Ещё одним подспорьем стала музыка. На природу Анжелика не брала наушники, но дома слушала любимые композиции почти непрестанно.
Когда оставалась одна, или когда девочки были заняты в своей комнате, Лика наливала себе ароматного травяного чая, — погорячее, — и погружалась в другую реальность благодаря исцеляющим звукам.
Она слушала одни и те же любимые композиции, снова и снова.
Она будто парила на невесть откуда взявшихся крыльях, отдавалась во власть какой-то неведомой стихии...
Может быть, та неведомая стихия — её душа. Лика всё чаще чувствовала её; обычно вот так, слушая музыку или бывая на природе.
Однажды Лике пришло в голову, что она раньше жила как заведенная игрушка. Вроде бы всё в порядке, но ты крутишся по одной и той же программе, и нет возможности даже задуматься ни о окружающем мире, ни о внутреннем. А сейчас эту игрушку сломали, и она не может больше так же хорошо выполнять свои обычные дела. Но зато она вышла из заложенного алгоритма, и пусть движения её судорожные и неуклюжие, но — собственные!
Она училась заново функционировать, теперь уже не по заводу. Одако и для самостоятельных действий нужна энергия. Подпитывалась ею Лика как раз от музыки.
От этих песен часто было больно, особенно от некоторых. Но после острого переживания становилось легче.
Самыми любимыми и "заезженными" стали в те дни у Лики две композиции. Первая — романс из "Гардемаринов", тема Саши и Анастасии. Только в исполнении Кати Белоконь.
А песня "Не отрекаются любя" понравилась ей в исполнении Виктории Черенцовой:
После, наслушившись их и отгоревав, Лика принималась за менее драматичные песни. Например, Александра Иванова. "Жаль" и особенно "Ночь" чаще всего звучали из альбома "Грешной души печаль".
"Ночь" вообще стала неким символом освобождения от сожалений. Они перерождались под эти звуки из отчаяния в лёгкую и светлую грусть.
Анжелика слушала её каждый вечер, когда дочери уже спали. Это было особенное время, будто разлом — один день уже закончился, другой ещё не спешит начинаться.
Именно тогда, в этаком безвременьи, музыка действовала особенно сильно. Впрочем, может, действие её усиливало и то, что Лика частенько наливала себе не только чай...
Пила бокал или два. Слушала, танцевала, — если так можно назвать те движения, совершенно спонтанные. А порой даже подпевала.
Но чаще просто слушала и будто покачивалась на волнах звуков.
А они вливались в её уши и там, внутри, похоже, заполняли какую-то дыру. И эта дыра от недели к неделе становилась всё меньше и всё менее болезненной. Так, рана от предательства мужа потихоьку затягивалась, и Анжелике становилось легче.
Окончательным аккордом, поднявшим всё её существо с глубины отчаяния на поверхность, стала ария Каварадосси из оперы "Тоска" Джакомо Пуччини. А точнее, не сама опера, а музыка в современном исполнении.
После этой музыки хотелось действовать, жить, творить. Непременно великое.
Но сил, как правило, хватало только на уборку, готовку и проверку уроков.
Однако и это было уже победой. Потому что в первое время после разрыва Лика действовала на автомате, безразлично и совершенно ни во что не вникая. Сейчас же Лике хотелось то разобрать полки в шкафу, то испечь девчонкам их любимое бананово-кокосовое печенье, то поменять занавески в спальне.
Анжелика стала тепрь брать наушники и на прогулки. Ставила там себе классику. Чаще всего и прежде любимого Антонио Вивальди.
И прогулки в парке, став привычкой, уже воспринимались не как побег от проблем, а как возможность быть энергичной и заряженной.
Прдолжение следует.
Самое начало истории тут: