Какую героиню Льва Толстого в японском переводе назвали «обезумевшая бабочка, промокшая от холодной росы»? Какого героя Достоевского превратили в Японии в коротышку с красным колпачком? И как советский мультфильм стал источником вдохновения для Хаяо Миядзаки? Чем больше русское искусство трансформируется под японским взглядом, тем интереснее наблюдать за этим культурным обменом. Собрали самые любопытные примеры.
«Дневник бабочки, размышляющей о душе цветка»
В 1883 году русист Такасу Дзискэ перевел на японский «Капитанскую дочку» Пушкина и озаглавил ее «Дневник бабочки, размышляющей о душе цветка, или Удивительные вести из России». Хоть в предисловии переводчик и писал, что хочет поведать читателям «об истинной прелести любовных страстей русского человека», у него получилось скорее вольное переложение пушкинской повести. «Капитанская дочка» была первым русским художественным произведением, переведенным на японский.
Японцам того времени был непонятен исторический контекст, они ничего не знали о восстании Пугачёва. Поэтому в первом переводе опущено почти все, кроме любовной линии. Оренбургские степи переводчик заменил на Сибирь: видимо, это звучало более по-русски. В итоге японский текст начинается так:
В местах, где только водятся лисицы, где буйствуют головорезы, здесь, в деревушке, ставшей границей на севере селения, живет молодой человек по имени Джон Смит.
Русские имена героев изменены: Маша стала Мэри, Пётр Гринёв — Смитом, а Алексей Швабрин — Дантоном. Возможно, дело в том, что Япония тогда переживала период вестернизации и продать книгу с английскими именами было проще. Или японцам все европейские имена казались одинаковыми, а английская литература была уже знакома.
Отдельного внимания достойны иллюстрации известного мастера японской гравюры укиё-э Цукиоки Ёситоси. Герои Пушкина в его исполнении все немного похожи на японцев, их наряды — странная смесь одежды разных культур, а природа на гравюрах далеко не русская: например, Маша просит императрицу о помиловании Гринёва на фоне пальмы. Забавные иллюстрации в 1910 году в России опубликовал журнал «Нива».
Второй японский перевод «Капитанской дочки» появился в 1904 году. Его выполнили журналисты Хокуо Адати и Сюсей Токуда. На этот раз произведение называлось «Русская военная повесть. Офицерская дочка». И хотя перевод был уже ближе к оригиналу, сам Пушкин вряд ли бы узнал свое сочинение. Первый канонический перевод русиста Накамуры Хакуё появился только в 1954 году и назывался уже «Капитанская дочка».
«Плачущие цветы и скорбящие ивы»
Не менее экзотичные приключения в Японии пережил роман Льва Толстого «Война и мир». Первым его переводчиком был студент, страстный любитель русской литературы Мори Тай. Кстати, он учился вместе с первым переводчиком «Капитанской дочки» Такасу Дзискэ. Книжка вышла в 1886 году, в нее входили 23 главы и послесловие, в котором переводчик намекал на дальнейшие события. К сожалению, других публикаций так и не последовало.
Удивительное название книги — «Плачущие цветы и скорбящие ивы. Последний прах кровавых битв в Северной Европе» — объяснялось японскими традициями того времени. Название должно было намекать на происходящие в книге события, передавать эмоции или формулировать мораль. По этому же принципу написаны подзаголовки: они призваны отобразить содержание и образно-эмоциональный фон. Герои, их чувства и отношения сравниваются с явлениями природы: цветами, бабочками, временами года. Причем каждый такой образ обладает для японского читателя особым символическим содержанием. Так, в японском переводе романа Толстого появились главы:
— Ива, стряхивающая снег, — возмущение праздной жизнью Шерер.
— Цветок, плачущий под дождем, — тоска Лизы о муже.
— Обезумевшая бабочка, промокшая от холодной росы, завидует любви Николая и Сони (это о юной Наташе Ростовой).
— Луна и цветок спорят о чудесах. Ликующая радость встречи Ростовых.
Сам перевод, хоть и выполнен с большой любовью к русскому писателю, является скорее сочетанием вольного перевода с пересказом. Переводчик объясняет подробности русского быта, описывает имена, костюмы и обычаи. Также он выбирает самые интересные, по его мнению, эпизоды, поясняет и комментирует их, соединяет главы: 23 главы Толстого превратились у него в шесть, которые уложились в 174 страницы.
