Потому что это - одно и то же.
Вызов на допрос к царю Иванушки-дурачка, - это тот самый вызов к царю, - через фельдфебеля ("что за челядь вы такая!") самого Пушкина.
И настоящему царю так же делали доносы на Пушкина. С другой стороны, в тот момент и доносов не требовалось, поскольку в ходе дела декабристов у большинства из них находили списки пушкинских стихов.
Но донос всё же был - о том самом списке отрывка из стихотворения "Андрей Шенье", который был не пропущен цензурой и ходил в рукописи, и - на который после известного мятежа поставили заглавие "На 14-е Декабря". Этот донос был ещё в марте 1826 года. И уже с того времени Пушкин был у Николая "на примете". А потом и шпион Бошняк в Михайловское приехал, "гербарий собирать". Биография Бошняка уже была тогда запятнана предательством декабристов: втершись к ним в доверие, он выдал царскому правительству многих из них. От царя он получил в награду орден св. Анны и единовременную премию - 3000 рублей.
И вот, Пушкин взял свои пистолеты, а Иванушка свой кнут, - и поехали они к царю, на аудиенцию.
Реальный царь и сказочный вели себя по-разному, надо сказать. Реальный был благожелателен и ни о чём таком не спрашивал, ну, то есть, допроса не устраивал, пока что... Дело о стихотворении "Андрей Шенье" шло с августа 1826, - но - без автора. И, похоже, на первой встрече царь даже не заговорил о нём с Пушкиным. Только спросил: где бы ты был 14 декабря, если бы был в Петербурге?
- Там, где мои друзья, - ответил смелый поэт.
- Можно ли быть другом такого мерзавца, как Кюхельбекер? - возразил царь.
- Он вовсе не мерзавец, просто - немного сумасшедший, - ответил Пушкин.
Ну, в остальном царь был очень любезен, правда, сесть поэту так и не предложил...
Но это так, пустяки. Которые, правда, Пушкин запомнит навсегда. А так-то -"всё пустяк для дурака!"...
А здесь Иван такой наглый, сразу спрашивает царя: "А пошто меня будил?"...
И правильно царь ставит его на место: "Ты мне должен отвечать". А то уж никакой субординации не будет.
Ой, а я зарапортовалась, не предупредила, что разговор - то этот с царём в первой редакции сказки отсутствует!
Да, нет разговора с царём в "пушкинском" издании 1834 года. Потому что, если б был, он бы Пушкина с головой выдал. Но отточия он оставил. Да, я совершенно уверена, что это - не цензурные отточия, а авторские. И это явный пушкинский след, - поскольку именно он любил их ставить, и из них состоит на добрую четверть "Евгений Онегин", как помните. А цензоры просто выпускали тот текст, который не прошёл цензуру, никаких отточий не ставя, - вспомните текст "Горя от ума" 1833 года, где от всего монолога Фамусова остались только три стиха: "Вот то-то! все вы гордецы. Смотрели бы, как делали отцы, Учились бы, на старших глядя"... И сразу идут слова Чацкого, - безо всяких отточий.
А здесь - отточия.
Зато в издании 1861 года разговор этот присутствует. Умер Николай, некому стало узнавать себя в том давнем разговоре...
И снова царь рядится с Иваном: "что я, царь или боярин?" - спрашивает он Ивана. Это по поводу того, что он перо своё, то есть, Жаро-птицево, скрыл от него. Скорее всего, речь здесь о скрытом от царя "Борисе Годунове". Поскольку драму он (Пушкин) читал по московским гостиным, а царю на цензуру её не представил. И продолжает царь: "Отвечай сейчас, татарин!"..
А от одной этой рифмы - "боярин-татарин", - встаёт у нас перед глазами весь царь Борис Годунов, который был: "«Вчерашний раб, татарин, зять Малюты, зять палача и сам в душе палач», кроме того, что был боярином, - причём конюшим боярином, - со времён женитьбы царя Фёдора Иоанновича на его сестре, Ирине Годуновой. (А Иван у нас как раз конюший, хоть и не боярин).
Кроме того, царь Николай Первый, - казнивший недавно декабристов, - выходит, и палач. Правда, татарином он не был. Это уже отсылка к Ивану Грозному. Это он враждовал и с татарами, и с боярами и устроил отдельную от них (бояр) опричнину. А Николай устроил Третье отделение (для борьбы с неблагонадёжными дворянами,- потомками тех бояр).
Но - вернёмся к "Борису Годунову". Ведь именно за него Пушкину сразу "вымыли голову". Правда, на первой встрече с царём речи о нём быть не могло. Ну, так в сказке-то не одна, а разные встречи с царём соединены в одну. Сказка - это ж не протокол!
Но сказано и о том, что было в первую встречу, 08 сентября 1826.
Во-первых, как видите, о "Борисе Годунове". Разговора о нём ещё не было, но известно, что Пушкин взял драму с собой, положил в карман, - на всякий случай. А в другой карман, по легенде, положено было стихотворение "Пророк", ещё в первоначальном виде:
"Восстань, восстань, пророк России,
В позорны ризы облекись,
Иди, и с вервием на вые
К у. г. явись".
