Родился я в Белоруссии, в обычной деревне в тридцать два двора. В семье нас было четверо, я, старшая сестра и родители. Две мои младшие сестры и старший брат умерли ещё в детстве. В деревне плохонькой повитухи даже не было, не то, что доктора. Смертность среди деревенских была большая. Если заболел, то беда. Бывало, пока до села человека довезут, он уже этот свет покинул. От всех болезней лечились травами, к ране подорожник прикладывали. Когда организовали в деревне колхоз, мои родители вступили в него первыми, чем вызвали недовольство местных, но и их потом заставили. Строго с этим было! Не церемонились власти с отказниками. Если что - «кулак» и в Сибирь. Родители весь день работали в колхозе, все домашние хлопоты ложились на нас с сестрой, поэтому должного образования я не получил. С горем пополам окончил три класса и то формально. Наш деревенский учитель за неуспеваемость не наказывал, понимал тяжёлую жизнь учеников. Если кто из родителей у него про своё чадо спрашивал, он отвечал: «Всё хорошо. Читать, писать и считать ваш ребёнок научился». Проверить наши знания родителям было сложно, половина деревни была вообще безграмотной.
Осенью 1940 года к нам гости пришёл мой двоюродный брат. Мы его демобилизацию ждали ещё весной, но он писал, что она откладывается. Причину не говорил. Ему дали месяц отпуска, а потом приказано возвращаться на службу. Служил он на Балтике, на большом военном корабле, это всё, что было мне известно. После небольшого застолья, отец с братом собрались на улицу, позвали и меня. Мне вот-вот должно было исполниться семнадцать лет, видимо меня посчитали уже достаточно взрослым, чтобы участвовать в мужских разговорах. Сидя на лавочке, старшие вели не торопливый разговор о том, о сём. Поговорили о колхозе, о нынешнем урожае, но я чувствовал, что наши посиделки закончатся чем-то серьёзным.
- Война будет, - чуть ли не шёпотом сказал брат.
- Опять? – спросил отец.
Брат кивнул.
- Немец?
Брат снова кивнул.
- Только это военная тайна! Молчите об этом, - сказал он.
Хранитель тайн с меня был плохой, на следующий день я рассказал об услышанном своим друзьям Кольке и Мишке, не забыв предупредить их, что сказанное мною является военной тайной.
В апреле 1941 года наш колхоз почти закончил полевые работы. Председатель собрал сход, на котором объявил, что в помощь совхозу в соседнем селе требуются люди. Обещал двойные трудодни. Посовещавшись дома, мама с отцом уехали. Увидел я их только после войны.
В начале июля о войне, конечно же, все знали, но врага пока у нас не было. Деревня находилась в сорока километрах от большака Минск-Москва. «Кому мы нужны?» - так думали деревенские. «Моя хата с краю, ничего не знаю» - это был лозунг большинства гражданского населения в первые дни войны.
Справка:
«В первые месяцы войны партизанских отрядов было крайне мало, так как большая часть народа занимала выжидающую позицию. Изначально никто не снабжал партизанские отряды оружием и боеприпасами, а потому их роль в начале войны была крайне невелика».
Немец в деревню пришёл в конце месяца. Разместившись по-хозяйски в домах деревенских, заставлял женщин и девушек стирать форму, а мальчишек чистить сапоги и ботинки. Вечером мы с сестрой сели за стол.
- Добра от них не жди, а ты красивая! – начал я разговор, - уходи на Марьин хутор, дорогу ты знаешь.
- Я слышала, что немцы будут ставить на учёт всех мужчин старше шестнадцати лет. Тебе тоже надо уходить из деревни.
- Первая ты.
Кивнув, сестра собрала вещи, я проводил её до окраины деревни. В 1942 году она вступит в партизанский отряд, погибнет на следующий год, отбивая атаку немецких карателей.
Справка:
«Первым шагом оккупантов стало введение ограничений гражданских свобод местного населения. Было объявлено чрезвычайное положение. Всё население, которое проживает на оккупированной территории, подлежало обязательному учёту и регистрации в местных администрациях. Запрещалась деятельность всех организаций, а также проведение митингов и собраний. Вводился пропускной режим, действовал комендантский час. С первых дней войны немцы проводили массовые чистки: убивали коммунистов, комсомольцев, активистов советской власти, представителей интеллигенции. С особой жестокостью уничтожалась «расово вредная» часть населения: евреи, цыгане, физически и психически больные».
Через два дня по деревне проехала машина с громкоговорителем на крыше. На ломанном русском языке всех жителей оповестили, что нужно встать на учёт. За неподчинение полагалась смерть. В качестве устрашения утром были повешены три жителя деревни. Немцы утверждали, что казнённые - евреи, но никто из местных об этом не знал.
Ночью, несмотря на комендантский час, я дошёл до дома Кольки.
- Уходить нам из деревни надо! – сказал я товарищу.
