Особую тревогу у партизан вызывал добровольный отъезд в Германию молодёжи. В каждом населённом пункте висели немецкие плакаты, которые обещали, чуть ли не райскую жизнь на чужбине. Кто-то в это верил, кто-то ехал от безысходности. Все понимали, что скоро жизнь на родной земле будет невыносима. Были случаи, когда родители отправляли своих детей в Германию несмотря на то, что те были против.
Как-то командир отряда отправил меня в мою деревню. «Посмотри, что там творится, послушай, что люди говорят, узнай так сказать обстановку» - приказал он. Уже на подходе к деревне я услышал баян и песни. «Нашли время радоваться!» - подумал я. Взобравшись на крышу одного из домов, увидел праздничное шествие. Половина деревни, нарядно одетая, шла по улице. Впереди всех шли три сестры Каспоровичей. Старшие сёстры улыбались, младшая Олеся плакала. Судя по лицу их матери, она была довольна судьбой дочерей.
Справка:
«По данным на 1944 год число добровольно выехавших на работу в Германию с территории Белоруссии и вывезенных насильственно составляло 384 786 человек. Впоследствии эти данные неоднократно пересматривались, но большого различия не было».
Через несколько месяцев немцы вывозили молодёжь и даже детей насильно. Теперь уже это мероприятие сопровождалось не песнями, а плачем родителей! Мы недоумевали: «Ладно подросток, он работать может, но зачем пятилетних забирают?!». Правду узнали только после войны. Маленьких детей использовали в качестве доноров крови для лечения немецких солдат.
Я подобрался к дому Мишки, сразу идти к нему не решился, решил понаблюдать. Тот пришёл домой ещё засветло. Мои кулаки непроизвольно сжались – на его рукаве была белая повязка, а на плече винтовка. Мишка - ПОЛИЦАЙ!
Выждав, когда стемнеет, я постучал в окно, Мишка выглянул, увидев меня, испугался, но разрешил войти в дом. В дальнем углу, на деревянных нарах и матрасе набитом соломой, лежала его мама. Я поздоровался с ней, она повернула в мою сторону голову, но не ответила.
- Бесполезно. Она уже давно никого не узнаёт. Даже меня. От еды отказывается, видимо умереть хочет. Может оно и правильно, - с грустью сказал мой товарищ.
А товарищ ли он мне теперь?
- Как тебя угораздило? – я кивнул на винтовку.
- А всё просто! Или в полицаи, или в Германию, или на виселицу. Ты бы что выбрал?!
- Много наших убил?
- Я амбар с зерном охраняю. Не убивал никого.
- Там то зерно, которое у людей забрали, чтобы они голодной смертью умерли!
- Хватит! Ты не проведать меня пришёл. Говори, что надо?
- Именно за этим и пришёл. Как настроение в деревне? Твоё настроение?
- А никак. Люди последнее доедают. А я, что я? Промолчу.
- А как же хозяйство?
- А ты знаешь, каким налогом немцы деревенских обложили? Скоро они с голоду пухнуть будут, последнее отдают, чтобы в живых остаться. Все вязанные, меховые вещи положено сдать, если что-то найдут, то смерть.
- Уж не ты ли искать будешь?
- Хватит! – повторил Мишка.
Справка:
«Население Белоруссии должно было платить непосильные платежи: 3—4 ц зерна с гектара, 350 л молока с каждой коровы, 100 кг свинины с одного двора, 35 яиц от каждой курицы, 6 кг птицы со двора, 1,5 кг шерсти с каждой овцы и в среднем 100 рублей с человека»..
Мишка поставил на стол варёный картофель, такую же морковь.
- Самогон будешь? – спросил он, открыв дверцу шкафа.
- Нет. И это есть не буду! У вас своего отродясь не было.
Есть я хотел и даже очень, но понимал, что всё, что мне предлагают, отобрано у людей.
- Колька как? С тобой? – спросил Мишка, налив себе большую стопку.
- Нет. Разошлись мы, как в море корабли, - я вспомнил выражение моего двоюродного брата.
- Чего так?
- Свои у него мысли были, я не лез.
Говорить, что Колька в партизанском отряде я не стал. Могло случиться всё что угодно, а у Кольки в деревне семья. Это я один, мне всё равно.
- А ты в партизанах? – Мишка с опаской произнёс последнее слово.
- Я? Да!
- И как там?
- Хорошо. Бьём врага, я себе немецкий автомат добыл, и заметь, в честном бою.
- О как! Молодец. А я вот…
- Хочешь полезным нам быть? – перебил я его.
- Хочу, но что я могу?
- Малых детей всех из деревни увезли?
- Всех. Я сопровождал до села.
- Узнай, куда их дальше повезут.
- Ага, так мне и сказали!
- А ты постарайся.
- А как я тебя найду, чтобы сказать?
- На углу фермы труба водосточная есть, помнишь, мы по ней на крышу лазили?
- Помню.
- Вот туда записку и положи, а я заберу. Ещё фамилии полицаев, особенно местных. Староста в деревне кто?
- Субботин, кто ещё.
- Вот и его в этот список включи. Число немцев не забудь, какая у них техника.
- Да два мотоцик…
- Вот, и это напиши. Глядишь тебе и зачтётся. Пошёл я. Не провожай, вдруг, кто увидит.
Вернувшись в отряд, я всё рассказал командиру.
Обстановка на фронте была сложная, хоть мы и не знали всех подробностей, но в общих чертах представление имели. Сердце замирало от бессилия, когда мы наблюдали за проходящими немецкими поездами гружёнными техникой, боеприпасами, живой силой и прочим имуществом. Но что мы могли сделать, кроме как считать вагоны? Мин и взрывчатки у нас не было, мы даже не представляли себе, где это взять. Партизан Фомин, который до войны работал железнодорожником, предложил план, как можно без подрыва железнодорожного пути пустить поезд под откос. На словах было всё просто, но…! Для осуществления его плана, нужна была «лапа». Как оказалось это специальная выдерга, только больших размеров, но где её взять! Двое партизан предложили изготовить её, для этого нужна была кузница. Командир отряда разослал разведчиков в разные стороны с приказом найти кузню. Одна из групп нашла такую, она стояла на безопасном расстоянии от деревни, в которой были немцы, но стук молотов мог вызвать у них подозрение. В группу прикрытия набирали опытных партизан, вошёл в неё и я.
В девять вечера из трубы кузни повалил дым, а через час послышался стук по наковальне. Пошла работа! Охранение у нас было что надо. Через каждые пятьдесят метров в сторону деревни были посты, которые должны были предупредить о приближении противника. Основная группа была в десяти метрах от кузницы, нам предстояло принять бой и удерживать врага, пока работа будет не закончена. Обошлось без стрельбы. Может немцы не поняли происходящего, а может, испугались малыми силами сходить, посмотреть что происходит. В итоге «лапа» была готова.
И вот наш первый выход на железную дорогу. Под руководством партизана-железнодорожника, мы вытащили костыли из шпал. Той же «лапой» развели рельсы в стороны, но не сильно. Со стороны и не скажешь, что путь повреждён. Уходить никто не хотел, все ждали поезда, и он скоро показался из-за поворота. «Чух, чух. Чух, чух» - состав приближался . Набирая скорость, машинист и подумать не мог, что тем самым он увеличивает ущерб. Паровоз завалился на бок, за ним ещё несколько вагонов. Я сам видел, как с платформы свалился танк. Натворили мы тогда делов! Радостные, мы вернулись в отряд, где на перебой рассказывали своим товарищам об увиденном.
Справка:
«Диверсии занимали значительное место в деятельности партизанских формирований. Они представляли собой весьма эффективный способ дезорганизации вражеского тыла, нанесения потерь и материального ущерба противнику, не вступая с ним в боевое столкновение. Используя специальную диверсионную технику, существенный урон противнику могли наносить небольшие группы партизан и даже одиночки».
Мы провели ещё три таких операций, каждая заканчивалась успехом, но потом немцев что-то насторожило. Перед проездом поезда, они проверяли железнодорожный путь на дрезине. Если находили опасность, то вбивали в насыпь деревянный кол с прикрепленной к нему фанерой, на которой был нарисован красной краской круг.
И вот, лежим мы в кустах, видим, что немцы с дрезины установили запрещающий знак. Именно в этом месте мы и развели рельсы. Паровоз уже гудит, а что делать? Видимо испугавшись крушения поезда, немцы отъехали метров на двести, там остановились и стали махать руками машинисту. Я подскочил и бросился на насыпь, сбил плечом знак и скатился вместе с ним на другую сторону железнодорожного пути. Снова у нас была победа, но была и горечь. Не рассчитали партизаны безопасное расстояние, пятерых завалило обломками вагонов и Бог весть, чем ещё. Этот состав записали на меня лично. Позже я получил за него награду.
Справка:
«Мы ведём самую ужасную войну из всех войн: лучше быть на самом фронте, чем здесь. Там я знаю, что на таком-то расстоянии находится враг. Здесь он - всюду, вокруг нас. Из-за каждого укрытия нас выслеживают партизаны. Едем и… вдруг раздаётся несколько выстрелов. Обыкновенно эти выстрелы попадают…».
Из письма немецкого солдата.
Я ходил в свою деревню раз в три дня, чаще запретил командир отряда. Забирая Мишкины записки из трубы, я читал их первым. Стоило ли им верить? Вся информация моего товарища проверялась, уж не знаю кем и как, но оказалось, что она была правдивая. Нашёл мой товарищ способ её добывать.
