Вчера мне приснился муж. Будто мы, нынешние, живем в коммуналке, в нашей старой квартире. Собираемся вечером пойти куда-нибудь поужинать и почему-то договорились, что он выйдет раньше и будет меня ждать.
Вышла я из дома, и с досадой обнаруживаю, что не взяла телефон. Как теперь договоримся, где встречаться? И тут же себя успокаиваю: да где и обычно, недалеко от нас, на Владимирской площади, там, где в нее вливаются Большая Московская и Загородный.
Проснулась и пытаюсь вспомнить, что тогда там находилось? Точно какая-то дверь, я еще все время недоумевала: зачем расположили в таком узком неудобном месте, где ходят толпы народа?
Пошла, спросила у мужа. Он с удивлением отвечает:
– Да как же ты могла забыть? Гастроном был, и ты постоянно там продукты покупала!
Точно!
А направо от входа был колбасный отдел. Где продавали колбасу (я любила докторскую, а муж степную – она почти как ветчина), масло, сыр. Если повезет, то грудинку или ветчину. А уж если совсем повезет, то даже и сосиски.
Именно в этом отделе работала продавец, к которой специально приходили со всего района, чтобы она сделала нарезку. Тогда машинок для этого не было, а пользовались таким приспособлением: в столе, оббитом жестяным листом, прорезь, и над ней на рычаге металлическая полоска-резак. Продавцы, когда покупатели брали колбасу или сыр, спрашивали: «Вам кусочком или нарезать?». Если это не килограмм, конечно.
Колбасу нарезали редко. И пользовались этой услугой, в основном, известные компании из трех человек. И то не все, а наиболее из них «интеллигентные», те, которые закусывают. Причем не каким-нибудь банальным сырком «Дружба» на троих, или конфеткой, неизвестно как завалявшейся у кого-то из них в кармане. Нет! Это были настоящие гурманы! Наскребали денег ровно на сто грамм колбасы. Самый приличный из троицы, еще сохранивший остатки былой интеллигентности, командировался в гастроном. И просил: «Сто грамм докторской. Нарежьте, пожалуйста». Бывало, правда, что просьба звучала примерно так: «У меня тут копейки не хватает. Так Вы уж сделайте чуть-чуть поменьше».
И вот эта продавщица отрезала точно на нужные копейки три кусочка. Абсолютно ровных, одинаковых, хоть по линейке проверяй!
В других магазинах не заморачивались: как получится, так и ладно. Кусочки разные, довесочек маленький – чтобы сумму соблюсти, меньше на пару копеек – да и пусть. Больше нельзя, ему просто нечем будет заплатить. Не тот контингент, чтобы угождать.
А у этой все четко! Как ей это удавалось? Никогда не понимала.
Чаще просили нарезать сыр. Обычно какая-нибудь дамочка выше среднего возраста, которую очередь единодушно определяла как «одинокая», «делать ей нечего», «выделывается тут». Нам-то, обычным женщинам – лишь бы поскорее. Там в очереди постоишь, тут. А надо еще и готовить, и прочие домашние дела. А уж сыр мы и сами порежем дома, было бы что порезать.
Дамочка чаще всего просила двести грамм. Хотя были и такие странные, которым надо было 150. Очередь тут же реагировала: Вот ведь, смотрите-ка на нее, 50 грамм ей погоду сделают! Выделывается, не иначе!
При просьбах нарезки народ ворчал недовольно, но что поделаешь, придется еще лишнюю минуту-две ждать.
Но если (изредка) просили нарезать полкило, то это очередью расценивалось уже как наглость. Это ж сколько ждать! И обязательно находился кто-то, кто возмущенно бросал продавцу:
– Не нарезайте, еще чего! Сама пусть режет, ишь, барыня!
Дамочка оправдывалась:
– Я специально из другого района сюда приезжаю, к этому продавцу, никто так ровно не нарезает, как она.
Очередь снова взрывалась негодованием на тему обязательной ровности кусочков сыра. На что продавец невозмутимо отвечала:
– Человек просит нарезать, значит, нарежу. Может, ей для гостей.
Аргумент был веский, гости – это святое. Очередь стыдливо замолкала.
А я смотрела на этих дамочек, и мне тоже хотелось такие ровненькие, тоненькие, почти прозрачные пластиночки сыра. И, когда народу было мало, человека два-три, тоже просила нарезать свои обычные двести грамм.
И знаете, сыр в этой нарезке был значительно вкуснее! Муж не понимал, зачем. Один такой лепесток – ему мало, надо взять сразу штуки четыре. Тогда к чему эти заморочки. Да и сохнет он быстрее, когда нарезан.
А я ела и наслаждалась, смаковала эти тонкие лепестки. Мне казалось, что они сами собой тают на языке.
Потом к нам пришла мода резать сыр кубиками и подавать его на деревянной доске. Я пробовала. Мне никак, не то.
И появились машинки, которые делают нарезку, и даже уже нарезанный пластинками сыр – и фабричные нарезки, и на подложках. Все не то, слишком толсто или неровно.
Поэтому до сих пор сама отрезаю себе тонкие пластиночки, мне только так вкусно. Но такие лепесточки, как у той продавщицы из советского гастронома, не получаются.
Это все, конечно про сыр твердых сортов. Тогда он и был-то один, «российский». Поэтому и называли просто «сыр». Когда появились разные, я влюбилась в «маасдам». Он не только вкусный, там же дырки! И, когда его нарезаешь, дырка все больше, больше, а потом меньше, меньше… Меня это почему-то прямо-таки завораживает!
Нашла фото, правда, оно современное. Слева на переднем плане – крыша Владимирского собора, за ним видно нашу Большую Московскую улицу. Кривым красным кружком обвела бывший Гастроном, сейчас там другие магазины. Правее проходит Загородный проспект.
© Елена Тершукова. Канал на Дзен: Елена-Уютные истории за чаем
Про нашу коммуналку, ее уникальное месторасположение, немного здесь:
И немного о том, как мы там примерно жили:
Заходите на мой канал! Здесь много разных историй: веселых, романтичных, задумчивых. Всегда рада пообщаться и узнать ваше мнение! Вам сюда:
Елена-Уютные истории за чаем ☕🍰🍬
А можно сразу в подборки (нажимайте на эти синие буковки) 😊