- Куда уходить?
- В лес уйдём, там видно будет. Согласен?
- Я согласен, а Мишка мать не бросит. Сам знаешь, больна она.
- Собирайся, я до Мишки.
- Что, прямо сейчас пойдём?! – глаза у Мишки округлились.
- А ты хочешь подождать, когда твое тело будет на верёвке висеть? Собирайся.
Как и говорил Колька, Мишка отказался уходить из деревни. Кроме него за больной матерью ухаживать было некому.
- Хорошо. Забегу если что, - предупредил я его.
С Колькой мы встретились за сараем на его огороде. В левой руке он держал сидор с припасами, а в правой обрез охотничьего ружья.
- Ты где его взял? – спросил я товарища.
- Мать собрала.
- Я про обрез!
- В сарае лет пять назад нашёл, смазал.
- И патроны есть?
- Есть.
- Поди, негодные уже. Ладно, пошли.
Уходить из деревни решили через скотское поле. Это было место, где была первая колхозная ферма. Трава там выросла выше человеческого роста, благо удобрений хватало.
Блуждали по лесу почти две недели. Еду экономили, воду пили из луж, ручьёв и даже из болота. У Кольки в сидоре нашёлся кусок материи, вот через него и процеживали болотную муть. Первыми кого мы встретили, были польские партизаны. Занесло же их к нам! Переговорив с их командиром, поняли, что к себе он нас брать не собирается.
- У нас своя дорога, у вас своя. Прогоним врага! Мы сильны боевым духом! – заверил он нас.
После начала карательных операций немецких войск и полицаев, поляки ушли на свою территорию. Не сильным у них оказался боевой дух!
Справка:
«В целях борьбы с антигерманским сопротивлением немецкими оккупационными властями широко использовались карательные экспедиции (антипартизанские операции). Уничтожались целые районы, которые превращались в «зоны пустынь». За время оккупации БССР было проведено свыше 140 карательных экспедиций. Первая из них – «Припятские болота» - состоялась в июле - августе 1941 года».
От автора:
Польские «партизаны» действительно действовали в первые дни войны на территории Белоруссии. По одним данным они искали командиров Красной армии отставших от войск для обмена на своих родственников, которые содержались в концлагерях на территории Польши, по другим, нападали на малочисленные группы немецких солдат с целью завладеть их оружием и ценными вещами похищенными у местного населения.
Наткнулись на хутор. Здесь нас накормили, разрешили помыться, обещали ночевую. Сидя поздним вечером возле дома приютивших нас хозяев, мы раздумывали, что делать дальше.
- Может, своих догоним? – предложил Колька.
- Ага, к зиме! Если живы останемся. Здесь партизан искать надо!
Из ограды вышла девочка лет пяти. Чуть наклонив голову, она долго нас рассматривала.
- Идите по этой дороге к ручью, там вас встретят. Сейчас идите, а то плохо будет! Батька полицаев позвал, – сказала она, перемешивая слова на русском и белорусском языках.
Это было веской причиной нашего бегства из «гостеприимного» дома! Схватив то, что было под рукой из наших вещей, мы бросились бежать в сторону, указанную девочкой.
У ручья нас действительно встретили. Едва мы успели напиться, как к нам вышли двое с оружием.
- Куда путь держим? – спросил один из них.
«Была не была!» - решил я.
- Партизан ищем, - сплёвывая воду, ответил я.
- А зачем?
- А тебе, зачем знать?! Кто ты такой?! – вскипел я.
- А я вот сейчас тебе по зубам вдарю, всё расскажешь!
Мужчина замахнулся на меня прикладом винтовки, я, увернувшись от удара, повалил его на землю. Под рукой оказался сухой сук дерева, без раздумий, я воткнул его в глаз своего противника. Колька сопел над вторым встречающим, тот оказался сильным, чуть не сбросил с себя моего товарища, пришлось помогать. Вдвоём мы удушили его.
- Бесполезные они были, - раздался голос сверху, - правда, партизан ищете?
- Правда! – ответив, я смыл со своего лица кровь противника.
- Хорошо у вас получилось. Оружие заберите и за мной.
На бугре стояло ещё четверо, стволы их винтовок были направлены на нас.
- Ты чего из обреза не стрелял, он же у тебя был?! – спросил Колька, когда нас вели под конвоем.
- Я же в первый раз! – ответил я.
Возле трёх лесных избушек нас внимательно рассматривали человек тридцать, оружие я заметил только у половины. Меня и Кольку втолкнули в сарай, через минуту туда пришёл тот, кто назвал убиенных нами возле ручья бесполезными.
- Ну, зачем пришли? – спросил он.
- Немца бить! – крикнул Колька, - и руки бы нам развязать!
- Так и развязать? И в отряд сразу зачислить?!
- А почему нет? – вставил я своё слово.
- Проверить вас надо. Кто вы? Откуда?
