Все части повести здесь
– Но такие траты обязывают, Артем, а я не хочу быть обязанной.
– Кать, мне этого и не надо. Ты мне дорога, как человек, как друг, как женщина. Я могу завтра подарить тебе этот ресторан просто так и уехать из этого города, абсолютно ничего не требуя взамен. Только потому, что просто люблю тебя, понимаешь?
Она покачала головой:
– Ты устанешь от безответности, Артем.
– Я скорее устану от жизни, если тебя не будет рядом – прошептал он – даже в качестве друга.
Часть 57
У женщины были большие, голубого цвета глаза, которые смотрели на Катю довольно дружелюбно, она была утонченной и стильной – даже в мельчайших деталях был заметен исключительный вкус. На ней было пальто черного цвета, а Катя подумала про себя, как ей не жарко в такой пушистой шапке в марте месяце. Она уловила в этой незнакомке какие-то черты собственной матери, и где-то подсознательно у нее возникло чувство, что она примерно представляет, кто это.
– Здравствуйте! – взглянула на нее настороженно – но я вас не знаю...
– Я думаю, что это легко исправить – улыбнулась незнакомка и протянула Кате руку – меня зовут Зоя Борисовна, я жена вашего отца.
Катя смотрела на эту протянутую ладонь и думала про себя, с какой целью эта дамочка подошла к ней. Чего она хочет? Чтобы Катя согласилась на общение с отцом? Нет, как-то уж слишком щедро с ее стороны – ни одной женщине не понравится, что через шестнадцать лет появляется какая-то там, неизвестно откуда взявшаяся дочь, да еще от такой матери, как Алевтина. Потому она не протянула своей руки в ответ Зое Борисовне, а просто стояла и смотрела на нее. Наконец спросила:
– Можно узнать, что вам нужно?
Женщина опустила руку, взгляд ее стал напряженным и прохладным. Катя тут же поняла, что уж точно она нашла ее не для того, чтобы просить об общении с Петром Афанасьевичем.
– Катя, послушайте... Петя... он очень неуверенный в себе человек, не боевой, нерешительный. Бывают такие мужчины, которые... ну... которых нужно взять за руку и вести по жизни... Но для таких мужчин находятся сильные женщины, вот такие, как я, например...
– Давайте, пожалуйста, ближе к теме. Все, что вы говорите, мало меня интересует.
– Катя, у меня к вам просьба – не портите Петру карьеру. Он на хорошем счету в институте, он замечательный преподаватель, его любят студенты, он... замечательный семьянин...
Катя усмехнулась – вот, значит, в чем все дело! А она-то, глупая, сначала подумала, что эта женщина пришла для того, чтобы попытаться построить между ними – отцом и дочерью – хоть какой-то, пусть хлипкий, но мостик.
Она остановилась и повернулась к Зое Борисовне.
– Вы давно знаете обо мне? – спросила она.
– Он сразу мне рассказал. Петр – он такой, он не умеет врать, он никогда ничего не скрывает от меня, я знаю даже то, что он очень сильно любил вашу мать, Катя.
– А с чего вы решили, что я стану портить его карьеру?
– Ну, просто... Вы встретились с отцом столько лет спустя, конечно, сначала не поняли, что вы очень с ним похожи, но со временем вы бы обратили на это внимание, потому Петя первый сделал шаг вам на встречу...
Катя вдруг звонко рассмеялась.
– Погодите, погодите... Он что – хотел общаться со мной только из боязни того, что я стану всем вокруг звонить о его отцовстве? Так сейчас вроде не Советский Союз – нет такого, чтобы публично осуждали, чтобы вызывали на товарищеский суд. Если у него хорошая репутация – чего ему было бояться?
– Катя, пожалуйста, поймите – она вдруг доверительно взяла в свою руку ее ладошку, обтянутую перчаткой – институт – это очень серьезное место, там у всего преподавательского состава прошлая жизнь такая, что комар носа не подточит. У всех семьи, дети... Все строго...
– Ага – перебила Катя – а тут заявляюсь я – пятно на папочкиной репутации – и объявляю о том, что кристально-честный и чистый человек Петр Афанасьевич имеет дочь от черти знает кого, и даже платил ей алименты. Только вот – ни разу за шестнадцать лет не обозначил себя в ее жизни. То есть он этого боялся?
– Катя, понимаете, конечно, сейчас нету товарищеских судов и так далее, но коллектив бы осудил его, создал невыносимые условия для работы. А Петя – он так долго ко всему этому шел.
– Я ушам своим не верю. Это его инициатива – послать вас ко мне для разговора?
– Нет, я сама, он ничего не знает. Я прошу вас – не разрушайте Петину карьеру и нашу семью, Катя! Просто... Он еще думает, что вы начнете просить у него, чтобы он договорился с другими преподавателями о ваших зачетах и экзаменах...
– Да я близко к вашей семье не собиралась подходить, тем более, что у меня есть семья. Да и заниматься такой низостью, как портить кому-то карьеру, я тоже не собиралась. Не знаю, с чего вы решили, что я буду делать это. Вероятно, папочка много порассказал вам о моей матери, и вы на основании этого сделали какие-то выводы – неверные, кстати. Что касается экзаменов и зачетов – я достаточно хорошо учусь и прикладываю достаточно усилий, чтобы обойтись без посторонней, подчеркиваю еще раз – посторонней - помощи. Все остальное останется на совести Петра Афанасьевича. А вам – вам я обещаю, что и близко не подойду ни к вам, ни к вашей семейке. Прощайте!
Она услышала, как вздох облегчения вырвался из груди женщины. Да уж – держится ее папочка за свою работу и за свою семью. Сколько, вероятно, беспокойства он и она пережили, когда думали, что Катя будет претендовать на внимание Петра Афанасьевича. Даже не столько на внимание, сколько на помощь с учебой.
О разговоре с этой женщиной Катя никому рассказывать не стала. Беспокоить такой мелочью дядю Федора было ни к чему, можно было, конечно, поделиться с Маринкой, но Катя думала, что та, со своим взрывным, немного взбалмошным, характером и обостренным чувством справедливости и правда может подложить педагогу какую-нибудь свинью.
Вторая сессия далась Кате легче – оставалось время и на ребенка, и на спорт, и на то, чтобы заняться домашними делами. Когда дядя Федор вернулся из командировки, Любка тут же переехала в комнату, которую сняли для нее родители. Комната находилась в общежитии и, как ни странно, несмотря на опасения Любки, с соседями ей повезло. Это были в основном семейные пары. Общежитие, ранее принадлежавшее хлебозаводу, сейчас сдавало комнаты кому угодно, так как сам хлебзавод разорился, и на его место пришли маленькие пекарни и крохотные компании, занимавшиеся производством и продажей хлебобулочных изделий.
Комнатка Любе понравилась, и жилось там спокойно, тем более, кухня была оборудована всего на трех хозяев, как и ванна с туалетом. Да и находилось общежитие не так далеко от Кати. Татьяна же по-прежнему не могла простить подруг, и жила в гордом одиночестве, иногда приглашая к себе разного рода веселые компании.
– Ох, не доведет ее это до добра! – ругалась Любка, чуть не плача – Кать, ну что делать-то?
– Люб, вот ты извини меня, конечно, но сколько можно с ней нянчиться?
– Кать, нас же учили помогать друзьям!
– У меня, честно говоря, кулаки чешутся морду ей намылить! Она, видимо, уже забыла, чем ее похождения с Гариком закончились. Таскает к себе невесть кого, а потом плачется!
Но Кате и самой было тревожно за Татьяну, брала какая-то досада, что они с Любкой словно в стороне остаются, пока та себя топит.
Впрочем, другие проблемы и заботы скоро захватили девушек. После сессии им с Мариной поставили в график по два выходных, после которых они должны были выйти на работу. В один из этих выходных в дверь позвонили. Катя, глянув в «глазок», сначала ничего не поняла – видны были какие-то яркие краски, цветы, которые закрывали лицо человека, стоящего по ту сторону.
– Кто там? – спросила она.
– Курьерская доставка – раздался за дверью мужской голос.
Катя, прежде никогда не слышавшая о такой услуге, все же открыла дверь. Молодой человек протянул ей букет цветов - яркий, красивый, и большой – и попросил расписаться в какой-то бумажке.
– Но... что это? – спросила Катя – это точно мне?
– Ну, вы же... – парень заглянул в бумажку – вы же Гущина?
– Да.
– Ну вот, значит, это вам.
– Так а от кого?
– Там есть открытка – ответил ей парень и поспешил уйти – всего хорошего!
