Жаркий летний день подходил к концу, когда в Нечаевке толпа собралась возле старой кузницы, расположенной на краю деревни. Мужчины и женщины, сердито перешёптываясь, смотрели на девушку, которую крепко держали за руки и плечи. Её звали Алена, и она стояла на коленях, сгорбившись, опустив голову и устало сжимая зубы, словно привычная к боли. На щеке уже была свежая кровь от удара, а косы, растрёпанные и спутанные, спадали ей на лицо, скрывая усталые глаза.
— Ведьма! — закричала старая Марфа, самая суеверная и властная женщина в деревне. — Моя корова сдохла от её взгляда, и сын младший болеть начал! Убирайся из Нечаевки, нечисть!
Толпа разразилась выкриками, и первые палки взметнулись в воздух. Деревенские мужчины и женщины, охваченные страхом и гневом, вымещали свою злобу, не жалея силы. Один из мужиков ударил Алену по спине, и она, вскрикнув, упала лицом в пыль.
— Окружила нас бедами, всё из-за тебя! — выкрикнул другой, бросая камень, который попал ей в плечо.
Алена молча терпела, вцепившись пальцами в землю. Небо над деревней было уже багровым, и лучи закатного солнца падали на её побитое лицо. Она, полуживая, подняла голову, обводя взглядом людей, которых когда-то знала, с которыми росла. Когда-то эти лица улыбались ей, но сейчас все они были искажены ненавистью. Её взгляд, полон боли и страха, задержался на каждом из них, и на секунду в глазах мелькнула затаённая угроза.
Кто-то из толпы снова закричал:
— Убирайся сволоч! Нам здесь ведьма не нужна!
В самый разгар криков и проклятий у старой кузницы на телеге подъехал председатель соседнего колхоза, Николай Степанович, крепкий мужчина с проницательным взглядом и резкими чертами лица. На его фоне суетящаяся толпа деревенских жителей выглядела смешно, словно дети, застигнутые за шалостью. Он глянул на всех с укором и сразу приказал остановиться.
— Так, стоп, граждане, — раздался его громкий голос, который моментально заставил всех замолчать. — Это что тут за самосуд, а? На дворе, война, а вы тут в средневековье возвращаетесь, что ли? Ведёте себя, как в сказке про тёмных людей! Какие ведьмы, вы что, забыли, где живёте?
Старуха Марфа, едва отдышавшись, шагнула вперёд и, опираясь на трость, сердито заговорила:
— Николай Степанович, да ведь порча от неё! Сама видела, что взглянула на корову, и та на третий день сдохла! А как мальца соседского пальцем тронула — сразу тоже захворал! Чистая ведьма, иначе и не скажешь!
Председатель нахмурился, строго оглядев собравшихся.
— Марфа, порча от вашей дурости и страха! Корова сдохла, так, может, корма ей не того дали, а мальчонка заболел — так осень скоро, простуда в каждом доме. Давайте тогда каждого обвинять, кто в глаза посмотрел! Ну вы серьёзно?!
Толпа начала переглядываться, многие опустили глаза. Николай Степанович повернулся к Алене, которая с трудом поднялась с земли, опираясь на локоть. Он подошёл к ней, посмотрел строго, но без презрения.
— Алена, жалобы на тебя есть, и раз такие дела, то тебе надо пока пожить в соседнем колхозе. Придёшь к нам, работать будешь. А вы, — он обвёл взглядом остальных, — про своих думайте, о том, чтобы их сытыми оставить, пока война продолжается, а не средневековье устравивать. А кто ещё начнёт чушь нести про ведьм — будет иметь дело с районом. Понятно?
Внезапно к кузнице подъехала машина, и из неё вышел комиссар, крепкий, рослый мужчина с серьёзным взглядом и строгой осанкой. Толпа, видя его приближение, тут же притихла. Комиссар окинул всех холодным взглядом, задержав его на некоторых лицах, которые тут же застыли, избегая встречаться с ним глазами.