Манга по Достоевскому
Достоевский — еще один любимый японцами русский классик. Особенно Фёдору Михайловичу повезло на манга-адаптации. Манга — это японские комиксы с особенной повествовательной и изобразительной манерой, название жанра переводится как «причудливые рисунки».
«Братья Карамазовы» Касуке Маруо и арт-группы Variety art works получилась вполне «классической». Они урезали сюжет и убрали некоторых персонажей, но сохранили структуру, основные сюжетную линию и проблематику.
«Преступление и наказание» тоже произвело на японскую публику большое впечатление. Отсылки к произведению встречаются в манге, аниме и компьютерных играх. Многие любители популярной во всем мире манги «Тетрадь смерти» видят в ней отголоски идей романа.
Первая адаптация «Преступления и наказания», принадлежащая Осаму Тэдзуке, вышла в далеком 1953 году и создана скорее по мотивам романа. Действие происходит в Санкт-Петербурге за некоторое время до революции, автор меняет концовку, добавляет персонажей из своих предыдущих работ. При этом проблематика и гуманистический пафос сохраняются. Эта манга очень популярна, ее даже изучают в школе.
Еще одна интерпретация романа — 10 томов манги Наоюки Очиаи «Преступление и наказание: сфальсифицированный роман», которая выходила с 2007 по 2011 годы.
Это современная адаптация русского романа. Дело происходит в Японии. Мироку Тачи — студент, подающий большие надежды. Он запирается у себя в тесной студии и начинает размышлять о судьбах мира. Его одолевают сомнения и тоска. После просмотра по телевизору выступления американского генерала, который оправдывает бомбардировки мирного населения, Мироку начинает верить, что он — один из «властелинов мира сего». А значит, общие нравственные законы на него не распространяются. Тогда у Мироку возникает план убийства одной жестокой школьницы, которая руководит небольшой группой школьниц легкого поведения. Параллельно с этим герой мечтает описать все происходящее в своем романе.
«Снежная королева» и король анимации
Без советского мультфильма Льва Атаманова «Снежная королева», возможно, у нас бы не было «Моего соседа Тоторо» и «Рыбки Поньо». В 1964 году Хаяо Миядзаки переживал период разочарования в анимации и хотел уйти из профессии. Но потом посмотрел русский мультфильм и увидел путь, по которому могла бы пойти анимация, избегая диснеевских канонов — их Миядзаки не принимал. Сначала режиссер посмотрел мультфильм в японской озвучке, а потом один из его друзей записал оригинал на кассету, и Миядзаки все время слушал ее во время работы, восхищаясь звучанием русской речи.
Отсылки к «Снежной королеве» можно найти во многих работах Миядзаки. Например, Сан из «Принцессы Мононоке» похожа на разбойницу из сказки. А принц Аситака верхом на антилопе напоминает Герду на олене, который вез ее в Лапландию.
В музее студии «Гибли» до сих пор висит постер мультфильма «Снежная королева» с подписью Миядзаки: «Моя судьба и мой любимый фильм».
Конек-Горбунок и Жар-птица
Влияние «Снежной королевы» на Миядзаки — факт довольно известный, однако мало кто знает, что «бога манги» и создателя первого аниме-сериала Осаму Тэдзуку тоже пленила советская мультипликация. Именно просмотр мультфильма Иванова-Вано «Конек-Горбунок» 1947 года вдохновил врача Осаму оставить карьеру и стать профессиональным художником-аниматором. Чтобы заручиться поддержкой семьи, он даже сводил на показ мультфильма свою мать, и она одобрила его решение. Влияние советского мультфильма прослеживается в известной манге «Фауст». Также художник признавался, что смотрел «Конька-Горбунка» 50 раз, и он во многом вдохновил его на создание главной работы его жизни — манга-серии «Жар-птица».
Русско-японский культурный обмен с успехом продолжается и сегодня. При поддержке банка ВТБ прошел Тихоокеанский театральный фестиваль, на котором русский зритель познакомился с самыми интересными театральными проектами со всего мира. Одно из центральных событий фестиваля — спектакль «Друзья» режиссера Мотои Миуры. В интервью сайту «ВТБ — России» японский режиссер рассказал о том, как на российской сцене создавался спектакль по произведению классика японского авангарда и почему в Японии любят Чехова.