Катя не ответила ему – вошла в квартиру, закрыла за собой дверь, нашла в букете маленькую открыточку, развернула и прочла: «С окончанием сессии!». Почерк Артема. Катя прижала букет к лицу, задохнувшись от умопомрачительных запахов, вспомнила яркие цветы, которые дарил ей Андрей, и бутоны которых до сих хранятся засушенными между книжными страницами. Андрей. Он всплывает постоянно, когда дело касается Артема. Она, Катя, словно сравнивает их двоих... И не видит никаких точек соприкосновения, кроме того, что оба они – добрые и заботливые. А нужны ли эти точки? Они ведь разные совершенно люди. Наверное поэтому она воспринимает Артема только как друга, но и не может не отметить, что он очень внимателен к ней.
Увидев букет, дядя Федор присвистнул:
– Это от кого же такой щедрый подарок?
– От Артема – вздохнула Катя – в честь окончания сессии.
– Просто так такие подарки не дарят, Катюш.
– Я знаю – вздохнула она – пап, только не надо сейчас пр то, что я хороню себя заживо. Слишком мало времени прошло с тех пор, как не стало Андрея...
Когда подруги вышли на работу, они узнали, что Артем все же провел кое-какую оптимизацию на кухне.
– Кать, смотри, заготовочный цех – это то самое промежуточное звено между складом с продукцией и кухней. Я пока нанял двух человек, дальше будет видно – объяснял Артем и тут же перевел разговор на другое – тебе понравились мои цветы?
– Да, спасибо, они очень красивые, Артем. Но давай все же про заготовочный цех.
– Да, прости, уже скоро открытие, надо быстро все объяснить. В этом цеху мы поставили еще пару больших морозильников – именно под заготовки. Конечно, туда были наняты повара, чтобы обязательно соблюдать товарное соседство между заготовками. Сейчас схематично покажу тебе принцип работы цеха, а потом позову Марину. Остальные повара уже, конечно, все знают...
Катя лукаво взглянула на него:
– А почему было сразу не позвать нас вдвоем с Мариной?
В глазах его проскользнули веселые бесенята, и взгляд вдруг сделался теплым.
– Я очень соскучился по своему лучшему другу и хотел его видеть.
Некоторое время они смотрели друг другу в глаза и улыбались, пока в дверь кабинета не постучали.
– Да! – сказал Артем, не отрывая взгляда от глаз Кати.
В приоткрытую дверь просунулась голова официантки Зиночки.
– Артем, там партнеры приехали...
– Скажи, что я сейчас...
Какое-то время они еще не могли прийти в себя, а потом Артем произнес:
– Кать, ты можешь Марине про заготовочный объяснить? А то мне идти надо.
– Конечно, объясню, без проблем.
И когда он вышел, спросила вслух у самой себя:
– И что это было сейчас?
С наличием заготовочного цеха дела пошли веселее – ненужные расходы продуктов существенно снизились, а в связи с тем, что количество клиентов постепенно увеличивалось, выручка возрастала.
Скоро должен был быть Катин день рождения. Поскольку она практически не отмечала этот праздник, планировалось этот день провести, как обычно – с сыном. Но Евгения Дмитриевна за неделю до этого события заявила:
– Кать, ты хоть раз свой день рождения справляла?! Нет! Так позволь себе устроить праздник! Позови друзей, близких! Наготовим вкусных блюд, потанцуем, у Андрюши вон, как весело было, хотя и разные поколения собрались в одном месте.
– Ой, нет Евгения Дмитриевна, и потом – это ведь не круглая дата, мне двадцать один год исполняется! Не хочу я этих праздников, в самом деле! Мне кажется, не стоит тратить на это время и деньги!
– Ну и зря! – рассердилась женщина – ты и так себя во многом ограничиваешь, а тут еще и единственный в году праздник отметить не хочешь!
Но Катя в этот день даже на работу вышла, для нее все было обыденным и прежним, и она не собиралась из этого дня делать какой-то особый. Конечно, коллектив ее поздравил, когда она утром пришла на работу, но Катя, работая, не замечала, что вокруг нее что-то затевается.
А когда по окончанию они пошли в душ, – Артем со временем построил хорошие душевые в ресторане – Катя вдруг, одеваясь, поняла, что осталась одна. Гадая, где же Марина и Любка, она вышла и тут же кто-то теплой ладошкой закрыл ей глаза. Над ухом раздался тихий голос подруги:
– Иди вперед и не пытайся освободиться!
Они двинулись по проходу, и скоро Катя поняла, что Марина ведет ее в зал ресторана. Когда вошли, в зале стояла гробовая тишина, но вот Марина убрала ладонь, и вокруг раздались крики:
– С днем рождения!
– Ура!
– Поздравляем!
