До этого мгновения войну (возможно!!!) ещё как-то можно было предотвратить. А с этого мгновения (всего-то бумажка перешла из одних рук в другие) судьба миллионов и миллионов людей оказалась предрешённой – одним предстояло погибнуть, другим оказаться в плену, третьим утратить родину… А уж скольким претерпеть горе и лишения – это и вовсе не поддаётся никакому исчислению.

Что же касается Пурталеса и Сазонова, то им судьба предначертала умереть в конце 20-х, с разницей в один лишь год. Они успели увидеть, что получилось из-за неумения царей договориться…

Как известно, начало войны казалось для России обнадеживающим. И в этом нам в какой-то степени помогла крохотная Бельгия, о подвиге которой мы вспоминаем нечасто. Германский план, автором которого считается прусский генерал-фельдмаршал граф Альфред фон Шлиффен, предусматривал стремительный разгром Франции, после чего предполагалось направить все Вооружённые силы против России. Для осуществления замысла планировалось нанести удар через Бельгию, в обход оборонительных рубежей на франко-германской границе. Однако небольшое государство с миниатюрной армией сумело почти в течение двух недель сопротивляться исполинской милитаристской немецкой махине. Спасибо, Бельгия, спасибо – ты дала нам время на то, чтобы завершить мобилизацию!

Осознавая, что французская армия не сможет оказать должного сопротивления германской, посол Морис Палеолог примчался к Верховному главнокомандующему российской армии Великому князю Николаю Николаевичу (Младшему). Тот заверил, что Россия форсирует подготовку к наступлению, и начнет боевые действия даже в случае, если сосредоточение войск закончить не успеет.

Так оно и получилось – в стремлении оказать поддержку союзникам, Северо-Западный фронт перешёл в наступление в Восточной Пруссии, оказавшись явно недостаточно подготовленным для проведения этой стратегической операции. Сказать, что результат оказался плачевным, значит ничего не сказать. Не имевший практического опыта командования войсками, самолюбивый кабинетный теоретик генерал от кавалерии Яков Жилинский (по итогам сражения отстраненный от командования фронтом уже 3 сентября 1914 года), отчаянной смелости рубака, лишённый малейших полководческих способностей генерал от кавалерии Павел Ранненкампф (отстраненный от командования 1-й армии чуть позже), в молодости столь же смелый и опытный, не всегда умевший держать себя в руках, генерал от кавалерии Александр Самсонов (о нём ни одного кривого слова - поняв, что вверенная ему 2-я армия попала в окружение и разгромлена, 17 августа 1914 года застрелился) – они втроем, под руководством Верховного главнокомандующего Великого князя Николая Николаевича привели целый фронт к краху. В результате неподготовленного наступления Северо-Западный фронт за первый месяц войны потерял 250 тысяч человек, не достигнув ни малейшего успеха.

На этом фоне тем более значительным выглядел успех Юго-Западного фронта, который, действуя против австро-венгерских войск, провёл блестящую Галицийскую битву. В результате масштабной операции наши войска отбросили противника на глубину до 250 км на фронте 400 км. Австро-венгерские войска потеряли 400 тысяч человек, из них 100 тысяч пленными. Затем, в декабре, число пленных возросло еще на 50 тысяч человек… В числе пленных, к слову, оказался и «отец» бравого солдата Швейка Ярослав Гашек. Русскими войсками командовали генерал от артиллерии Николай Иванов (умер в 1918 году от тифа, воюя в составе белоказаков) и генерал от инфантерии Николай Рузский (честный и порядочный человек, став заложником, в 1918 году расстрелян по приговору ЧК). Впрочем, воспользоваться в полной мере достигнутым успехом русская армия не смогла.

Всего же уже в 1914 году Россия потеряла до полутора миллионов солдат и офицеров. По сути дела, это полегла значительная часть профессиональной армии; на смену павшим и выбывшим из строя воинам старых традиций на фронт стали прибывать новобранцы совершенно иных воззрений.

В обществе и до того были сильны антигерманские настроения, теперь же они усиливались по мере того, как росли наши потери. На протяжении какого-то время это служило подпиткой для патриотических настроений в стране в целом, и в армии в частности. Однако, как показало будущее, вскоре эта волна пошла на спад – вразумительного ответа на вопрос «За что воюем?» государственное и военное руководство предъявить не могло. Лозунг «За Веру, Царя и Отечество!» с какого-то момента перестал убеждать.

При подготовке публикаций о Первой мировой войне я нередко обращаюсь к публикации екатеринбургского историки Ольги Поршневой «Эволюция образа войны в сознании массовых слоёв российского общества 1914 – начале 1917 гг.». Автор приводит конкретные примеры того, как солдаты в окопах реагировали на происходивший события в 1914 года, и к исходу войны.

…Николая II я считаю едва ли не самым непутёвым монархов России. Если его отец слыл Миротворцем, чувствуя (и вполне справедливо) за спиной могучую армию и военный потенциал, его сынок сумел профукать потенциал и отнюдь не укрепить армию. Однако он тоже желал слыть миротворцем; и предпринимал для этого какие-то шаги. И вот хочется привести пример в его пользу – уж не знаю, имелось ли нечто подобное в других странах! 7 октября 1914 года Николай II утвердил Положение о военнопленных. В ст. 3 в нём говорится: «С военнопленными, как с законными защитниками своего отечества, надлежит обращаться человеколюбиво». Согласимся, что данная фраза дорогого стоит: признать за врагом право защищать СВОЕ отечество от НАШИХ войск. Ох, насколько же по-разному можно оценивать данное высказывание!..

Впрочем, война только начиналась. Впереди было еще немало событий. Все участвовавшие в войне страны считали (или во всяком случае декларировали), что воюют за правое дело. Россия не оказалась исключением – тем более, что мы вступились за друга-Сербию, и войну начали не мы… Но в пленных русские не видели врагов. Это пришло потом, когда началась самая страшная из всех возможных войн – гражданская. А до нее оставалось всего лишь три года с небольшим.

Но в завершение, всё же…

В исторических повествованиях зафиксирован вопрос, который задал рядовой солдат своему офицеру: «Зачем нам, Ваше благородие, эту Галицию завоёвывать, когда её пахать неудобно?»…

И в самом деле, зачем?