Миша и Катя уже несколько лет были в официальном браке. Они были из обычных семей, не из богатых, поэтому семейное гнездышко приходилось снимать, а все заработанные деньги отдавать за аренду и откладывать на первоначальный взнос по ипотеке, о которой так мечтали молодые. Финансовые трудности их не пугали. Они были уверены, что это временно, а впереди ждут счастливые времена. Пара мечтала не только о собственной квартире, но еще и о детях. Поэтому и хотели решить вопрос с жильем. Казалось, это их единственная проблема…
Если бы! Впереди их ждала проверка отношений на прочность.
Миша работал мастером на одном из производств Москвы, а Катя швеей на фабрике. Родители ее жили на севере и переезжать не собирались. Екатерина перебралась в столицу после замужества, так как в Москве у Миши жила мама, которая с годами слегла.
На этой почве у крепкой на первый взгляд молодой семьи возникали частые конфликты. Лариса Ивановна, мама Миши, всем своим видом показывала, что Катя ― явно лишняя в их с Михаилом счастливой жизни. Не упускала возможности обидеть словом, а иногда даже придумывала всякие небылицы, чтобы поссорить с Мишей. Правда, получалось это не всегда, но попытки не прекращались, поэтому Екатерина решила, что родственников, особенно таких, лучше любить на расстоянии, и старалась со свекровью лишний раз не встречаться.
У Миши планы были другие.
* * *
― Катя, я тебя уже заждался, опять задержали на работе? ― улыбнулся Михаил и обнял уставшую жену, которая только что переступила порог их дома.
― Да, сейчас много заказов, мы не успеваем сдать партию в срок, да еще и ткань поставщик задерживает, ― устало пробормотала Екатерина.
― Любимая, может быть, обсудим еще раз переезд к моей маме? До твоей работы ближе, ты будешь меньше уставать. Маме все тяжелее и тяжелее вставать с кровати, очень болят ноги. Ты бы помогла. Возраст у нее уже не детский.
― Миш, я не хочу на эту тему говорить. Ты же прекрасно знаешь, что Лариса Ивановна терпеть меня не может. У нас будут постоянные стычки. Сейчас на работе все на нервах, а если еще и дома будут скандалы ― я взвою. Ты же сам это прекрасно понимаешь!
― Родная, я правильно понимаю, что ты не хочешь переезжать только потому, что не хочешь конфликтов?
― Да, только поэтому.
― Кать, я поговорю с мамой, она не будет устраивать скандалов, это ведь в ее интересах!
― Миш, ты ведь понимаешь, что на словах можно все решить, а вот на деле окажется совсем иначе. Я переживаю за наши с тобой отношения. Они могут дать трещину, если мы туда переедем.
― Катюша, давай договоримся. Если моя мать начнет портить отношения с тобой, то мы сразу же переедем. Пока с ней будем жить ― сможем накопить себе на первоначальный взнос, денег больше будет оставаться, работа ближе! ― продолжал уговаривать Михаил.
― Хорошо, уговорил, но если начнутся конфликты ― сразу уедем!
― Спасибо тебе, родная моя! ― Миша с благодарностью обнял жену.
На следующий день Михаил отправился к матери. Между ними состоялся серьезный разговор. Лариса Ивановна дала слово не обижать Катю. Хотя сама понимала, что слово едва ли сдержит, но виду не показала. Она очень сильно ревновала единственного сына к этой молодой вертихвостке, считала, что та разлучила их, а сама построила свое счастье на несчастье матери. Сам же Миша маме поверил и с хорошим настроением отправился домой собирать вещи.
Несколько дней подряд молодая семья занималась сборами. Кате эта затея с переездом не нравилась, но больше этот разговор она не поднимала, так как все нюансы уже были обговорены, менять решение смысла не было. С одной стороны, Катя прекрасно понимала, что Лариса Ивановна ― не чужой человек, и ей действительно нужна помощь, но с другой стороны, ехать не хотелось, ведь на кону стояло спокойствие.
Когда вещи все-таки были перевезены, муж с женой стояли на пороге квартиры Ларисы Ивановны.
― Сыночка, как я рада тебя видеть! Ты кушать хочешь? ― принялась обнимать и целовать Мишу мать, демонстративно не обращая внимания на его возлюбленную.
― Мама, я не один, я с Катей! Мы же с тобой договаривались! ― шепнул Ларисе Ивановне Михаил.
― А, и ты тут, ну проходи! Чего стоишь на пороге?
― Да, и я тут! Доброе утро, Лариса Ивановна! ― начала Катя, но Мишина мать уже отвернулась и пошла в сторону комнаты.
«Мда. Вещи можно и не разбирать из коробок», ― мрачно подумала Катя. Паковались-паковались, а, похоже, зря. Что-то подсказывало, что в долго этой квартире они не задержатся.
Квартира у Ларисы Ивановы была большой, поэтому молодым она выделила целую просторную комнату. Несколько дней все было относительно спокойно. Кате действительно было в разы удобнее добираться до работы. В душе Катя надеялась, что сможет ужиться с властной свекровью. Она прекрасно понимала, что дело здесь не в ней. Кто бы ни был на ее месте ― Ларисе Ивановне было бы не угодить. В ней играла ревность, она считала, что у нее отобрали сына, и не особо пыталась это скрыть.
* * *
В пятницу вечером у Екатерины на работе случился аврал: ткань для нового заказа задержали, а партию необходимо было отдать заказчику к вечеру этого же дня. Их швейный цех задержался допоздна.
Домой Катя еле добралась, с ног валилась от усталости. Когда она зашла в квартиру, то застала за обеденным столом своего мужа и его мать, на совместный ужин Катя опоздала.