— Так, — произнёс он спокойно, но его голос звучал как приказ, — подойдите-ка сюда те, кто поднял на человека руку. И на ведьм мне тут не надо указывать. Нам про ваши самосуды сигнал дошёл, так что без разговоров.
Толпа начала медленно рассеиваться, но комиссар тут же приказал задержаться тем, кого добрые соседи Алены тихо указали, видя его твёрдую решимость. Некоторые, понимая, что скрыться не получится, нерешительно подошли ближе.
— У нас война идёт, народ на фронте гибнет, а вы тут… как в тёмных веках. У нас по закону страна живёт, а не по сплетням и предрассудкам. Поэтому за ваши «игры в ведьм» ответите, — продолжил он, резко кивая своим помощникам, и они тут же направились к виновникам.
Когда первые задержанные были взяты под руки и направлены к машине, остальные поспешно закивали и, стараясь избежать внимания комиссара, начали расходиться по домам. Толпа стремительно таяла, каждый старался оказаться как можно дальше от кузницы и от строгого взгляда комиссара.
*****
Зимы в Нечаевке были суровые, и этой зимой Алене жилось особенно тяжело. После всех обвинений и унижений, она осталась одна, почти без всякой поддержки. Дрова в доме заканчивались, а еды вовсе не было. Мороз пробирался в каждую щель, превращая её крохотную избу в ледяную ловушку.
Однажды вечером, когда холод казался нестерпимым, а голод сжимал желудок, к ней постучала соседка, баба Дуня — женщина с добрым сердцем и тихим, но решительным характером. На пороге она остановилась, держа в руках крынку молока и кусок чёрного хлеба, завёрнутого в старую тряпицу.
— Аленушка, возьми… — тихо сказала Дуня, передавая ей еду. — Держись, девка. Холод нынче лютый, а силы тебе нужны. Поешь, да согреешься.
Алена, дрожащими руками взяв хлеб и молоко, ощутила, как по щекам у неё побежали слёзы. Она ела молча, по кусочку, запивая молоком, а затем, взглянув на соседку, сказала тихо, но с твёрдостью:
— Спасибо тебе, баба Дуня. Я твоей доброты никогда не забуду.
Соседка кивнула, пожала её руку, а перед уходом, слегка сжав плечо Алены, тихо добавила:
— Ты держись, милая. Всё ещё наладится.
******
Тяжёлый грохот сапог и лязг танков доносились из-за ближайшего леса, надвигались, как гроза, накрывающая всё на своём пути. Войска уходили за деревню, усталые и измотанные. Их лица были покрыты пылью и потом, но каждый шаг был полон злобы и отчаяния, пришел приказ на отступление, не выполнить, нельзя!
Красноармеец Егор Иванович держал винтовку, отводя отряд в глубь деревни. Его командир, лейтенант Павел Мельников, то и дело оглядывался, прислушиваясь к тяжёлым шагам врага.
— Быстрее, ребята, за дома, пока эти ублюдки нас не настигли! — тихо, но жёстко приказал он, направляя их за деревянные хаты, где они могли на мгновение перевести дыхание.
Мельников быстро осмотрелся: по бокам от него уже прятались солдаты, а кто-то спрятался прямо за амбарами, сжимая оружие в руках так крепко, что суставы побелели.
— Патроны, все готовы? — спросил лейтенант, не отводя глаз от леса. — Отступать дальше нельзя, здесь их встретим.
Бойцы, понимая, что пути назад нет, молча закивали.
Немцы вошли в деревню плотными рядами, шаг за шагом, не оставляя шансов скрыться тем, кто пытался прятаться за домами и в узких переулках. Их автоматные очереди с стрекотанием пронеслись по деревенским улицам, и в ответ тишина накрыла Нечаевку, словно тяжёлая покровная ткань. Красноармейцы, отчаянно защищаясь, из последних сил отбивались, но постепенно их сопротивление слабело, как и шум редких ответных выстрелов.
Лейтенант Мельников, истекающий кровью от раны в боку, прислонился к стене одного из домов, сжимая винтовку. Перед глазами размывался мир, и всё, что он слышал, — тяжёлые немецкие сапоги, ступающие всё ближе. Он оглянулся на остатки своего отряда — тех, кто ещё держался, но по одному падал, сражённый точными выстрелами.
Когда последний выстрел оборвался, на деревню опустилась гнетущая полная тишина. Немцы обошли последние дома, выискивая выживших, методично и спокойно, как делали это уже множество раз до этого. Офицер Хельмут Краузе осмотрелся, его лицо оставалось бесстрастным. Он холодно проследил за своими солдатами, отдавая короткие приказы, и, видя, что деревня взята, произнёс с ледяным спокойствием:
— Собрать всех, кто остался. Мы выясним, кто ещё сотрудничает с партизанами.
Солдаты разошлись, вытаскивая из домов тех, кто пытался спрятаться. Жители Нечаевки, сбившиеся в кучки, смотрели с ужасом на захватчиков, ощущая их холодные взгляды и понимая, что деревня больше не принадлежит им.
******
Толпа жителей, согнанная в центр деревни, стояла молча, прижавшись друг к другу в жуткой тишине. Люди с тревогой оглядывались на своих близких, осознавая, что не смогут ничем помочь ни себе, ни другим. Немцы, выстроившись рядами, контролировали каждый закоулок, а у одного из солдат в руках был огнемёт, от которого пахло лютой смертью.
Краузе, с ледяной решимостью на лице, коротким жестом приказал привести что-нибудь. Двое солдат вытаскивли животное на улицу, держа его крепко, чтобы не дать убежать. Корова мычала, беспокойно оглядываясь. Жители в ужасе наблюдали за происходящим, чувствуя нарастающий страх и беспомощность.
— Вот что будет с каждым, кто ослушается, — проговорил Краузе с холодной улыбкой, не глядя на людей, а словно обращаясь в пустоту.
Солдат, не медля, привел огнемёт в боевую готовность. В тот момент, когда струя огня вспыхнула, заливая корову огненным потоком, толпа ахнула, дети вцепились в матерей, а женщины, не выдержав, начали вскрикивать. Огонь захватил всё тело животного, превращая его в безжизненную, горящую массу, и запах палёной шерсти и плоти быстро разлетелся по округе, смешиваясь с холодным зимним воздухом.
Краузе не шевельнулся, не дрогнул. Он смотрел на пылающую корову и слушал, пока все не прекратилось.
Офицер подошёл ближе к толпе, его холодные голубые глаза пробежались по лицам, и в каждом он видел страх, который сковывал людей до полного оцепенения. Он медленно поднял руку, и солдаты выбрали из толпы детей, отделив их от взрослых. Маленькие, дрожащие фигуры, прижавшись друг к другу, смотрели на окружавших их немецких солдат, не понимая, что происходит. Но один из них, вооружённый огнемётом, медленно шагал вдоль линии, словно играя, направляя дуло то в одну, то в другую сторону.
Краузе остановился перед толпой, оглядывая каждого, кто стоял перед ним, словно взвешивал их судьбу.
— Посмотрите на своих детей, — начал он, голос звучал спокойно, но в этой холодной речи чувствовалась скрытая угроза. — Война не прощает тех, кто прячет врагов. Вы скрываете партизан, которые мешают великому Рейху, значит, разделите их судьбу.
Он сделал шаг вперёд, и родители, видя, как он указывает на детей, которые прижались к друг другу ещё крепче, не смели пошевелиться.
— Но я даю вам шанс, — произнёс он. — Если скажете, где они прячутся, мы уйдём, и ваши дети вернутся сегодня домой. Но если выберете молчание, дети будут гореть, как эта корова. Это ваш выбор.
Огнемётчик сделал ещё шаг вперёд, поднимая дуло устройства чуть выше, и это движение было как удар — каждый взрослый ощутил холодный ужас, сковавший их сердца. Краузе ждал, не отводя взгляда, словно наслаждаясь этим моментом, когда страх и мучительная борьба разрывали души родителей.
