Найти тему
Живопись

Художник Леон Бакст: философия элегантной повседневности

Когда рождается талант?

С первым вздохом, с первым криком пришедшего в новый мир будущего гения? Нет, он упорно прорастает сквозь утоптанную обывателями «почву» привычки, неверия и отрицания. Стойко переживает «заморозки» провалов и тянется к живительному солнцу всемирного признания. Но «бутоны» будущих творений проклевываются, – уж простите за банальность, – в детстве.

Биографию Льва (Леона) Самойловича Бакста столько раз обсуждали, переписывали и пересказывали, что «затерли до дыр» аки старый семейный альбом, в котором трудно найти новую фотографию. Но так ли значимо, где именно и когда он родился, из-за чего развелись его родители и почему он женился на своей супруге дважды. Впрочем, последнее действительно любопытно и достойно внимания. Но сначала – о том, почему он стал… таким.

«Рыжеусый, румяный, умеренный, умница»

Точнее поэта Андрея Белого о Баксте сказал только… сам Бакст – в своих немногочисленных автопортретах. Небольшого роста, сухощавый, рыжеватые волосы, «прилизанные» набок, и «горделивые» усы. В неизменном пенсне на золотом «поводке» цепочки, которое постоянно пыталось «скатиться» с носа. Наивный и невыносимый, мнительный и простой, грустно-шутливый и тревожно-улыбчивый.

Строгое семейное воспитание, особенности характера или проснувшийся в детстве творческий дар сделали его таким? Он был иронично-застенчив, общаясь со «звездами» искусства и «акулами» финансов. И превращался в несносного деспота, создавая портреты и сценографию. Ему рукоплескал Париж, мир сходил с ума от его креатива. А он шел по жизни, будто не слыша фанфар, погруженный в свои мысли.

Невский проспект, дом 4

Его работы – гордость музеев и желанные «гости» аукционов. Картины, эскизы, даже разрисованные вручную гравюры – все уходит «влет». Первым поклонником Бакста стал дедушка. В его роскошной квартире в самом «сердце» Петербурга рисунки внука перекликались с шедеврами классической живописи, развешанными на стенах, и становились частью коллекции предметов искусства. Здесь они обретали значимость и получали первые одобрительные рецензии.

Бакст Леон, «Эскиз декорации к балету «Послеполуденный отдых фавна», 1911
Бакст Леон, «Эскиз декорации к балету «Послеполуденный отдых фавна», 1911
Бакст Леон, «Декорации к балету «Ориенталь», 1908, акварель, карандаш, гуашь, 73,2 x 43 см, «Русские сезоны», «Ар-Рус» 1900-1930, Генуя, Галерея Чезаре
Бакст Леон, «Декорации к балету «Ориенталь», 1908, акварель, карандаш, гуашь, 73,2 x 43 см, «Русские сезоны», «Ар-Рус» 1900-1930, Генуя, Галерея Чезаре

Художник родился в Гродно, жил в Париже, вдохновлялся Грецией и путешествовал по Америке. Но Петербург считал своей «колыбелью», в которую стремился вернуться всю жизнь. Здесь дедушка учил его мыслить шире, охватывая взглядом искусную панораму Дворцовой площади, впитывать прекрасное, восхищаясь изяществом Зимнего дворца, и стремиться ввысь, как взлетающий в небо шпиль Адмиралтейства.

«Раб искусства»

Академия художеств стала «щербатой ступенькой» на лестнице, ведущей к вершине успеха. Об нее Бакст споткнулся, не получив медаль, – из-за новаторского видения библейского сюжета. Легкие питерские пейзажи не «утяжеляли» кошелек, иллюстрации для журналов и книг не давали вдохновения. И он подался в «рабство» к барону Д. Бенкендорфу. «Довел до ума» его любительские полотна и получил награды – хороший гонорар и должность учителя рисования у детей Великого князя Владимира Александровича.

Бакст «делал бизнес» с книжной графикой, «крутил роман» со сценическим дизайном. А живопись скромно топталась в прихожей, напоминая о себе пейзажами оливковых рощ и развалин Акрополя, которые художник использовал как наброски декораций. Но иногда ее приглашали в «альковы» мастерской, и тогда рождались шедевры, – элегантно-фривольный «Ливень», скандально-эротичная «Дама с апельсинами», лаконично-сферический «Элизиум» и «Древний ужас» – загадочный как Сфинкс, полный безумного отчаяния на фоне застывшего величия.

Бакст Леон, «Элизиум», 1906, холст, бумага,161 x 143 см, Государственная Третьяковская галерея, Москва
Бакст Леон, «Элизиум», 1906, холст, бумага,161 x 143 см, Государственная Третьяковская галерея, Москва
Бакст Леон, «Древний ужас», 1908, холст, масло, 250 х 270 см, Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Бакст Леон, «Древний ужас», 1908, холст, масло, 250 х 270 см, Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Причем тут Жуковский?

