Долгими октябрьскими ночами Коля почти не спал. Мозжила, мучила болью правая рука. Хорошо, что не отняли, куда бы он без нее в колхозе-то? Старенький военврач немало поколдовал над искалеченной рукой. Хвалил парня за терпение, санинструктора - за умело оказанную помощь. Предсказывал, что восстановление будет непростым, задет важный нерв:
- Лежи, солдатик, не торопись. Руку береги, пока команду не дам, пусть остается в покое. Потом разрабатывать начнем, чтобы стала как новенькая.
- А станет?
- Станет, куда она денется. Ты и сам-то весь новенький - девятнадцатый годок всего. Вот и лежи, отдыхай, сил набирайся. А если письмо домой надо написать - сестричку позови. Да вон хоть Катю, она быстренько настрочит. Родные-то есть ли у тебя?
- Есть, а как же. Ждут-не дождутся весточки, переживают. Мама, две сестрёнки младшие. Я ведь срочную служил на границе в Белоруссии, а тут немец полез. Считайте, с первого дня в боях, потом из окружения выходили, потом ранило. Долго не писал им. В Беляевке живут, село такое в Подмосковье, большое село.
- Отца, стало быть, нет. Тем более надо выздоравливать как следует. Беречься, матери помогать, сестрёнок поднимать. А Катю я тебе пришлю, напишет письмецо.
Так, с лёгкой руки военврача Алексея Степановича подружился Коля Миронов с медсестричкой Катей. А как же, ровесники, одного года выпуска. Только Катя бойкая, а Коля тихий, смирный. Сначала сильно стеснялся сестрички, долго приглядывался к ней. А она все чаще, чуть выдавалась свободная минутка, подсаживалась к нему с разговорами.
Несколько писем написала под Колину диктовку в далёкую Беляевку. Узнала про всех его родных, знакомых. Рассказывала о себе легко, как песню пела, Коля так не умел:
- Я ведь, Коля, тоже из деревни, из самой, что ни на есть, сибирской глухомани. Жили там с матерью, горе мыкали. Завез нас в это Евстафьево отец, да и бросил там. Как же, родина его, лучше не бывает! А вокруг тайга стеной, народу в деревне - раз-два и обчелся, и те все - чалдоны, охотники да рыбаки. Речка, правда, хорошая, неглубокая, но рыбная. Потом папаня уехал в Красноярск работать, да и не вернулся. Деревенские говорили, зазноба у него там давняя была, наверное, к ней подался.
- У меня, Катя, тоже отца нет. В 36-м году умер. С гражданской пришел сильно израненный, белоказаками порубленный, да не до конца. А твоя мать, что же, отца не искала? Может, случилось что с ним?
- А чего его искать, чтобы всю жизнь в этом Евстафьево в земле ковыряться? Нет, у нас с ней другая мечта. Терпеть я не могу эту Сибирь, холодная земля, неласковая. Мама-то моя с Украины, с Азовского моря. Вот где люди-то живут - и тепло, и все растет, только работай, все у тебя будет! Бог даст, если уцелею на этой войне проклятущей, в Евстафьево ни за какие коврижки не вернусь. На Украину не поеду, никого у нас там не осталось, буду здесь, в Краснополье. Маму к себе заберу. Хороший город, несколько больниц, я уж узнавала. Устроюсь медсестрой, как думаешь, возьмут?
- Конечно, возьмут. Тебя да не взять. Вон ты какая ловкая да быстрая, уколы ставишь лучше всех, ни следочка от них, ни боли. А можно и на врача выучиться, будешь, как Алексей Степанович, операции делать.
- Ну, это уж ты загнул! Куда мне на врача! Учиться долго надо, кто меня кормить-поить-то будет.
За этими встречами и разговорами время текло незаметно. Рука потихоньку подживала, Алексей Степанович велел ее разрабатывать. И тут Катя была Николаю первой помощницей. Вечерами, когда не было срочной работы, присаживалась около него с вязанием. Спицы так и мелькали в ее ловких руках, работа не мешала говорить. Обо всем - о погоде, о дороговизне на местном рынке, о том, как скучает по матери.
Коля молча любовался нежным личиком девушки, с тоской думал, что скоро придется расстаться. Он уже был на комиссии, получил недельную отсрочку. Значит, через семь дней на фронт. Коля давно не боялся фашистов, понимал, что надо гнать их с родной земли, хотел этого всей душой. Но Катя - как ее оставить? Девушка, незаметно для самого солдата, стала ему бесконечно дорогой.
Боялся признаться в любви - вдруг оттолкнет, скажет, не нужен. А время шло, до новой комиссии оставалось только два дня. Коля решился, в госпитальном саду отыскал три ветки рябины с алыми гроздьями ягод - никаких цветов там уже не было, отправился к Кате. Нашел ее в перевязочной, обрадовался, увидев как вспыхнули ему навстречу яркие глаза сестрички.
Только и было у них - два оставшихся дня. Но они подарили солдату несказанное счастье. Катя обещала ждать. Так и сказала:
- Воюй с лёгким сердцем. Знай, что люблю тебя и обязательно дождусь. А ты обещай мне остаться в живых.
Коля обещал, но с оговоркой, по-другому не мог:
- За спины товарищей прятаться не буду. А повезет - вернусь за тобой. Мама, сестрёнки только рады будут, к ним и уедем. А не захочешь в Беляевке жить, в Москву подадимся. Ты только жди.