*****
Алена медленно вышла из толпы, босая, с лицом, на котором застыла смесь страха и решимости. Она не сводила глаз с Краузе, и в её шаге было что-то странное. Шёпот пробежал по толпе, но люди замерли, не решаясь даже дышать громко.
Солдаты настороженно посмотрели на неё, один из них сделал движение, чтобы остановить её, но Краузе, прищурившись, лишь слегка поднял руку, давая знак не вмешиваться. Он смотрел на Алену с любопытством, но в его взгляде читалась насмешка, словно он уже представлял, что будет делать эта хрупкая девушка.
Алена подошла ближе, остановившись в нескольких шагах от офицера. Её лицо было спокойно. Она взглянула прямо на Краузе, словно видела его насквозь, и тихим, но твёрдым голосом произнесла:
— Оставьте их. Оставьте детей.
Краузе ухмыльнулся, заметив, как толпа сжалась, видя, как хрупкая девушка бросает вызов этому холодному чудовищу в форме.
— Ты хочешь спасти их? — спросил он, с издёвкой смотря на неё. — А что ты можешь мне предложить взамен?
Алена сделала шаг ближе, её взгляд не дрогнул. Она медленно подняла руку и положила её себе на грудь.
— Я предлагаю вам меня, — произнесла она тихо. — Я закрою глаза и всё будет в прядке. Но оставьте деревню и детей.
Краузе прищурился, его взгляд стал ещё холоднее, а на губах появилось еще больше ехидства.
— Ты предлагаешь мне себя? — он склонил голову, разглядывая её с некоторым цинизмом. — Думаешь, мне это интересно? Поверь, я уже насытился маленькими птичками, вроде тебя.
Солдаты вокруг напряглись, ожидая приказа. Краузе, не сводя с Алены взгляда, жестом указал на огнемётчика.
— Сжечь её, — сухо отдал он команду, словно речь шла не о живом человеке, а об очередной кукле.
Толпа ахнула, кто-то из женщин закрыл рот рукой, сдерживая вскрик. Солдаты, услышав приказ, моментально пришли в движение, огнемётчик шагнул вперёд, направляя дуло на Алену. Но она не сдвинулась с места. Она стояла неподвижно, её лицо оставалось спокойным, и это спокойствие в её глазах было как вызов, как молчаливое проклятие, направленное прямо в сердце Краузе.
— Я не забуду вас, — прошептала она тихо, смотря прямо на офицера, — ни одного.
******
Пепел осел на снег, и едкий дым ещё витал в воздухе. На белом покрывале остались лишь обгорелые останки Алены, но даже они — её безмолвные, холодные кости и череп— казалось, смотрели укоризненно на тех, кто молча стоял вокруг. Немцы в ожидании обступили жителей, которые, поняв, что другого выхода у них нет, один за другим начали говорить.
Старик Михаил, побледневший и дрожащий, шагнул вперёд первым, его голос срывался от страха:
— Партизаны... они за болотами, где сосны, ближе к старому мосту...
Его слова едва успели затихнуть, как другая женщина, сжав руки, почти выкрикнула:
— И у лесничества их бывает, прячутся там, на втором этаже!
Каждое слово отзывалось в холодном воздухе, их голоса накладывались один на другой. Люди говорили, не выбирая слов, торопливо и отчаянно, словно каждая их фраза могла остановить новую вспышку огня и спасти детей.
Краузе слушал их с насмешливой улыбкой, приподняв бровь и с трудом скрывая своё довольство. Как только последние слова вырвались из уст дрожащих людей, он слегка кивнул, и по его губам скользнула холодная, почти издевающаяся очередная улыбка.
— Благодарю за сотрудничество, — произнёс он с издёвкой, резко повернувшись к своим солдатам. — Всех запереть в амбар. Пожалуй, нам больше здесь никто не понадобится.
