Представь себе глухую тайгу. Густые деревья поднимаются, закрывая небо, создавая ощущение, что находишься в тёмной, замкнутой ловушке. Туман, стелющийся между деревьями, впитывает каждый звук, и всё кажется затянутым пеленой. Где-то в глубине леса раздаются глухие шаги и тихие немецкие команды. В небольшой вырытой яме валяются тела, среди которых ещё слышны слабые стоны тех, кто остался жив, но не в силах двигаться.
Вокруг тишина кажется ещё более острой, когда несколько немецких солдат, с суровыми, невозмутимыми лицами, один за другим подводят людей к краю. Каждый новый выстрел разносится по лесу, пугая птиц, заставляя их шумно разлетаться. Над головой сгущаются облака, собирается дождь, и крупные капли начинают падать, размывая следы крови на листьях и земле.
Среди солдат один выделяется — его взгляд, казалось бы, совершенно безразличен к происходящему, но в нём проскальзывает доля сомнений. Он замечает молодого парня, который поднимает голову, взглянув ему в глаза с выражением боли и гнева. Несколько секунд длится этот молчаливый обмен взглядами, прежде чем солдат отворачивается, не выдержав напряжения, но и не вмешиваясь в происходящее.
Маленькая девочка, лет десяти, с трудом выбирается из ямы, цепляясь за корни и стараясь не издавать ни звука. Вокруг неё слышатся приглушённые разговоры немцев, которые до сих пор не заметили её попытку побега. Её маленькие, хрупкие руки дрожат от страха, но она находит в себе силы двинуться вперёд, раздирая кожу о ветки и кусты, которые, казалось, только хотят её остановить.
Она бежит, едва слыша свои шаги, но звук в её голове кажется ей оглушительным. В какой-то момент её тело, измученное страхом и болью, натыкается на дерево. Она замирает, стараясь осознать своё положение и отдышаться. Сердце бьётся в ушах, дыхание свистит в горле, но мысли проносятся одна за другой, и она понимает, что выжить — её единственная цель. Крупные слёзы катятся по её щекам, но она отгоняет страх, чувствуя инстинкт самосохранения.
Вдруг тишину прорезает крик на немецком. Девочка осознаёт, что её заметили. Она снова бросается вперёд, не замечая острых веток и сучков, которые царапают её руки и лицо, но вскоре за её спиной раздаётся топот солдатских сапог. Спустя мгновение её хрупкая фигурка падает с кровавой раной в груди.
****
Миша лежал, прижавшись к холодной земле, едва сдерживая стук сердца, который казалось гремел на всю округу. Мысли метались, но он снова и снова повторял про себя: «Миша, только не бойся…» Казалось, что это единственная мысль, которая спасала его от паники. Тела лежали на нём, давя своей массой. Запах крови и пороха заполнил яму, поглощая любой намёк на свежий воздух, но ему было важно сохранить тишину. Он был живым среди мёртвых, и оставаться таким могло означать спасение.
Через время, показавшееся вечностью, Миша почувствовал, как что-то тяжёлое и твердое перекатилось и упало рядом. Он рискнул взглянуть — это была девочка, с которой они встретились накануне. Его сердце наполнилось болью, ужасом и состраданием, когда он понял, что их борьба за свободу уже не для нее. Немцы, стоявшие над ямой, разговаривали на своём языке, смеялись.
Парень, едва дыша, постепенно начал подползать к краю ямы, стараясь не привлечь внимания. Он использовал мёртвые тела как прикрытие, перебираясь ползком. Каждый шорох отдавался болью страха в его груди. Но он знал: малейший звук, и его жизнь окончится здесь. Он достиг стены ямы, прижался к земле и замер.
И тут же раздался щелчок, следом — автоматные очереди, немцы стреляли в яму. Пули вонзались в тела, вызывая глухие удары, фашисты проверяли, не остался ли кто-то живой среди этой груды людей. Миша замер и, прижавшись к холодной земле, закрыл глаза, надеясь, что его пронесёт, и молясь, чтобы они не заметили дрожь в его теле.
Ночь поглотила лес, и тишина, разливаясь по тёмным углам, становилась давящей. Миша медленно приподнял голову, его тело словно онемело от долгих часов неподвижности. Вокруг него были только холодные, безжизненные тела. Вдохнув морозный воздух, он попытался подняться, стараясь не терять равновесия. Ноги едва слушались, словно налились свинцом. Он выбрался из ямы, скатываясь с края насыпи и падая на мокрую землю, а затем рванул прочь, в глубь леса, не оглядываясь.
Деревья окружали его плотной стеной, их голые ветви напоминали скрюченные руки, тянущиеся к небу. Под ногами хрустели сухие ветки, и каждый звук, казалось, эхом разносился на десятки метров вокруг, заставляя его вздрагивать. Миша бежал, с трудом переводя дыхание, чувствуя, как мокрый холод пробирается под рубаху. В какой-то момент он споткнулся, упал на колени и ощутил, как острые камни впились в ладони. Но боли он почти не чувствовал – в голове стоял один-единственный звук: отголосок автоматной очереди, которая могла стать последней для него.
Он поднялся и пошел дальше, спотыкаясь, осматриваясь.
****
Земля под ногами уже не была мягкой: утренний мороз подёрнул дорогу коркой льда, смешавшейся с грязью и листьями. Миша почувствовал, как подошвы цеплялись за липкую холодную землю, каждый шаг будто впивался в неё, оставляя глубокие босые следы. Осень не давала покоя лесу. Вчера был ливень, который насквозь пропитал почву, размывая дорогу, а теперь воздух пронизывал мороз, хватая за щеки, как холодная сталь. Этот капризный перепад будто отражал и чувства Миши, рвущиеся наружу: страх, усталость, желание спастись любой ценой.
«Немцы должны скоро вернуться… Если снова налетит дождь, а затем мороз, дорогу совсем размоет, — мелькнула мысль в голове Миши, внушая лёгкую, почти отчаянную надежду. — Они не смогут восстановить ее так быстро».
Он смотрел на участок лесной дороги, размытой от дождей и осыпавшейся в овраг в доль которого она шла, но уже прихваченной утренним холодом. Вчерашний дождь оставил грязь липкой, как глина, и, казалось, всё вокруг застыло. Мороз схватил верхний слой земли, и грязь, утоптанная сапогами и колёсами, напоминала замёрзшие волны, застигнутые осенью в движении.
Лес затаил дыхание, точно выжидая, и лишь лёгкий треск тонкого льда таящего в лучах солнца нарушал эту хрупкую тишину. Миша, настороженно поглядывая на извилистую лесную дорогу, ощущал, как его тело вжимается в соседнее дерево, пытаясь раствориться в нём.
Несколько немецких грузовиков медленно продвигались по лесной дороге, пробираясь через мокрую, грязную колею, что становилась всё более непроходимой. Солдаты в кузове грузовика тихо переговаривались. Спереди едва слышался глухой шум мотора мотоцикла разведки, прокладывавшего путь.
Внезапно грузовики замедлились, затем остановились. Несколько человек выбрались из кабины, озадаченно глядя на что-то впереди. Один из них, обер-лейтенант, шагнул вперёд и остановился, обескураженно осматривая место прямо перед собой.
Прямо на обочине дороги, как ни в чём не бывало, лежали немецкие солдаты. Их форма была аккуратна, оружие лежало рядом, но все они были неподвижны. Лица были обращены к небу, а их рты раскрыты, будто в последнем жутком крике. Но никакой раны или повреждения на телах не было видно. Один из офицеров нагнулся и осмотрел лицо лежащего перед ним солдата. Зажав носовым платком нос, он дрожащей рукой показал на рот солдата.
Изо рта мертвеца торчали клочья травы, слипающиеся с грязью. Остальные тела были такими же, и у каждого из них во рту было что-то зелёное — как будто земля сама попала туда в последние мгновения их жизни.
***
Солдаты стояли рядом с грузовиком, нервно переговариваясь между собой, когда обер-лейтенант Вайс медленно подошел к ним. Он взглянул на мёртвые тела своих товарищей, затем обратился к окружающим.
— «Это дело рук партизан. Очевидно, они решили послать нам сообщение!» — его голос звучал грубо как медная труба.
Один из солдат, фельдфебель Краус, нахмурившись, внимательно осматривал тела.
— «Господин обер-лейтенант, но здесь нет следов борьбы. Их оружие не тронуто, а в глазах... в глазах просто ужас, будто они... как будто что-то видели перед смертью.»
— «Что, Краус? Предлагаешь бояться деревенских призраков?» — обер-лейтенант усмехнулся, но в его голосе появилась напряжённость. — «Нам нельзя позволить этим партизанам и дальше играть с нами. Мы должны ответить так, чтобы они усвоили урок.»
Его взгляд скользнул по телам, и он добавил холодно:
— «Распоряжение: расстрелять тридцать заключённых. Пусть знают цену своим забавам.»
— «Но, господин обер-лейтенант,» — вмешался другой солдат, младший офицер Штольц, нерешительно оглядываясь, — «я не уверен, что это были партизаны. У них не было причин оставлять тела так, будто... будто что-то само пришло за ними.»
Вайс резко обернулся, вперив в него ледяной взгляд.
— «Ты сомневаешься в приказе, Штольц?»
Штольц сжал зубы, но продолжил:
— «Нет, но... если здесь не партизаны, то что? Мы ведь не знаем, что тут может быть, господин обер-лейтенант. Возможно, это связано с чем-то другим, и расстрел не изменит ничего.»
Вайс усмехнулся и поднял руку, отдав знак двигаться вперёд.
— «Именно это и увидят партизаны, Штольц. Чтобы не было «других» причин!»
******
Михаил сидел у окна в доме где его приютила какая то старуха, ему была видна вся центральная улица деревни. Он наблюдал, как на неё медленно въезжала военная колонна немцев. Ветхие деревянные дома, прижавшиеся друг к другу, как будто пытались укрыться от этого внезапного вторжения, но, увы, никто не мог укрыться от того, что происходило.
Посреди улицы немцы выгружали из грузовика группу заключённых — более тридцати человек. Их выстроили вдоль улицы, а обер-лейтенант Вайс встал перед ними, вытянувшись в полный рост. Его взгляд скользнул по лицам заключённых, по застывшим от ужаса и горя лицам деревенских, что, боясь быть замеченными прятались за заборами.
— «В этой земле, — начал Вайс с холодной уверенностью, голос его прокатился, как удар грома, — нет места предателям и врагам. Вы думаете, нас можно запугать? Ошибаетесь!» Он повернулся к своим людям и указал на заключённых, как на символ ненависти.
— «Эти трусы и их подельники, что скрываются в лесах, думают, что мы отступим?»
Михаил почувствовал, как внутри него что-то разрывается. Он смотрел на людей, которых собирались расстрелять, и знал, что каждому из них суждено стать частью этой кровавой расплаты. Громкие слова Вайса звучали как приговор не только заключённым, но и всей деревне. Михаил крепче сжал кулаки, чувствуя, как руки невольно начали дрожать от бессилия и ужаса.
— «Слушайте все! — воскликнул Вайс, обводя взглядом пустую улицу, по которой эхом разносился его голос. — Если ещё хоть раз случится подобное, вся эта деревня будет сожжена дотла!»
По его команде раздался резкий, режущий уши грохот. Выстрелы звучали один за другим, каждый оставлял своё эхо в замёрзшем воздухе, и один за другим тела падали на холодную землю. Ледяное спокойствие на лице Вайса на миг сменилось торжеством, как будто с каждым упавшим телом он утверждал своё превосходство над страхом, пытаясь укротить ту невидимую силу, что поразила дух его солдат.
******
На небе медленно угасал кровавый закат, пока немецкий отряд пробирался по лесной дороге обратно. Ведя колонну, Вайс мрачно изучал местность. Вдоль дороги лежали тела немецких солдат, их лица застыли в странном оцепенении, а в ртах — пучки травы и комья земли. Два бойца подошли ближе, осматривая тела, но никто не понимал, что могло заставить этих людей подчиниться жуткой смерти.
– Выглядит, как работа партизан, – прервал тишину офицер Клаус. – Они их отравили, или, может, загипнотизировали. Эти ублюдки любят игры с психологией.
Вайс, морщась, кивнул. Он понимал, что оставлять это без ответа нельзя. “Завтра расстреляем больше. Пусть знают, что мы тоже умеем внушать страх,” – подумал он. Но, глядя на мёртвые лица своих солдат, Вайс внезапно ощутил тревогу. Как могли бойцы умереть так тихо, не пытаясь сопротивляться, и при этом не тронуть ни оружие, ни боеприпасы?
Клаус задумчиво озирался по сторонам.
– Обер-лейтенант, странно, что ни следов борьбы, ни даже пятен крови нет. Они будто бы… сдались? Земля во рту... Что за чёртовщина?..
Тишина леса будто становилась гуще с каждым словом, давя на уши. Воздух тянулся мертвенно влажный, осенний, будто лес сам наблюдал за ними, затаив дыхание. Один из солдат вдруг шепнул что-то, перекрестился и быстро отвернулся. Но его слова словно повисли в воздухе:
– Леший… это Леший...
Вайс одёрнул его. И закричал – Партизан!
Этого солдата выволокли из строя и заставили встать на колени перед Вайсом, который мрачно посмотрел на него сверху вниз. Офицер наклонился к его лицу, напряжённо прищурив глаза.
— Так, кто это сделал? Твои партизанские друзья? — Вайс ударил его кулаком в лицо. Партизан не ответил, лишь посмотрел сквозь Вайса, и сплюнул осколки зуба и кровь заполнившую рот.
Клаус, переглянувшись с другими, подался вперёд и тихо произнес:
— Ну, говори же. Иначе знаешь, что с тобой будет.
Партизан поднял взгляд, но в его глазах не было ни страха, ни дрожи, а только уставшая тоска.
— Это не люди, — выдохнул он тихо, едва слышно, но каждый его шепот будто эхом отдался в лесу. — Тут сам лес… сам лес вас к себе тянет.
Немцы переглянулись, в их глазах блеснуло что-то давно овладевшее их умами. Один из солдат отошёл, оглядываясь по сторонам, пока вдруг не закричал:
— Смотрите!
Они повернулись, и ошарашенно замерли перед ними стояло дерево, украшенное мрачными пластиковыми куклами и старыми выцветшими лентами. Ленты слегка шевелились, как будто бы на них колыхался воздух, хотя вокруг стояла тишина. Под деревом, будто растворяясь в его тени, сидел старик. Глаза его были закрыты, словно он дремал, а лицо осунулось и было спокойно
— Ты знаешь его? — прошипел Вайс, оборачиваясь к партизану, но тот лишь покачал головой.
— Это лес. Он пришел за вами…
Солдаты окружили старика под деревом, нацелив на него винтовки. Вайс подошёл к нему вплотную, жестом приказав остальным не стрелять. Старик сидел, будто не замечая их, и едва заметная улыбка мелькала в углах его потрескавшихся губ. В его спокойствии было что-то тревожащее, что-то мертвенно-холодное, заставляющее подниматься по спинам солдат мурашки.
Вайс резко выкрикнул:
— Встать! — Но старик не пошевелился. Напряжение усилилось.
И вдруг старик открыл глаза. Зрачки были непроглядно чёрными, как бездонные колодцы, и в следующий миг послышался шорох в кронах деревьев, будто лес ожил, подчиняясь его воле.
— Вы пришли туда, где не нужны, — прохрипел он, его голос разнёсся эхом, как если бы сам лес говорил через него.
Крики солдат потонули в жуткой тишине. Ветви деревьев начали двигаться, извиваясь, словно змеи, с тихим свистом потянулись к немцам. Один из солдат, широко распахнув глаза от ужаса, не успел даже закричать, как ветка, проросшая из земли, резко пронзила его грудь. Он упал, истекая кровью, в то время как остальные начали кричать, пытаясь отбиться.
Старик только наблюдал, ни на миг не моргнув. Он протянул руку, и земля под солдатами затряслась, как будто в ярости. Один за другим немцы падали, спотыкаясь, а корни хватали их ноги, ломая кости и увлекая за собой под землю..
Когда все стихло нетронутым остался только партизан переодетый в немецкого солдата.
Он с ужасом наблюдал как Вайс обезумив от счастья хватает сырую землю руками и запихивает ее себе в рот безумно хохоча.
Грязная слюна течет по его подбородку, но он, не замечая этого гребет руками все новые порции вместе с листвой и пожухлой осенней травой.
ЧЕРНЫЕ КОПАТЕЛИ НАШЛИ КЛАД НЕМЦЕВ, СЛУЧИЛОСЬ НЕВООБРАЗИМОЕ <<< ЖМИ СЮДА