Катя удивленно смотрела вокруг – помимо коллектива в ресторане собрались все ее близкие люди – даже старенькая Полина Егоровна и бабушка Любы были здесь. Наряженный в красивый костюмчик Андрюша подбежал, чтобы поцеловать и поздравить маму, а Катя изумленно смотрела на улыбающийся народ и чувствовала, как подкатывает к горлу комок. Беспомощно посмотрела на Артема, а тот подошел, оставил на ее щеке поцелуй, – мимолетный и в тоже время нежный – подарил ей букет цветов и сказал тепло:
– С днем рождения, Катя!
– Да как же это? – произнесла она – как вы все это организовали?
– Это все Люба, ей спасибо и Евгении Дмитриевне.
– Я смотрю, вы все уже перезнакомились, да? – улыбнулась Катя сквозь слезы.
Ее поздравляли коллеги и близкие, подарили подарки, а Катя не уставала благодарить их за такое внимание к себе.
– Катюш, мы же любим тебя – сказала Марина – а ты себе праздник не хотела позволить. Только не говори, что создала нам проблем, честное слово, нам было радостно подготовить для тебя этот сюрприз.
Артем устроил праздник по принципу «шведского» стола, каждый мог взять себе то, что он хотел – закуски в основном были легкие, их было немного, и преобладали фрукты. Вечер прошел в очень приятной атмосфере, и Катя подумала, что она надолго запомнит этот праздник. Она выждала немного времени и подошла к парню:
– Артем, я знаю, что ты организовал все это, и я очень тебе признательна и благодарна. Но это... слишком щедро, Артем, вероятно, у тебя расходы из-за меня...
– Кать, ты хоть в свой день рождения не думай о подобном – улыбнулся он – мне очень хотелось сделать тебе приятное.
– Но такие траты обязывают, Артем, а я не хочу быть обязанной.
– Кать, мне этого и не надо. Ты мне дорога, как человек, как друг, как женщина. Я могу завтра подарить тебе этот ресторан просто так и уехать из этого города, абсолютно ничего не требуя взамен. Только потому, что просто люблю тебя, понимаешь?
Она покачала головой:
– Ты устанешь от безответности, Артем.
– Я скорее устану от жизни, если тебя не будет рядом – прошептал он – даже в качестве друга.
После праздника дядя Федор то и дело пытался завести с Катей разговор о Артеме.
– Ну, какой парень, а?! Какой парень! – говорил он и поглядывал на Катю – Кать, ты представляешь, это же Любка ему рассказала, что ты никогда свой день рождения не праздновала. Артем тогда сразу подкинулся – это, говорит, непорядок, у нее и так в жизни мало радостей, давайте совместно ей праздник организуем. Вот какой молодец, а! Кать... Ты бы присмотрелась к нему.
– Пап, мы с Артемом – добрые, хорошие друзья, он очень многое для меня делает. Но я... Я не могу присмотреться к нему, он мне дорог именно как друг, понимаешь?! И пожалуйста, не начинай...
– Катюш, Андрея нет, он погиб, а ты никак не можешь с этим смириться. Это понятно – ты очень сильно его любила, но ведь надо как-то и дальше жить! Ради себя, ради сына...
– Ты прав, папочка, и я буду жить, обещаю тебе, и ради себя, и ради Андрюши. Когда прекратит вот тут – она постучала кулачком в области сердца – вот тут болеть – я буду жить!
Дядя Федор ничего не сказал – только хмыкнул недовольно. Он знал, что его дочь – цельная и сильная личность, но чаще всего такие и способны на большую любовь, которую трудно потом вырвать из сердца.
Стремительно приближалось лето, окрашивая сочными зелеными цветами улицы города, солнечные лучи заливали своим щедрым светом поселок, куда часто ездила Катя с Андрюшей – к Полине Егоровне, посмотреть за дедушкиным оставшимся хозяйством, посадить кое-что в огороде, да сходить к Виктору Ильичу на могилку.
В один из дней, когда у Полины Егоровны собралась веселая компания, состоящая из большого количества взрослых и двух мальчишек, Евгения Дмитриевна и Сергей Карлович, глядя на друзей и близких, сказали:
– А у нас для вас кое-какая новость. Очень надеемся, что вы за нас порадуетесь.
Они переглянулись и взялись за руки.
– Ну, не томите – сказал дядя Федор – а то хочется за ту новость уже наливочки выпить!
Продолжение здесь
Спасибо за то, что Вы рядом со мной и моими героями! Остаюсь всегда Ваша. Муза на Парнасе.