Жители, осознав истинный смысл его слов, побледнели. В толпе послышались сдержанные всхлипы, кто-то тихо молился, кто-то беспомощно сжимал руку соседа. Но солдаты не давали шансов на побег. Толкая и подгоняя штыками, они сгоняли людей к старому амбару, где когда-то хранились урожай и запасы деревни. Теперь это было их последнее пристанище.
Когда дверь амбара захлопнулась, Краузе, не глядя, отдал короткий приказ:
— Поджечь.
Солдат с огнемётом, уверенным шагом подошёл к стене амбара, и вскоре сухие деревянные доски вспыхнули, за мгновение охватив постройку пламенем.
*****
Внезапный хлопок раздался, и огонь, только начавший жадно пожирать амбар, погас, оставив после себя едкий дым и тишину, которая на мгновение повисла над деревней. Как по сигналу, метель взвыла над деревней, словно пришедшая ниоткуда. Леденящий ветер хлестал по лицам, заставляя солдат отшатнуться назад, закрывая глаза от снежной пыли.
Позади, чуть дальше от немецкого строя, застыла фигура, сложенная из обгоревших костей и остатков плоти. Что-то неестественное, жуткое исходило от этой формы, искажённой огнём и смертью, но всё ещё стоявшей, как живое. Её чёрный провал рта был широко открыт в беззвучном крике, из которого, казалось, рвался на свободу нескончаемый вой метели.
Солдаты медленно обернулись, и каждый их взгляд замер на этом ужасном видении. Ледяной холод сковал сердца, а тело офицера Краузе застыло от плохого предчувствия. Это было нечто за пределами его понимания. Существо сделало шаг, кости хрустнули, и глубокий, пронизывающий шёпот, который перекрывал метель, произнёс:
— Я обещала... не забыть.
***
Страшные крики немецких солдат доносились до жителей, запертых в амбаре. Звук был пронзительным, нечеловеческим, полным ужаса. Люди прижались друг к другу, не осмеливаясь даже дышать в эту страшную минуту, прислушиваясь к звукам, которые всё усиливались. Затем всё стихло — резко и неожиданно, оставив лишь гнетущую тишину.
Когда один из мужчин, осмелев, толкнул дверь амбара, она открылась. Жители, дрожа от страха, по одному вышли на улицу. Перед ними предстала картина, от которой кровь стыла в жилах. Немецкие солдаты, совсем недавно устрашающие и грозные, теперь лежали разбросанными по земле, превращённые в нечто, больше напоминающее мясной фарш. Снег вокруг был красным, окровавленным до тёмного оттенка, словно сама земля отвергала это зрелище.
Офицер Краузе, некогда гордо стоящий над толпой жителей, теперь был мёртв. Его части тела были разбросаны по дороге, так, что они даже не могли составить целого образа. Рука с белыми, начищенными запонками лежала в стороне, торс — на дороге, а голова покоилась на обочине, словно потерянная.
Жители молча осматривали это страшное поле боя. В их сердцах смешивались ужас, облегчение и трепет перед той силой, что явилась защитой их деревни.
ВЫБИРАЙ:
ЧЕРНЫЕ КОПАТЕЛИ ВСТРЕТИЛИ ДУШИ СОВЕТСКИХ СОЛДАТ <<< ЖМИ СЮДА
ИЛИ
АУДИО ВЕРСИЯ ЭТОГО РАССКАЗА <<<ЖМИ СЮДА
Уважаемые читатели все рассказы и аудио в том числе пишу и озвучиваю самостоятельно. Такой вот у меня стиль повествования. Хотите больше? На канале их есть у меня подписывайтесь. Каждый ваш лайк или подписка дают дорогу моему творчеству! СПАСИБО КТО ПОДДЕРЖВИВАЕТ.
Друзья поддержите канал комментарием , и я очень люблю их читать=): ПОДДЕРЖАТЬ https://boosty.to/terriblehorrors ну или карта =) 2202203637996937 сбер. Любые 10 рублей помогают издать новый рассказ! =)