Задачей партизан было не только вредить немцам, но и проводить агитационную работу с местным населением. Была у нас в отряде девушка по имени Фая. Она сочиняла стихи, читала их раненым в лазарете, бывало, что и на построении отряда. В каждой строчке её стихов была ненависть к фашистам, призыв мстить им за гибель советских людей. Её можно было понять. Всю её еврейскую семью немцы убили, Фая была на том расстреле, но выжила, спаслась. Командир отряда распорядился, чтобы девушка размножила свои стихи, достали ей бумагу. Каждый листок она писала от руки, слёзы Фаи разъедали строчки. Три таких листочка я принёс Мишке в деревню.
- Ночью будешь дежурить, прикрепи возле немецких объявлений.
- Сделаю. Обязательно сделаю! – согласился он.
- Мама как?
- Как и прежде. Не она, я бы давно уже у вас был!
- Здесь пригодишься. Я пошёл.
Следующую неделю я был задействован в сложной и опасной операции нашего партизанского отряда. Не до деревни было. Придя на ферму, не нашёл записки, а ведь их уже должно было быть две. Как бы я не относился к Мишке, после его поступления на службу к полицаям, я заволновался. Решил проведать.
Войдя в дом, я увидел что матрас, на котором лежала его мама, был весь в крови. Миша сидел за столом, перед ним стоял стакан с самогоном.
- Оказывается, слышала она нас, - сказал он, всхлипывая, - вчера вены себе отцовской бритвой порезала, а я на слу…
- Не раскисай. Теперь у тебя есть возможность уйти к нам! – перебил я Мишку.
- Просто так не уйду. Гадостей наделаю!
- Пьян ты, проспись.
- Останься. Завтра вдвоём им устроим!
Я не мог бросить товарища в такой ситуации. Остался.
Я проснулся, когда Мишка собирался на службу.
- Надолго? – спросил я.
- Нет. Скажусь больным. Вернусь!
- Ты хоть объясни, что задумал?
- Потом, а то ты меня отговоришь. Жди.
Прошёл час, потом второй. Я ходил в деревню без оружия, поэтому чувствовал себя как голый человек. На крыльце раздался стук сапог, да ни одних. Я взял стоящую возле печки кочергу и спрятал её за спину.
- Ну вот, я же вам говорил, здесь он! – пьяным голосом сказал Мишка, указывая на меня.
В дом вошли трое полицаев. Один из них наставил на меня винтовку.
- Оружие есть? – спросил он.
- Есть. Найди! – крикнул я, поняв, что живу последние минуты.
Полицай приблизился, я нанёс удар кочергой по его голове. Мишка повалил на пол второго, третий бросился на меня со звериным оскалом.
- Видел я такое! – снова закричал я.
Печной ухват удерживал шею полицая. Прижав его к стене, я бил что есть мочи куда попаду. Затих предатель, я опустил своё оружие. Мишка уже справился со своим противником.
- Ну, ты устроил! Предупредил бы! – возмутился я.
- Прости, но по-другому никак. Они спуск в овраг охраняют. А там то, что нам нужно. Переодевайся.
Я разжился тёплым полушубком, винтовкой с патронами и белой повязкой.
- Что дальше? – спросил я.
- Прячь на себе! – Мишка протянул мне два металлических яйца, - колпачок потяни и бросай. В логу много бочек с горючим, а ниже заправка. Насоса не надо, всё самотёком течёт. Там уже машин много! Пошли.
Возле лога стояли два немецких офицера и три солдата.
- Мы на пост, - сказал им Мишка.
- А те где? Сегодня не твоя смена! – спросил по-русски один из немецких офицеров, а был ли он немцем?
- Пили до утра. Субботин меня отправил и новенького дал, - Мишка кивнул на меня.
- Порядок знаешь. За ограждение не заходить.
- Знаю. Не в первый раз. Пошли, Лёха, - позвал он меня.
Спустившись к площадке с деревянным помостом, Мишка скомандовал:
- Кидай!
Началось веселье! Одна моя граната попала в толпу стоящих внизу немецких солдат, вторая под три бочки. Мишка тоже отличился, все его две гранаты упали между бочек.
- За мной! – крикнул мой товарищ, это было последнее, что я слышал.
Грохот! Грохот взрывов оглушил меня, в дыму я только видел спину Мишки, карабкался за ним по склону лога, вырывая с корнем ногти на пальцах рук.
- Видал?! – спросил Мишка, судя по его лицу, он был доволен.
Внизу было море огня, горели бочки, насос, пылали бензовозы.
- Сейчас так бахнет, что только голову держи, а то оторвёт! Пошли.
Бахнуло, да ещё как бахнуло! Какая-то сила бросила меня на землю, я разбил нос, губы, обдало жаром, одежда на мне дымилась.
- Помнишь, как мы в детстве охотничий патрон в костёр кинули? Ух, как весело было! – кричал Мишка.
Через час мы были далеко от деревни, но клубы чёрного дыма всё ещё были видны.
В отряде Мишки никто просто так не поверил, все его слова проверяли. Он просидел в сарае, в котором ранее мы с Колькой были, три дня. Когда его выпустили, мы обнялись.
Продолжение следует. 2/3