― Сына, вот она шляется где-то по ночам, по любому с какими-то мужиками, изменяет тебе, а ты все это терпишь! У тебя вообще гордость есть? ― начала скандал Ларина Ивановна. От такой неожиданности Миша чуть ужином не подавился.
― Чего-о? ― от удивления у Кати глаза округлились, она даже забыла про свою усталость, так и застыла на пороге кухни. Восхитительный расклад! Работаешь допоздна, приходишь домой и узнаешь о себе много нового.
― Того! Где ты была? Я тебе не дам делать из моего сына дурака! Он ослеп от любви, а ты этим пользуешься! Ну-ка живо говори, где была? Зачем изменяешь моему сыночку?
― Мама, прекрати! У Кати много работы. Она никогда бы не изменила мне. Мы любим друг друга! ― встал на защиту жены Миша.
― Как хорошо, что мы еще не все вещи разобрали! ― только что и смогла вымолвить Катя и отправилась к себе в комнату.
― Мама, я хотел как лучше! Тебе нужна забота и помощь, ты уже еле ходишь. Мы хотели помочь, а ты с нами так! Я правда тебя люблю, жаль только, что ты, кроме себя, никого не любишь! Мы переезжаем! ― в сердцах выкрикнул Ларисе Ивановне Миша и ушел вслед за женой.
Квартиру Михаил и Екатерина решили снимать рядом с домом Ларисы Ивановны. Так Кате проще было ездить на работу, да и помощь матери никто не отменял, несмотря на все скандалы. Просто жить на одной территории они больше не хотели. После того вечера отношения в семье Кати и Миши изменились… В лучшую сторону. Екатерина поняла, что сделала правильный выбор. Ее любимый человек не дал ее в обиду, сделал выбор в ее пользу и ушел вслед за ней.
Сам Миша понял, что очень любит свою жену и не готов жертвовать своей семьей ради того, чтобы угодить матери. Он принял решение жить рядом с ней, но никак не вместе.
К слову, свои выводы сделала и сама Лариса Ивановна. Она поняла, что если не перестанет ссорить Катю и Мишу, то, скорее всего, останется одна. Также же Лариса Ивановна прекрасно понимала, что и полюбить Екатерину она не сможет, то вот наладить хотя бы просто ровные отношения постарается.
Все трое осознавали, что не смогут друг без друга ― кто по любви, а кто по здоровью. Возраст Ларисы Ивановны давал о себе знать, ей действительно в скором времени нужно будет больше внимания и заботы. Скорее всего, молодую семью будет ждать еще один переезд в дом к Ларисе Ивановне, но первая попытка всем дала понять, что поведение придется пересмотреть.
Екатерина поминала, что Михаил никогда не бросит мать, да и настаивать на этом она не собиралась, но зато она теперь знала, что сделала в жизни правильный выбор. Она как за каменной стеной, а все невзгоды и проблемы они вместе как-нибудь преодолеют.
---
Автор: Дарья Д.
---
Не пара
Автобус шуршал пакетами с подарками и благоухал копченой рыбой, колбасой и зелеными мандаринами. У кого-то даже связки бананов из авоськи выглядывали. Тоже зеленые, как и мандарины. Народ по этому поводу нисколько не переживал – матушка в валенки положит, как помидоры, да к печке прислонит – мигом доспеют.
Настроение у пассажиров было праздничное, несмотря на разыгравшуюся пургу, кидавшую в стекла транспорта целые комки снега. Все молились на водителя, на вид не вредного. Справится, выдюжит, довезет? А то как бывало, попадется какой принципиальный, на дорогу посмотрит, да и развернется на середине пути, мол, дальше не повезу, товарищи. Кому не нравится – могут идти пешком. А какой «пешком» - до ближайшей деревни двадцать километров, до самой дальней – шестьдесят. Вокруг лес, сугробы, волки и мороз!
И ничего не попишешь – водилу тоже надо понять. Застрянет автобус в снегах, кто вытаскивать будет? Вы-то, пассажиры, дома к печке приложитесь, а ему что делать? Утра ждать? В такую погоду, одному, сладко ли? А потом еще и от начальства по шее получать – почему не явился в автотранспортный цех вовремя? Давно премии не лишали?
Тоже ведь семья, дети у мужика, надо понимать.
Пассажиры отлично все понимали и даже сочувствовали. Пока ехали. Взывали к совести злую метель, потихоньку, под нос, поминали всех святых и обещали не пить, не курить, и не буянить во время праздника. Прощения попросить у обиженных и сдать, в конце концов, пятнадцать копеек на сбор помощи детям Никарагуа – только пусть кончится непогода, и автобус благополучно доедет до родного села, где ждут родители.
Ждут-пождут и волнуются. Где жена и детишки наряжают елку, где застыл к празднику дрожащий холодец. Где селедка манерная облюбовала уже овальную, специально для селедки предназначенную тарелку. Где дочка или сынок дышат на морозные узоры, пальчиком расширяя для себя маленькое окошечко, посмотреть на улицу – папка едет или нет?
Володя Горшков спиной чувствовал, как на него молятся. Ему это льстило. Он, водитель желтого «лунохода» или, грубей, скотовоза, сейчас был царем и богом во всем этом занесенном сугробами лесном королевстве. От автобуса сейчас зависели пассажиры, их семьи, все-все-все!
И он, конечно, старался. Желтый «Лиаз» громыхал, истерически трясся, но вез, и его колеса пока не увязали в сугробах. Где-то Володька понижал передачу, и полз с черепашьей скоростью, но пер уверенно, зло, как бы говоря:
- Не боитесь, товарищи дорогие. Дойдем! Допрем!