Бакст писал портреты легко, но превращал жизнь своих моделей в настоящий ад. Он требовал от них «оживления до экстаза» и «обнаженного нерва» чувств. Ломал привычные черты лица, перекраивал холсты и удлинял конечности. Впивался, точно хищный тигр, в секундное выражение глаз. И показывал невидимое, но ощущаемое, – теплую нежность во взгляде «надменного виконта» С. Дягилева, андрогинный магнетизм З. Гиппиус, «философическую» простоту В. Розанова и «парящую» воздушность А. Павловой.

Бакст Леон, «Сергей Дягилев и его няня», 1905, холст, масло, Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Бакст Леон, «Сергей Дягилев и его няня», 1905, холст, масло, Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Бакст Леон, «Портрет Зинаиды Гиппиус», 1905, бумага, черный карандаш, мел, сангина, 54 x 44 см, Государственная Третьяковская галерея, Москва
Бакст Леон, «Портрет Зинаиды Гиппиус», 1905, бумага, черный карандаш, мел, сангина, 54 x 44 см, Государственная Третьяковская галерея, Москва

Поэту В. А. Жуковскому повезло, – его потрет для школьного конкурса Бакст написал по гравюре. А вот миллионеров Ротшильдов он «погонял» на славу, заставляя часами позировать «поштучно» и вместе с друзьями-родственниками. Их портреты, «погруженные» в сказочные декорации «Спящей красавицы», стали фамильным сокровищем, спрятанным от широкой публики почти на столетие.

Бакст Леон, Панно II,«Обещание Доброй феи», 1922, холст, масло, 212,6 х 142 см, Уодесдон — родовое поместье Ротшильдов в графстве Бэкингемшир
Бакст Леон, Панно II,«Обещание Доброй феи», 1922, холст, масло, 212,6 х 142 см, Уодесдон — родовое поместье Ротшильдов в графстве Бэкингемшир
Бакст Леон, Панно III, «Принцесса у веретена», 1922, холст, масло, 213 х 143 см, Уодесдон — родовое поместье Ротшильдов в графстве Бэкингемшир
Бакст Леон, Панно III, «Принцесса у веретена», 1922, холст, масло, 213 х 143 см, Уодесдон — родовое поместье Ротшильдов в графстве Бэкингемшир
Бакст Леон, Панно IV. Король молит Добрую фею об избавлении. 1922, холст, масло, 213х143 см, Уодесдон — родовое поместье Ротшильдов в графстве Бэкингемшир
Бакст Леон, Панно IV. Король молит Добрую фею об избавлении. 1922, холст, масло, 213х143 см, Уодесдон — родовое поместье Ротшильдов в графстве Бэкингемшир
Бакст Леон, Панно V, «Спящее царство», 1922, холст, масло, 212 х 171 см, Уодесдон — родовое поместье Ротшильдов в графстве Бэкингемшир
Бакст Леон, Панно V, «Спящее царство», 1922, холст, масло, 212 х 171 см, Уодесдон — родовое поместье Ротшильдов в графстве Бэкингемшир
Бакст Леон, Панно VI «Прекрасный принц на охоте», 1922, холст, масло, 212 х 142 см, Уодесдон — родовое поместье Ротшильдов в графстве Бэкингемшир
Бакст Леон, Панно VI «Прекрасный принц на охоте», 1922, холст, масло, 212 х 142 см, Уодесдон — родовое поместье Ротшильдов в графстве Бэкингемшир

Семейные узы

Они связывали его всю жизнь, иногда – по рукам и ногам. Он стал кормильцем для трех сестер и брата, наполняя маленькую квартирку, где они ютились, душевно – теплом и светом, банально – едой и дровами. Он помогал им всю жизнь, они – поддерживали в трудную минуту, спасали от депрессии и лечили устало-опустошенную душу. Их семьи разрастались, потребности росли. Семейные связи превращались в «кандалы», и художник трудился как каторжник. Но если бы не этот стимул, получил бы мир Великого Бакста?

Бакст Леон, «Портрет Л.П. Гриценко-Бакст», 1902-1903, холст, темпера, 43,8 x 36 см, Государственная Третьяковская галерея, Москва
Бакст Леон, «Портрет Л.П. Гриценко-Бакст», 1902-1903, холст, темпера, 43,8 x 36 см, Государственная Третьяковская галерея, Москва

Большая любовь к Любови Гриценко (Третьяковой) «взорвала» его сердце и превратила в лирика. Он строчил любовные письма и дарил ей портреты. Они поженились в 1904-м и расстались через два года, не сойдясь во взглядах на семейный бюджет. Бакст тосковал и рисовал унылый автопортрет-аллегорию «Ваза». Они сошлись в 1907-м, родили сына и развелись – уже навсегда. Но в тревожно-революционном 1917-м он пожертвовал многим и вывез бывшую семью за границу.