Принято читать "к убийце гнусному". Я же настаиваю, что "к убийце грозному". Не может царь соотноситься с гнусом, - мелкой мошкой! Мелкий шпион Озрик может быть гнусным, а король Клавдий - нет. Методы их могут быть гнусными, но сам царь (король) таковым быть не может, поскольку не мелок сам титул. Кроме того, именно царь Николай Первый соотносился с царём, прозванным Грозным, - который Иоанн Четвёртый (поскольку о Третьем, тоже Грозном, тогда уже все забыли). По крайней мере, это видно из письма Пушкина Вяземскому, написанного в ноябре 1826 года, - о том, что няня Арина Родионовна после его отъезда с фельдфебелем выучила молитву о смирении сердца владыки, - "написанную, видимо, во времена царя Иоанна". Здесь - прямая связь Грозного Иоанна с грозным Николаем.
А во-вторых, - здесь сказано о "Пророке". Ведь Иванушка говорит: "Как же ты о том проведал? Что ты, ажно ты пророк?"...
Получается, два кармана свои показал нам Пушин: в одном - "Борис Годунов", в другом - "Пророк".
Ну, а дальше - главное.
"Ну да что, сади в острог,
Прикажи сейчас хоть в палки, -
Нет пера, да и шабалки"!
Вот так, и острог (тюрьма, крепость), и палки (шпицрутены). А что такое "шабалки"? Все комментаторы не могут придумать ничего другого, как назвать это слово эквивалентом слова "шабаш", - мол, - "и конец!". Но "шабаш" и "шабалки" вообще разные слова. Слово шабаш восходит к древнееврейскому šabbāϑ («шабат»), которое переводится «покой, отдых».
Впрочем, детям здесь, может, и не нужно комментировать по-другому. А взрослые, - для себя, - эту сказку пока что не читают...
Только мы с вами вот здесь пытаемся.
Да, так вот. "Шабаш" - слово еврейское, а "шабалки" нам представляются русским словом, только немного неправильным, что ли... Что же оно значит? Рассуждаем.
"Острог", "палки", "шабалки", - всё это должны быть единообразные существительные, означающие наказания, казни. Наказания под названием "шабалки" мы, конечно, не найдём. Но, может, найдём что-то более близкое, чем еврейское слово "шабаш"? Например, такое старорусское слово, как "шабалица":
" И Соломонъ поиде по лѣствицѣ и вскочи на верхней перекладъ шабалицы, а лѣсницу прочь отбросилъ". /Притчи Соломоновы.
Она же - "шибалица":
"Царя отправляют на шибалицу, но он просит разрешения поиграть в рожок." / "Сказание о Соломоне и Китоврасе". Или - "...и ведён будет во все семь дней на шибалицу, да повесят его" / "Сказание о семи мудрецах".
"Шибалица" - оттого, что вышибают опору из-под ног у того, кого вешают. А ещё - шибаются они, висящие...
То есть, Иван отнекивается от пера так, что готов на виселицу!
Вы скажете: не было такого у Пушкина?
Ну, при том разговоре - не было. Но когда в 1828 снова возбудилось дело по поводу "Андрея Шенье", да ещё и "Гавриилиада" всплыла, Пушкин писал Екатерине Ушаковой:
"В отдалении от вас
С вами буду неразлучен,
Томных уст и томных глаз
Буду памятью размучен;
Изнывая в тишине,
Не хочу я быть утешен, -
Вы ж вздохнете ль обо мне,
Если буду я повешен?"
И Пушкин до конца отнекивался на допросах от "Гавриилиады". Потом уже к самому царю написал, - не зная наверняка, - помилует он, или - казнит?
А тут, в разговоре с царём, упомянуты были декабристы. Самой казни они вряд ли касались, - слишком неприятная для царя тема, - но Пушкин не помнить о той виселице не мог.
Вот такой разговор с царём. Главное - всё сказать, - и не попасть на виселицу (ну, или в Бастилию!), - как завещал аббат Гальони. Но и это сказать Пушкин смог уже после смерти... После своей смерти и смерти того, с кем говорил. Смерти того... (обратите ещё раз внимание на левую ногу царя).
А пока что был заключен договор с царём по привозу ему Жар-Птицы... То есть, птицы его, царской, славы. Иначе - для чего Иваны-дураки, то есть, поэты Пушкины, и нужны?
Да, не забывай, что ты теперь - "мой Пушкин", - "вон, холоп!"...
"Но холопом и шутом быть не хочу..."
Не хочешь, заставим!..
Да, и вспомним, чем царь грозит Иванушке за непослушание? Это важно. Совсем не палками, острогом и виселицей, - то есть, не тем, что было на самом деле. "На правёж, в решётку, на кол!" - кричит на него царь. А это уже что-то из времён Ивана Грозного, - такие наказания и казни. Хотя, с другой стороны, по первому приговору тридцать человек из декабристов были приговорены к четвертованию. Это не такая ужасная казнь, как посажение на кол, конечно, но тоже отдаёт средневековой дикостью.
Продолжение: