Все части повести здесь
Раздался звонок у ворот, и женщина попросила Катю сходить посмотреть, кто пришел. Она вышла во двор в платке, накинутом на голову и в теплой шали на плечах.
Около калитки стояли незнакомые Кате мужчина и женщина. Им было примерно лет под сорок-сорок пять. На женщине была пушистая шапка и хорошее пальто, на мужчине – теплая куртка и каракулевая шапка-пирожок.
– Здравствуйте – поздоровалась с ними Катя.
– Здравствуйте... А нам бы... Сергея увидеть.
Часть 53
– Катя, здравствуйте! – сказал он, глядя на нее внимательно, а она вдруг похолодела и отвела взгляд. Сейчас, когда он был так близко от нее, она вдруг с каким-то щемящим чувством поняла, что Марина была права, пожалуй...
Она, Катя, действительно похожа на этого человека... Но значит ли это хоть что-то...
– Катя, мы можем поговорить? – спросил он.
– У меня мало времени – ответила она холодно – я иду через сквер, можете пойти со мной, по дороге и поговорим.
– Да... – он как-то сконфузился, смешался – простите меня, отнимаю ваше время, но думаю, этот разговор неизбежен. Вы же понимаете, о чем я хочу поговорить с вами?
Она остановилась и посмотрела прямо ему в глаза:
– Нет, почему вы решили, что я должна знать, о чем вы хотите со мной поговорить?
– Катя, ваша фамилия Гущина?
– К чему вы клоните?
– Скажите, Алевтина Викторовна Гущина не приходится ли вам матерью?
Она отшатнулась от мужчины, выставив немного вперед ладошку, словно защищаясь от какого-то невидимого врага, и сказала:
– Зачем вам это? Если даже и так?
– Кать, послушайте... Мы ведь оба понимаем, – и вы, и я – что наше внешнее сходство – оно не просто так. Я, вероятно, ваш отец...
– У меня есть отец! – жестко отрезала она – прошу вас, не ходите за мной дальше! И больше не заговаривайте со мной об этом! Это не нужно ни вам, ни мне! Всего хорошего!
Дома она закрыла за собой дверь, прижалась к ней спиной, перевела дыхание, потом прошла на кухню и выпила пару стаканов воды. Сердце гулко колотилось в груди, как бешеное, словно она долго бежала от кого-то.
– Пап! – крикнула она в глубину квартиры – ты дома?
На столе обнаружила записку – дядя Федор писал, что ушел к другу. Что ж, тем лучше – у нее будет время успокоиться. Она бесцельно побродила по квартире, собираясь с мыслями. Скоро в детский сад, за Андрюшей, надо прийти в себя, а уж потом, когда будет время, подумать над тем, что ей делать с информацией, которую она сегодня узнала.
Нашелся отец, настоящий... Впрочем какой он отец? Катя и знать о нем ничего не знала, и совершенно не помнила его, так, совсем немного... Помнила, как какой-то мужчина подбрасывал ее, малышку, вверх, а она заливисто смеялась. Раньше, будучи подростком и глядя на пьяную мать, она витала в розовых мечтах, в которых сильный и смелый отец приходит откуда-то, берет ее, Катю, за руку и уводит туда, где нет пьянок-гулянок, где нет злобной матери, сетующей на свою неудавшуюся житуху, где есть только она, отец, и дедушка. Или, например, возвращается отец, ставит мать на место, Алевтина бросает пить, у них образуется настоящая семья, и все, в том числе, и она, Катя, счастливы. И мама снова добрая и любит ее. Ах, эти розовые очки! Они уже давно разбились о суровую реальность жизни... Наверное, это и правильно – смотреть на жизнь вот так, жестко и без иллюзий, как умеет это делать она, Катя.
И никому сейчас не нужно это выяснение отношений, эти признания – почему все так получилось, и Катя совершенно не обязана его выслушивать – что он там будет говорить, как оправдывать то, что столько лет его не было в ее жизни. Катя даже сама не поняла, как начала нарастать в ее сердце обида на этого человека. Если бы она была на его месте – она бы обязательно сделала все, чтобы общаться со своей дочерью, нашла бы способы сделать так, чтобы даже Алевтина не знала об этом... Будучи сметливой и проницательной, Катя догадывалась, что скорее всего, без влияния матери тут не обошлось, но... Он ведь тоже взрослый, сильный человек, мог тогда настоять, приструнить Алевтину... Но он не стал этого делать, значит, на Катю ему было плевать. А сейчас, видишь ли – кинулся выяснять, кто она, ему вдруг резко стало интересно и захотелось поговорить о том, а не она ли его дочь. Нет уж, дудки! У нее, у Кати, есть отец и другого ей не надо.
Она сходила за сыном в детский сад, потом немного погуляла с ним в сквере, а когда вернулись домой – налила ему молока с печеньем и усадила на кухне. Вечером, наблюдая, как Андрюша играет на ковре в зале, она пристроилась на диване напротив телевизора. Поговорить бы с кем... Но отцу она ничего не скажет – он точно сильно расстроится, а ей очень не хочется его расстраивать. Но дядю Федора было не провести. Вернувшись от друга, он сходил в душ, от ужина отказался, сказав, что его в гостях вкусно накормили, и устроился рядом с Катей на диване. Сначала просто изредка смотрел на ее безмятежный профиль с тонкой трогательной морщинкой на лбу, а потом сказал:
– Ладно, Катена, хватит в молчанки играть. Что еще произошло – рассказывай?!
Катя посмотрела на него с удивлением, подумав про себя, а что, впрочем, удивляться. У папы исключительная особенность – читать людей, как открытую книгу.
– Почему ты решил, что что-то случилось? – спросила она.
– Дочь, я слишком хорошо тебя знаю. И даже понимаю, почему ты не хочешь ничего мне говорить – произошло что-то, что так или иначе связано со мной, и ты не хочешь меня расстраивать. Так ведь?
На глазах у Кати выступили слезы. Она вдруг склонилась к отцу и спрятала лицо у него в руках, сложенных на коленях. Уткнулась в эти родные руки с толстыми голубоватыми ручейками вен, почувствовала запах кожи – такой родной и знакомый, теплые слезы побежали по ним, и ей вдруг стало стыдно за свою слабость.
– Пап, я так тебя люблю! – сказала она полушепотом.
Он высвободил одну из рук и стал гладить ее по волосам, успокаивая. Когда понял, что ласка подействовала, сказал тихо:
– Катюш, ты поделись со мной – что случилось-то? Знаешь же, что помогу всегда.
И Катя, стараясь ничего не упустить, рассказала ему про педагога с такой красивой фамилией Счастливцев, которую могла бы носить она, повернись жизнь по иному. Отец выслушал ее рассказ, приложил ладонь к груди, там, где сердце и несколько раз глубоко вдохнул.
– Пап, тебе плохо? – встревожилась Катя – скорую?
– Ну да ты что, девочка?! – улыбнулся он ей в ответ – просто так это... Стараюсь перемолоть то, что ты рассказала. Не тревожься, давай поговорим лучше. Скажи, что ты знаешь о своем отце? Говорила ли тебе о нем мать, дедушка рассказывал ли?
Катя покачала головой.
– Я практически ничего не помню. Только то, что когда была маленькой, он подкидывал меня вверх, а я смеялась. Мама не любила говорить об отце – сразу злилась и называла меня его отродьем, постоянно сетовала на то, что я на него похожа внешне и характером, и что он, гад такой, бросил ее с дитем. А дедушка говорил, что отец был неплохим человеком, но устал терпеть выкрутасы матери, а когда я спросила его однажды, где теперь отец, может быть, мне стоит его найти, он ответил, что не знает, и что отец собирался вообще уехать куда-то далеко.