За рамками картины

Дягилев пробудил в Баксте воспитанную дедушкой, но лениво дремавшую любовь к театру. Сцена подарила художнику размах и объем, не ограниченный размерами холста или книжной страницы. Позволила во всю мощь взмахнуть крыльями фантазии и превратить театр в волшебство. Он соединил сюжет, костюмы и декорации в единое полотно. Вплетал в него «нити» барочной экстравагантности, окрашивал в «оттенки» романтических грез, рисовал полутонами античное видение и щедро расплескивал на нем позолоту Востока.

Бакст Леон,  «Эскиз костюма к балету «Жар-птица», 1910
Бакст Леон, «Эскиз костюма к балету «Жар-птица», 1910
Бакст Леон, «Эскиз костюма к балету Н. Н. Черепнина «Нарцисс», 1911
Бакст Леон, «Эскиз костюма к балету Н. Н. Черепнина «Нарцисс», 1911
Бакст Леон,  «Эскиз костюма к балету Нижинского «Послеполуденный отдых фавна», 1912
Бакст Леон, «Эскиз костюма к балету Нижинского «Послеполуденный отдых фавна», 1912

Знакомые до зевоты спектакли превращались в завораживающее шоу, будоражили воображение дерзкими нарядами актеров и ослепляли богатством декора. Бакст рисовал декорации и эскизы костюмов к 77 спектаклям – поставленным и лишь задуманным. Но именно Дягилевские «Русские сезоны» дали ему пространство, где развернулся его талант «сочинителя волшебных сказок», и всемирную славу.

Эмансипация цвета

Любовь к элегантным нарядам Баксту привил дедушка – модный портной и франт. На шелковые галстуки и фраки Леон спускал все гонорары, займы и последние гроши. Но воспитанное с детства чувство стиля позволило ему создать «архитектуру костюма», сочинить «симфонию цвета», подчинить своей творческой воле светских красавиц и известных кутюрье. И стать «звездой» модельного бизнеса.

Бакст Леон, «Эскиз костюма для Л.П. Гриценко-Бакст», 1903, бумага, гуашь, графитный карандаш, 27,2 x 18 см, Государственная Третьяковская галерея, Москва
Бакст Леон, «Эскиз костюма для Л.П. Гриценко-Бакст», 1903, бумага, гуашь, графитный карандаш, 27,2 x 18 см, Государственная Третьяковская галерея, Москва

Он сделал мир «задирой» – эпатажным, ярким и – вызывающим на поединок традиции «тусклой старины». Он «даровал» одежде свободу – от предрассудков, догм и скуки. Сочинял смелые рисунки тканей, придумывал шляпки, обувь и аксессуары. Сводил с ума восточной экзотикой и околдовывал стилем «a-la russe». Читал лекции о моде, писал статьи об эстетической гармонии – и заложил основу того, что сейчас называют дизайном.

Четвертое измерение

Бакст мыслил трехмерно, предсказывая будущую «жизнь» своего костюма на невесомо-легкой балерине или лениво-грациозной «светской львице». Он «изменил» живописи и ушел к графике, влюбился в дизайн и раздвинул до безграничности театральную сцену. Писал романы, статьи и либретто, сочинял сценарии и собирался в Голливуд. И подарил потомкам мемуары – ненаписанные картины своей жизни.

Леон Бакст, «Портрет Александра Бенуа», 1898, акварель, пастель, бумага на картоне, Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Леон Бакст, «Портрет Александра Бенуа», 1898, акварель, пастель, бумага на картоне, Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Он «изменил» семейной фамилии, взяв творческий псевдоним «Леон Бакст», но остался неразрывно-целым со своими родными. Никогда не замыкался в тесном мирке привычного и сохранял любовь к прекрасному – нежную, трепетную и вдохновляющую. Получил всемирную славу, низкий поклон от гордого Парижа и долгожданное признание России. И ушел на пике славы – в невидимый мир, в четвертое измерение.

Бакст Леон, «Карнавал в Париже в честь русского флота», 1900, холст, масло, 205 x 305 см, Центральный военно-морской музей
Бакст Леон, «Карнавал в Париже в честь русского флота», 1900, холст, масло, 205 x 305 см, Центральный военно-морской музей

Когда умирает талант?

С последним вздохом покидающего этот мир навсегда? Нет, он продолжает жить, пока помнят того, кто творил – самозабвенно, не ради славы, но ради красоты.

Леон Бакст подарил ликование красок на холстах и на сцене. Закружил мир искусства и моды в вихре своих волшебных линий. Создал философию элегантной повседневности. И остался художником.

P.S. Приятного Вам просмотра! Обратная связь всячески приветствуется. В разделе комментариев Вы можете написать «хочу еще картин Леона Бакста».