Часть 2.
Часть 1.
Анастасия Лотарева: Кстати, что вообще за история с Троицей? Почему она была так важна, чтобы ее с таким скандалом забирали из музея?
Андрей Кураев: На каком языке можно дать вам ответ? Я могу на французском, могу на украинском.
На украинском отношение Владимира Путина к проблеме «Троицы» Рублева выражается так: «На тебе Боже, что нам негоже».
А на французском она звучит так: «Ça lui fait tant de plaisir et à moi si peu de peine!». Это, если не ошибаюсь, из «Братьев Карамазовых» Достоевского, когда один из персонажей начинает травить церковный анекдот: «Приходит к старику патеру блондиночка, норманочка, лет двадцати, девушка. Красота, телеса, натура — слюнки текут. Нагнулась, шепчет патеру в дырочку свой грех. „Что вы, дочь моя, неужели вы опять уже пали?.. — восклицает патер. — O Sancta Maria, что я слышу: уже не с тем. Но доколе же это продолжится, и как вам это не стыдно!“ — „Ah mon père, — отвечает грешница, вся в покаянных слезах. — Ça lui fait tant de plaisir et à moi si peu de peine!“. В переводе: „Это доставляет ему такое удовольствие, а мне так мало труда!“»
Так вот, я думаю, для Владимира Путина вопрос «Троицы» — он же не исторический, не геополитический — просто неинтересен. А если патриарх очень просит отдать? «Это требует так мало труда».
Анастасия Лотарева: А зачем «Троица» патриарху?
Андрей Кураев: У патриарха в его речах Бог — это сила. Энергия, сила, мощь и так далее. Я это называю «барнаульским догматом». Однажды, будучи в Барнауле, патриарх сказал так: оказывается, чем больше людей собираются в храме, тем более храм становится намоленный. И когда вместе люди молятся на одну икону, они как бы наполняют ее энергией. И столб нашей молитвы через икону поднимается к небу!
Анастасия Лотарева: Но исходя из этого, эта энергия так же может подниматься к небу из Третьяковской галереи! Зачем возить-то туда-сюда?
Андрей Кураев: Не может! В том-то и дело! Потому что в галерее, если следовать словам патриарха, powerbank разряжается, нет молитвы перед ней! «Троица» остается в плену музейном, на нее, конечно, смотрят экскурсанты, но не молятся же! Значит не заряжают.
А вот если отвезти ее в Троице-Сергиеву Лавру, где все паломники и молятся, тогда икона подзарядится! А мы перед ней прочитаем нашу молитву о победе! И тогда святая Троица свои молнии обновленные пошлет на вражеские танки! Такая у этих людей в Церкви сейчас и есть логика.
Анастасия Лотарева: Вы рассказываете эти вещи и, получается, что вы как миссионер, как коммуникатор, по вашему выражению, зовете людей именно в такую Церковь?
Андрей Кураев: Я не зову людей прийти в такую церковь, я их приглашаю к честному анализу мысли и ответственному выбору. Прежде всего, «прийти в Церковь» и «оставаться в Церкви» — это очень разные вещи.
Людям, которые спрашивают, как им оставаться в Церкви, я говорю: «Вспомните, зачем вы в нее пришли». Мое определение веры — оно очень простое. Вера — это верность самым светлым минутам своей жизни. Это касается и семейной жизни, верности в любви, браке. Это касается и отношений с детьми, которые взрослеют и могут стать сволочами, но мы-то все равно живем воспоминаниями о том, какими они были лапочками. И это касается и религиозной жизни.
Были минутки, когда облака вдруг расходились и что-то казалось духовно очевидным и благодатным. Были сумерки, туманы, смог, копоть. И я говорю: вспомните времена вашего неофитства. Ведь сейчас почти все люди в Церкви — это неофиты, а не те, кто с материнским молоком впитали церковную жизнь. Ради чего вы в нее шли? Чтобы получать политические комментарии с амвона? Чтобы вас учили ненависти? Нет же!
Может быть, причастие. Может быть, возможность молиться. Может быть, вы за Христом шли? И задайте себе вопрос: эти возможности, они закрыты этой броней, этими щитами пропагандистскими — или вы сможете из этого загрязненного источника добывать чистую водичку.
Да, я говорю о современных проблемах церковной жизни. Но при этом я все время подчеркиваю: они не вчера начались. Не патриарх Кирилл виноват в этих проблемах. Это генетика. Церковь болеет этим тысячелетиями.
Анастасия Лотарева: Зачем же в нее тогда идти?
Андрей Кураев: Бог-то Церковь терпит. В этом моя надежда — Бог терпел беззакония наших отцов, потерпит и наши грехи. Грехи нужно признавать, отрицать их нельзя. И именно в этом случае Бог не отречется от тебя.
Анастасия Лотарева: Что христианство может сейчас предложить современному обществу? Уровень прогресса в диапазоне от искусственного интеллекта до новых научных знаний, зачем тут вообще вера в Бога и церковная жизнь?
Андрей Кураев: Церковь дарит социальную идентичность. Есть у человека потребность быть не одному. Быть вместе с кем-то, в том числе в эмиграции. Религия всегда тебе говорит, что у тебя есть свой путь, ты гражданин небесного Отечества, а не этого и никакие земные идентичности не важны для Бога.
Анастасия Лотарева: Я знаю, что этот вопрос задают священникам постоянно и тоже хочу задать его еще раз. Как мы можем говорить о существовании Бога вообще, если вокруг все так ужасно?
Андрей Кураев: Здесь я всегда должен разочаровывать своих собеседников. И меня мучали этим вопросом, и сам я им мучался. В общем, я решил отпустить Бога на свободу. Мне было бы удобнее как проповеднику, конечно, иметь карманного Бога, который с тобой все время согласен и который умещается в формат твоего мировоззрения. Но я больше так не делаю.
Анастасия Лотарева: Хорошо, я конкретизирую вопрос. В начале вторжения я разговаривала с одним священником, который своими руками копал могилу для массовых захоронений. Как ему можно ответить на вопрос, где в этот момент был Бог?
Андрей Кураев: Ответ — Бог был там.
Хотя я бы предложил уйти от этого вопроса, остерегаясь дешевых пропагандистских ответов. Был такой в эмиграции замечательный священник, Александр Ельчанинов. В его дневниках есть запись. «Как помочь плачущему? Не богословствовать, а плакать вместе с ним». Ну и помогать по возможности. Такой ответ лучше любой проповеди.
Но если человек просит именно проповедь… Иногда у людей бывает такая потребность, они просят — дайте мне смысл моей потери. У Бродского была удивительная строчка, очень точная, очень христианская: «Только размер потери и делает смертного равным Богу». Не размер приобретения — а размер потерь.
Анастасия Лотарева: Вернусь немного опять же к личным биографическим деталям. Вы сейчас приехали в Латвию по приглашению религиозного объединения, которое славится и гордится до некоторой степени своей гомофобией, своими антипрививочными взглядами <диакон Андрей Кураев приехал в Ригу по приглашению религиозной организации «Новое Поколение», в разных странах это объединение объявляли тоталитарной сектой — прим.> У вас нет нет противоречия с приглашающей стороной?
Андрей Кураев: Я не обязан анкетировать журналистов, к которым я иду. Достойны эти люди моего интервью или не достойны? Когда меня куда-то приглашают, в гости или в аудиторию, я не занимаюсь дотошным исследованием ни рецептуры кухни, ни состава людей. А что касается поиска собеседников — вы знаете, мой учитель тоже был не очень разборчив в их выборе, и все время его пытались на место поставить. То падшие женщины какие-то вокруг него, то разбойники. Моя работа такая — с людьми разговаривать.
Анастасия Лотарева: Вас самого часто называют гомофобом. Вы могли бы так себя охарактеризовать?
Андрей Кураев: Вот моя гомофобия уже позади! Я думаю, что я уже никому не привлекателен.
Анастасия Лотарева: Почему проблема ЛГБТиК — это такая значимая проблема для Русской православной церкви?
Андрей Кураев: Потому что она легко позволяет подменить проповедь Христа чем-то другим. И вместо разговора о спасении души можно показывать пальцем на кого-то и говорить: «А мы вот не такие! А вот они сволочи!». То есть это чистейшее фарисейство. Именно поэтому и российская пропаганда об этом говорит постоянно, и постоянно патриарх Кирилл выводит эту тему в качестве главного мотива этой «священной военной операции». Поговорил о гей-параде на Донбассе? Получил легкий отклик низовых масс.
Поразительно, что патриарх не понимает, насколько это стыдно на самом деле, когда ты пробуешь объединить людей на основании тезиса, который вызывает бурное согласие посетителей любой пивнушки в любой точке мира. Это низовой, примитивный и животный тезис.
Анастасия Лотарева: Вы верите, что РПЦ переживет еще какую-то одну трансформацию, как это случилось после развала Советского Союза, например, и что-то изменится?
Андрей Кураев: Я ни минуты сомневаюсь, что если в следующем столетии в России будет ориентированный на Европу политический стиль — то все переменится. И с высоких политических кафедр мы будем слышать: «Да Русская православная церковь всегда обличала путинизм! Вспомните вот проповеди отца Андрея Кураева».
Другие истории:
Я живу без желудка. Мне пришлось заново учиться есть. Но самым сложным оказалось принять свое новое тело
Я обеднела после 2022 года. Я покупала брендовые сумки и летала за границу на выходные. Теперь мне хватает только на самое необходимое
Тайна семьи: 6 странных смертей за 14 лет вынудили брата и сестру провести собственное расследование
Пьяный военный — это теперь едва ли не худший пассажир, судя по рассказам проводников
В моей квартире живет 21 кот. Я трачу на них больше 100 тысяч в месяц