– Понятно. Кать, ты уже взрослая, сама мама, так вот я хочу тебе рассказать, что я знаю о твоем отце. Информации совсем немного, но здесь очень важно то, что я знаю причину, почему он ушел от Алевтины. Она сама рассказала мне об этом. Дело в том, что Аля изменила твоему отцу – он застал ее с мужчиной. Это стало последней каплей. Он собрал вещи и ушел. И еще один важный момент – все это время, до твоего восемнадцатилетия, он аккуратно и ежемесячно платил алименты на тебя. Алевтина сама говорила мне об этом.
– Что? – удивилась Катя – как же так?
– Да. Для перечисления алиментов Алька открыла сберкнижку – туда ей их и перечисляли. Я ни раз пытался усовестить ее – мол, алименты платятся на ребенка, а она у тебя ничего не видит. А покойному Виктору Ильичу, твоему дедушке, она сказала, что не стала подавать на алименты из гордости, мол, сама ребенка смогу содержать.
– Подожди, пап... Но ведь мама... в тюрьме.
– И что? Тем, кто сидит, не запрещено иметь сберегательные книжки.
Катя задумалась. Вот тебе и на – родная мать прекрасно жила на алименты, которые отец перечислял для нее, Кати. Она и сейчас до сих пор помнит, как мама покупала себе платья, наряды, туфли, косметику... А дома порой и есть было нечего...
Нет, она уже даже и не сердится на мать – она выжила, прошла через все препятствия в жизни, может быть и не последние, но выжила, теперь вот учится, работает в хорошем ресторане... Дальше – больше, она все сделает для того, чтобы они с сыном ни в чем не нуждались... Но мама, мама... Что же ты натворила! Убила во мне веру в то, что ты еще можешь стать пусть ни матерью мне, ни бабушкой Андрюшке, но хотя бы... Хотя бы просто человеком.
– Дочь – отец взял ее руку – тебе нужно поговорить с отцом.
– Нет! – почти выкрикнула она, вырвав руку из его ладони, но тут же затихла, увидев, с каким интересом Андрюшка смотрит на нее. Он подбежал к ней, взгромоздился на колени и обнял за шею.
Она уткнулась ему в макушку, чувствуя нежный запах волос ребенка, а когда он снова убежал к своим игрушкам, сказала:
– Нет, пап, и не уговаривай! Я была не нужна ему все эти годы. Он платил алименты, словно пытался ими от меня отгородится, как кость кидал собаке, мол, на, возьми, но на большее не рассчитывай! А ведь мог бы хотя бы раз появиться в моей жизни, узнать, как я живу, чем живу, хорошо мне или может быть, плохо.
– Дочка, а ты не подумала о том, что может быть, он не мог? Зная характер Алевтины, это вполне себе объяснение.
– Пап, если бы он любил меня, и если бы я была ему нужна, он бы нашел способ прийти ко мне, найти меня, просто поговорить со мной. Хотя бы в самый тяжелый период моей жизни, когда я была еще ребенком, но при этом никому не была нужна, кроме дедушки! Нет, и не уговаривай меня, я не хочу говорить с ним, и никогда, никогда его не прощу!
Теперь по утрам, перед парами, после того, как отводила Андрюшку в садик, Катя с удовольствием выходила на пробежку в сквер. Во время пробежки она могла хорошенько обо всем подумать, а на морозном воздухе, кроме того, думалось еще и легко, мысли сами укладывались по полочкам и можно было найти то или иное решение.
Что касается «отца» – об этом Катя думать не хотела, но мысли эти то и дело сами появлялись в голове. За пробежкой она не заметила, как рядом с ней возникла какая-то фигура. Ушла в себя настолько, что даже не видела ничего вокруг, и только тогда, когда поняла, что не одна, косо глянула в сторону. Это был Артем. Катя почему-то обрадовалась этому и воскликнула с улыбкой:
– Привет! Какими судьбами?
– Я же здесь недалеко живу – ответил он с улыбкой, а потом тепло добавил – очень рад видеть тебя, Катя.
– Я тоже... рада...
Когда пробежка подошла к концу, он предложил ей проводить ее до дома. Катя не стала отказываться, и по дороге они поговорили о том, как продвигается сессия, что нового и интересного узнала Катя в институте, думала ли она над тем, над чем просил ее подумать Артем.
– Честно – еще нет! – улыбнулась она – но я обязательно найду время и подумаю.
– Кать – Артем внимательно всмотрелся ей в глаза – у тебя проблемы какие-то? Или это сессия на тебя так действует? Ты выглядишь уставшей.
– Да нет, Артем, никаких особых проблем нет, так, по мелочи – ответила она
Их встреча закончилась очень тепло – они простились, как добрые друзья, и на сердце у Кати стало как-то радостнее.
Еще большую радость она испытала, когда вечером они пошли навестить Евгению Дмитриевну и Сергея Карловича. Катя обнаружила, что Павлуша все еще с ними, ребенок сидел на пушистом ковре и играл игрушками – и Андрюшиными, и какими-то новыми. Он спокойно посмотрел на пришедшую Катю, поздоровался, а потом широко и открыто улыбнулся Андрюше. Катя и Евгения Дмитриевна, оставив детей на Сергея Карловича, ушли на кухню, где готовился ужин, чтобы поговорить.
– Ну, как вы? – спросила Катя у женщины.
Та задумчиво посмотрела на нее, потом села на стул перед столом, и стала резать на разделочной доске лук.
– Не знаю, Катя. Не знаю, как мы. Мне жалко Сережу, пойми. Он оступился, ошибся, а сейчас понимает свою ошибку и осознает ее, но... ему тяжело принять тот факт, что, во-первых, Мила ничего не сказала ему о ребенке, а во-вторых, что она вот так бросила сына. Он мучается и не спит ночами, и я его понимаю. Он сказал, что я имею право требовать, чтобы он убрал из нашей жизни этого мальчика, потому что я его жена, и все-таки мы должны слышать друг друга. Но... я сама уже не знаю, как поступить. Я привязалась к ребенку за эти дни, для меня удивительно, что я не одна дома, пока Сергей работает, а со мной кто-то еще... Иногда он так смотрит на меня, я имею ввиду, Павлушу... И знаешь, что меня больше всего удивляет – он не показывает своего огорчения по поводу исчезновения матери, он не плачет, что хочет к ней... Я боюсь, что он делает это втихаря от нас, ночью, когда мы думаем, что он спит. И еще, я боюсь, что если сейчас оставлю его с нами... потом вернется его мать и отнимет его у нас.
Катя задумалась. Что она могла сказать здесь? Что посоветовать? Она сама не знала, как бы поступила. Произнесла тихо, но так, чтобы Евгения Дмитриевна слышала, и сама не поняла, к чему была эта ее фраза:
– Все дети мира плачут на одном языке...
Евгения Дмитриевна грустно вздохнула.
– Кать, мне очень жаль этого ребенка. Тем более, что за эти дни я убедилась, что это на редкость хороший мальчик, спокойный, воспитанный, хотя ему всего три года.
– Может быть, вам нужно время? Чтобы подумать?
– Возможно, но я боюсь, что он привыкнет у нас, а ему... придется уйти... Знаешь, моя свекровь, мать Сергея, очень умная, интеллигентная женщина сказала мне: «Женя, все понимаю – тебе тяжело, муторно и плохо, тем более, когда у вас только-только все стало налаживаться, и между вами выстроился пока еще хрупкий мостик доверия. Но заклинаю тебя – не сделай того, о чем потом будешь жалеть всю жизнь!». Кстати, она мечтает познакомиться с правнуком и с тобой, думаю, когда кончится зима, нам нужно будет навестить ее.
– Я с удовольствием! – пожала плечами Катя – Андрюша должен знать своих родственников.