- Всё расскажем, - сказал я.
- Вот, когда расскажите, тогда и думать про вас будем.
Два дня мы с Колькой просидели в сырой яме. Прижавшись, друг к другу пытались согреться. Утром и вечером нам давали краюху хлеба и воду, вот и вся наша еда. На третий день нас развели по разным избушкам, начались допросы. В партизанском лагере нашёлся человек из нашей деревни, он подтвердил, что мы те, кем представились. От большой бочки, прибитой к дереву, шёл шланг, по нему текла вода, согретая солнцем. Мы отмылись от грязи, а натаскав воды из ручья, постирали свою одежду. Сидя голышом на упавшей сосне, стали предметом насмешек партизан.
Со слов командира партизанского отряда, который больше напоминал цыганский табор, хоть в нём и были люди в красноармейской форме, оружие мы были должны добыть себе сами.
- У Кольки обрез! – возразил я.
- Проверили его. Бойка нет, да и патроны одна сырость. Завтра на задание пойдёте, вот и посмотрим на вас!
«Завтра» было для меня страшным словом! Я же не знал, что нам предстоит. Вечером пожилой мужчина шепнул мне:
- Дубинки себе приготовьте, голыми руками немца не задушишь! А так хоть что-то будет.
Дубинки?! И это в то время когда у Красной армии есть пушки, самолёты, танки?! Я подошёл к Кольке.
- Советуют нам дубинки приготовить, - равнодушно сказал я ему.
- Я уже!
Колька показал мне берёзовый сук длиной с метр, в один из его концов он вбил несколько кованых гвоздей.
- Таким оружием при царе Горохе воевали. Палица называется, со школы помню.
- На то, чтобы убить сгодится. У меня три гвоздя осталось. Бери. А там, - он показал в сторону, где стояли подводы, - есть колючая проволока, её лошади на себе притащили с прошлого выхода отряда. Хороший довесок к твоей палицы будет!
Я посмотрел на товарища. Не замечал в нём раньше жажды крови или тяги к убийству. Когда его родители кололи свинью он уходил из дома, а тут вон оно как!
Надо было готовиться к бою. Нашёл берёзовый сук, проверил, не гнилой ли он. Гвозди в него вбивать не стал. Пошёл ломать колючую проволоку, намотал как смог, выглядело устрашающе, но не красиво.
Справка:
«Вы направлены туда для того, чтобы работать на благосостояние нашего народа, а для этого необходимо забирать всё возможное. При этом мне абсолютно всё равно, если вы мне скажете, что люди оккупированных областей умирают с голоду. Пусть умирают, лишь бы были живы немцы. Я сделаю всё — я заставлю выполнить поставки, которые на вас возлагаю, и если вы этого не сможете сделать, тогда я поставлю на ноги органы, которые при любых обстоятельствах вытрясут эти поставки».
Герман Геринг.
Рано утром мы расположились вдоль дороги. Партизан, лежащий рядом со мной, сказал, что ожидаем немецких интендантов. Кто это, какое у них вооружение, опасны ли они, я не знал.
Скрип колёс телег был слышен издалека. Мы приготовились к бою, нашим преимуществом была неожиданность. Об этом мне тоже сказал сосед. На дороге показались четыре подводы, груженые мешками. Когда они оказались напротив нас, все выбежали на дорогу. Кто имел оружие, тот стрелял, я выбрал для себя целью молодого немецкого солдата, может чуть старше себя, который правил второй подводой. Когда я добежал до него, он уже стоял на земле, но не мог вытащить своё оружие из-под мешков. Я замахнулся, он посмотрел на меня такими добрыми глазами, что моё желание ударить его пропало.
- Бей! - крикнул кто-то со стороны.
Немец улыбнулся, обнажив гнилые зубы, автомат был уже в его руках, и он намеривался направить его на меня. Удар! Я попал под каску фрица, брызнула кровь.
- Ещё бей! – снова раздался крик.
Останавливали меня трое партизан, я бил, бил, а потом не хотел отдавать им своё оружие.
- Добыл себе автомат? - спросил Колька, подойдя ко мне, - хороший трофей!
Будто я за автомат немца бился!
- Молод ещё с автоматом ходить, возьми карабин, - один из партизан протянул мне своё оружие, «предлагая» меняться.
- Зашибу! – крикнул я, и бросился со своей палицей на партизана, предлагающего неравноценный обмен, тот в страхе отступил.
- С первого раза чего не удалил? – спросил меня командир группы.
- Так я в первый раз! – что я ещё мог ответить.
Конечно, у меня уже был опыт убийства человека, но тот случай с партизаном был больше похож на обычную драку, пусть хоть и до смерти, а тут передо мной был настоящий немецкий солдат, а это другое дело.
- Привыкнешь. Собрать добро! Уходим! – скомандовал командир.
- А ты молодец! – обняв, похвалил меня Колька.
Продолжение следует. 1/3