Ждать борт не самое утомительное занятие в тайге. Чаще – самое разумное. Если есть собеседник, и хорошо подготовиться. А нет собеседника, имеется литература. Еще было занятие – камуса оснимывать. Ног набралось изрядно, и чтобы камус не замотался на складах, Морозов посоветовал разморозить, снять и заморозить, мездра к мездре. А высушить в деревне. А голяшки, если войдут, забрать с собой. Раздать на холодец. Валера вывез и шкуры, их как раз будет на нары 12 избушек – шесть имеющихся и шесть будущих.
Сам он набрал короедов, нарезал мяса, и сделал попытку порыбачить. В отсутствии пешни, лунку пришлось рубить топором. Один из запасных Морозов наскоро посадил на длинное топорище. Очень длинное.
Самый тонкий лед был у полыньи под берегом, где быстрая вода и жёлоб. За морозы открытую воду заглушило прочным льдом. На быстром течении самоловы ставить хуже, но, за неимением ям, стариц, и удаленности устьев притоков, Морозов пробил три майны (лунками это не назовешь) поперек реки. Наживил гроздьями короедов и мясными полосками крючки. Куски лески вязал под самый нижний конец тычка. Лунки закрыл берестой и закидал снегом. Короед и мясо наживка хуже живца, да «это не для рыбы, а для дела» (так оправдывался рыболов). И то - рыбачить в зиму занятие благодарное. Надежду дарит. Днем не отвлекаешься от дела. А ночью, пока донка ловит, читаешь книжку. Чинишь снаряжение. Спишь, в конце концов.
На третий день, под жидкую уху из налима, сдобренную максой, куском топленого коровьего масла и горстью сушеной травы, в которой на вкус угадывался только лук, беседа вокруг собольего и лосьего племени пошла, кажется, по третьему кругу. Иногда делая зигзаг в царство хищников. О котором можно только предполагать. А самолета не было, и стала портиться погода.
Потеплело, задуло, в промежутках меж ветрами шел снег. Когда небо опускалось, тогда поднималась метель. И Валера с огорчением смотрел на полосу, на которой надувало мощные складки.
Следом за испортившейся погодой ухудшилась связь. Через шум и треск складывались фразы, не имеющие никакого смысла. Морозов по этому поводу сказал, что «метели невόвремя, не терпится весне прийти, ранняя, будет».
Оттого Валера и решил вылетать в деревню. Сбывались предсказания Морозова. Ну, и, частию, что ловить стало нечего. Точнее усилия по ловле стали избыточны. Еще приближались учеты по прошлогодним маршрутам. И интересны были итоги промысла. А ситуация со сменой командира(ов) малоинтересна. Однако планы выдумывают они, и знать, к чему готовиться, надо. Впрочем, пушная отрасль пока дает валюту, интересна будет. И Валера даже не переживал насчет смены приоритетов. Да и планов.
Или переживал несильно. (О том можно догадаться по рассуждениям о будущем в его записках. Рассуждений о вариантах деградации. Которые сбылись только лет через десять. Каких только подозрений к «новым мётлам» не прилипает. Хотя, в те года партийная суета много «проектов» похоронила, направляя прогресс в обратную, и в разные стороны. А планы рисуя от хотений, а не умений и ресурсов. И не на основе расчетов. Потому что исходила из подковерных мотивов. Аппаратные игрища затевая. Во что они там тогда играли… Это было мерзко и потому брезгливо проходило мимо сознания нормального человека. Не заточенного на, скажем, амбиции. На вожделение власти, денег, дам полусвета, что там еще входило в комплект счастья нового партийного человека. От подвигов первой половины века ХХ-го ударившегося в неудержимый гедонизм конца того же века. Закономерно? Не важно. Но жаль.
Однако страна все еще шла куда надо. Пусть зигзагами. Поскольку тогда "инвестиции" до земли все-таки доходили. Не как нынче, если не в ресурсы вкладывается, то в проекты без выхлопа, намеренно, и с будущими затратами. Через удовольствие своего кармана. Ну, таков капитал, что поделашь: «сперва - себе, что останется – верным, и тем, кто лучше похвалит, или полезен»).
Валера, конечно, опасался дезорганизации промысла. Когда на волне изменений все пойдет через пень-колоду. Изменения тогда хороши, когда они эволюционны. Когда их требует время, когда меняются потребности, когда меняется жизнь, среда, окружение, механизмы и устройства, рынок. А не начальник. А реформы ради реформ хороши на острове, в виде эксперимента. Продолжительностью минимум полста лет. Торопиться же и лепить, скажем, за 500 дней чего-то путнее - дело безнадежное.
Морозов пообещал прибраться на этой стороне и подготовить избы к лету. Ему так и так оставаться - закрывать свои ловушки. «И рыбы домой наловить». После зимнего безрыбья, свежая - самое то. На той стороне и встретятся. И свои 10 км учетов он сделает.
А глаза хитрые – хитрые. Крайние пару дней Морозов нянчился со своими рамочными капканами грозного вида. С пихтовой лапкой, живицей и мхом. И чистым брезентовым мешком на ремешке. Из чего Валера предположил его далекий план. Сделать «приличным людям – приличную тайгу, бишь, огород» - как ранее формулировал Морозов. Отловив для начала волчка.
Пока нéпогодь, съездили в дальнюю избу, сходили закрыть капканы. Морозов оставаться на этом участке не захотел, хотя соболя здесь еще оставались. Вернулись на базу через трое суток, каждый с добычей. Валера снял зверька с пойменного путика, успев пройти их два. А Морозову соболя догнали собаки. И еще притащил он пару петухов глухарей (домой гостинец).
По приходу немного разъя̓снило, облачность поднялась, задул сѝвер. Устойчивый и упругий. Ветер усиливала труба русла, и взлетная полоса местами очистилась до ровного и блестящего состояния. С насечкой от гусениц снегохода. А рядом сдуло снег и до старой «лыжни» самолета.
Затея выехать на снегоходе напарниками даже не обсуждалась. Рано. Да и цена вывозки добычи снегоходами, по усилиям и времени, казалась запредельной. Разве – после, когда самолет останется в прошлом. Да с чего бы он в прошлом остался.
Потому загнали «Буран» на террасу, и за десять кратких рейсов навозили сушняка и березы на дрова, лет на пять. Кряжевали только березу.
Затем снегоход поставили на прикол – подогнали к глухой стене базы, сняли бак и слили бензин, на двух веревках вывесили заднюю часть, уперев фаркопом меж венцов избы. Сняв пружины балансиров с упоров. А «бампер» поставили на две чурки. Которые, в свою очередь стояли на земле, метрах в полутора ниже уровня снега. Так что и рессора и гусеницы оказались прослаблены. Колпак закрыли брезентом и прочно замотали веревкой.
В завершение консервации Валера линӳл масла в свечные отверстия и прокрутил стартер. А также написал длинный список запчастей. Из которых, пожалуй, только масла, смазки, груша и ремни требовались. Остальные подозревались.
На будущее Морозов посоветовал амбар ставить на чамьях («ногах»), чтобы снегоход под него вошел. На что Валера резонно заметил, что навес по-за избой тоже вариант. А то и с печью, вдруг чинить его. (Теперь-то мы знаем, что «вдруг» не бывает, или бывает в тайге, не в гараже. А чинить аппарат лучше летом. Гнус торопит менее морозов).
Самолет прилетел еще через двое суток, рано утром, при мутнеющем небе. Ни Николая, ни Сергея в нем не было. Вдвоем с Морозовым, торопясь, разгрузили заказанный пиломатериал, который Морозову придется таскать на себе. Погрузили добычу, гостинцы, вошло всё и место осталось. Последними Морозов загрузил собак Валеры. Те опасались, но не упирались.
Всего полет занял едва часа полтора. Над хребтом висела стена облачности. Потому не полетели напрямую, через хребет, перевалили гряду южных сопок. Затем летели над леспромхозовскими делянками, уже напоминающими пустыню. На краю которых крутилась машина экскаваторного вида. Суетились трелевочники, погрузчики, лесовозы и народ. Край этой низины был накрыт дымами.
Вдоль хребта перескочили водораздел, вышли на реку, к дому. На площадке уже ждал ГАЗ-51. С кем то, посланным в помощь на погрузку. Перегрузили быстро. С борта в кузов. Самолет, уже в сумерках, улетел в порт, грузовик тронулся к складу. Валера с собаками устроился в кузове. Обочь добычи.
Валера пристроил кобелей. Затащил в холодный коридор мешки, чтобы собаки не растащили, вечером деревенских отпускают пробéгаться. Оружие, одежду и рюкзак развесил тут же. Раздал своим заранее припасенные кости.
По пути занес родным Морозова мешок гостинцев. В конторе забрал мешок с вещами, там же лежали деньги. В магазине оглядел изобилие начала года. Хлеб пекли с утра и к вечеру его не бывало. Продавщица отрезала половину «своей» буханки. Купил спирта, и к нему тушенки. Чтобы не возиться с готовкой. Будут макароны по-флотски, а собакам будет геркулес с мясом. И гостям, если случатся сегодня, к разговору будет. Взял цейлонского чая, галет, сгущенки, и дорогой конфитюр в стеклянной банке, из благодатных стран. Где спелые плоды висят повсюду и цикады радуют безмятежных южан вязкими вечерами…