– Она тебе понравится. Удивительная женщина. Кстати, когда я как-то раз, когда у нас с тобой был тот период, о котором я сейчас не хочу даже думать, пожаловалась на Андрея и тебя, знаешь, что она мне сказала? Всякая опека, которая продолжается после совершеннолетия, превращается в узурпацию. И посоветовала оставить вас в покое... А сейчас... И сейчас она сказала эти слова, но я до сих пор не представляю, что делать.
– Дайте себе время, прошу вас - пусть улягутся эмоции. Я больше, чем уверена, что вы найдете выход из этой ситуации, но только вместе. Вместе с Сергеем Карловичем.
– Конечно, Катя. В любом случае, сейчас он занимается оформлением документов на Павлика. Он ведь не чужой ему человек.
Катя немного поиграла с детьми, потом они поужинали, а после Сергей Карлович проводил их с Андрюшей домой. По дороге Катя старалась не затрагивать тему Павлуши, и мужчина понял это, и кажется даже, был благодарен ей за это. Он расспрашивал ее о институте и учебе, и она с удовольствием рассказывала ему о сессии и предметах.
Неожиданно как-то вечером, когда Катя играла с сынишкой, в гости пришел Петя. Поздоровавшись за руку с дядей Федором, он поднял на руки Андрюшку, который тут же принялся трепать его за усы, смеясь при этом, поцеловал его, отпустил и прошел следом за Катей в комнату.
Там он отдал ей гостинцы для сына, и сказал:
– Очень давно не виделись, правда? Был занят и никак не мог забежать, проведать вас.
– Да, ты совсем пропал куда-то. Я уже думала – не случилось ли чего, не дай Бог. Хотела идти к тебе.
– Да все в порядке у меня. Так, дела кое-какие были – сконфузился он – Андрей-то все больше становится похожим на папу.
Катя кивнула, соглашаясь. Они еще немного поговорили о том, о сем, о делах, Катя рассказала ему о сессии, о работе.
– Знаешь, Кать, тут опять заварушка намечается...
– Ты про что, Петь?
– Говорят, еще не все решено с Чечней. Скорее всего, дальше все продолжится...
– Да ты что! – ахнула Катя, приложив ладонь к губам – как же так?
– Ну, вот так... Пока еще неточно, но слухи уже идут. Так что если вдруг что-то начнется, наверное, я опять туда пойду.
– Петь, зачем? – нахмурилась она – мало тебе... О родителях подумай...
– Я о них и думаю. Кто-то должен защищать родителей, и таких вот славных мальчишек, как твой сын, и таких замечательных девушек, как ты...
Они долго разговаривали, потом Петька ушел, пообещав заходить почаще.
В выходные они были приглашены в гости к Евгении Дмитриевне и Сергею Карловичу. Пошли, потому что Кате хотелось хоть немного отдохнуть, кроме того, сессия подходила к концу, экзамены и зачеты были сданы, скоро нужно было выходить на работу, и приближалось день рождения Андрюши, хотелось поговорить о том, как его можно будет отметить.
Обсуждения были в самом разгаре, Катя видела, как смотрит на Павлушу Евгения Дмитриевна – с легкой грустью и какой-то печалью в глазах.
Раздался звонок у ворот, и женщина попросила Катю сходить посмотреть, кто пришел. Она вышла во двор в платке, накинутом на голову и в теплой шали на плечах.
Около калитки стояли незнакомые Кате мужчина и женщина. Им было примерно лет под сорок-сорок пять. На женщине была пушистая шапка и хорошее пальто, на мужчине – теплая куртка и каракулевая шапка-пирожок.
– Здравствуйте – поздоровалась с ними Катя.
– Здравствуйте... А нам бы... Сергея увидеть.
Продолжение здесь
Спасибо за то, что Вы рядом со мной и моими героями! Остаюсь всегда Ваша. Муза на Парнасе.