Соня
У меня просторная прихожая, но Демид умудряется заполнить собой не меньше трети пространства. Я нахожусь все еще в состоянии, близком к шоковому, а он как ни в чем ни бывало сует мне увесистый пакет. В другой руке у него объемная коробка.
— Возьми, я не помню, что ты любишь, взял всего понемногу. И козявке тоже… А кто это там прячется? — говорит он совсем другим голосом и садится на корточки. — Иди сюда, козявка, знакомиться будем. Я твой дядя Демид.
Оборачиваюсь. Майюша выглядывает из дверного проема и закрывает ладошкой рот. Ей и любопытно, и боязно одновременно.
— Доченька, иди сюда, не бойся, — зову ее в прихожую.
Малышка подбегает, жмется спиной к моим ногам и с интересом смотрит на Демида.
— Я не козявка, я пчелка, — сообщает доверительно Демиду, не переставая вжиматься в мои ноги. — Пчелка Майя.
Меня захлестывает волна умиления. Мой ребенок способен превратить меня в растопленный воск за считанные секунды.
— Да-ааа? Правда-аа? — Демид демонстрирует изумление. — Ну тогда держи, пчелка, это тебе.
Он выставляет перед собой коробку. Моя девочка разглядывает изображение на коробке, прижимает ладошки к щекам и шепчет потрясенно:
— Мамочка… Это мне? Это теперь мое?
— Демид! — я в свою очередь потрясена не меньше. — Господи, откуда….
— Да, пчелка, это тебе, — Демид осторожно гладит мою потерявшую дар речи дочку по голове. — Твоя мама рассказала мне, что ты мечтаешь о грузовике, потому что тебе не в чем возить свои игрушки. И я подумал, что этот подойдет.
Дочка заворожено смотрит на коробку, а я борюсь с приступом благодарной слезливости. Я действительно рассказывала Демиду о грузовике. Но всего лишь в качестве милой истории, а уж никак не прозрачного намека и не руководства к действию.
— Эй, пчелка, он что, не такой как ты хотела? — видимо Демида взволновало затянувшееся молчание.
Майюша отрицательно мотает головой, ее темные хвостики мечутся из стороны в сторону. Она выдыхает «Такой!» и повисает на шее у Демида.
Ольшанский явно не ожидал такого щедрого проявления признательности и едва не валится на пятую точку. Но все же удерживает равновесие и поднимается с корточек, придерживая одной рукой висящую на шее Маюшу.
— Ну что, пчелка, идем загружать твои игрушки?
Дочка счастливо кивает.
— Сестра, с тебя кофе, — а это уже мне. Я тоже киваю растерянно, и они направляются в детскую.
Разбираю пакет. Десерты упакованы в судочки с логотипом известного ресторана. Ну кто бы сомневался! Демид набрал их не меньше десятка.
— Ты голодный? — кричу из кухни. Прислушиваюсь, тишина. Иду в детскую.
Картина, которую я там застаю, впечатляет. Посреди детской стоит громадный грузовик, в кузове которого сидит моя сияющая малышка. Ее дядя без пиджака с закатанными рукавами рубашки толкает грузовик и рычит как старый заезженный мотор.
— Мама, мамочка, я еду! — Майя хлопает в ладони и смеется, Демид делано вытирает лоб рукой.
— Так она же на аккумуляторах! — восклицаю, глядя на коробку.
— Не вмешивайся, сестра! — возмущенно отвечает Демид. — Нам так интереснее.
— Да, — хохочет Майюшка и смотрит на своего дядю влюбленными глазами.
Я еще некоторое время смотрю, как он возится с моей девочкой. Мужчины в нашем доме явление нечастое, и дочка явно без ума от гостя.
Ужинать Демид отказывается, и я завариваю чай пока кофемашина справляется с кофе для Ольшанского. Когда зову всех к столу, в кухню сначала въезжает грузовик, набитый мягкими игрушками. Сверху сидит Майя, которую придерживает идущий за ней Демид. — У тебя тут миленько, — он обводит глазами кухню.
— Садись, — указываю на стул, сама снимаю дочку с грузовика. — Как ты запомнил вообще, что я говорила?
— Это было очень прикольно, — отвечает Демид, усаживаясь за стол. — Я никогда не думал, что маленькие девочки могут мечтать о грузовиках.
— А о чем по-твоему они должны мечтать? — ставлю перед ним чашку с кофе. Себе и Майе наливаю чай. Ольшанский задумчиво скребет подбородок.
— Не знаю… Ну, о куклах, принцессах, кукольных домиках.
— У меня есть, — дочка оживляется и готовится спрыгнуть со стула, — пойдем покажу!
— Подожди, моя прелесть, сейчас дядя Демид выпьет кофе и облазит с тобой все кукольные домики, — обещает Демид.
Хочется сказать, что ему пора подумать о семье и детях, но вовремя прикусываю язык. Не хочется быть бестактной. Мы не настолько близки с Демидом, чтобы он рассказывал мне о своих взаимоотношениях с женщинами. А то, что я знаю, к отцовству его точно не приближает.
Но просто сделать комплимент себе позволяю.
— Ты будешь очень хорошим отцом, — говорю, наблюдая, как он наливает кофе в блюдечко и дает малышке на него подуть. — У тебя океан терпения.
— Она просто очень милая, — серьезно отвечает Демид.
Весь вечер он играет с Майей, а я теряюсь в догадках. Не то, что я ему не рада, но Ольшанский явно летел через полстраны не для того, чтобы поболтать или поиграть с ребенком. Он слишком для этого занят. И еще, готова спорить, когда я ему звонила он уже как минимум подъезжал к аэропорту. Так что спонтанный перелет тоже исключен.
К тому моменту пока дочку пора укладывать, извожу себя догадками. Майюша слишком взбудоражена и заведена, время на укладывание растягивается вдвое.
Наконец она засыпает, и я выхожу из детской. Демид сидит на диване в гостиной, смотрит в телефон.
— О чем ты хотел поговорить? — спрашиваю без перехода, и он уважительно наклоняет голову.
— Что мне в тебе нравится, так это твоя прямолинейность, сестренка, — Демид хлопает по дивану рядом. — Садись.
Но я не могу, тревога поднимается напряженной волной, подкатывается к горлу комом. Встаю напротив и вперяю прямой взгляд в черные айдаровские глаза.
— Скажи, Демид, ты приехал из-за Амира? Все плохо?
Он молчит совсем недолго, покусывает нижнюю губу, а затем кивает.
— Да.
***
— Болезнь прохлопали. Сейчас она прогрессирует, времени на раскачку особо нет. Айдаров сразу сказал, что будут делать пересадку, но подходящего донора пока не нашли, — Демид говорит ровным спокойным тоном, а у меня перед глазами оживают все кошмары.
Моя малышка лежит на больничной кровати с закрытыми глазами, опутанная трубками и проводами. Растираю глаза ладонями, прогоняя видение, но оно никуда не исчезает.
Я предложила Ольшанскому перебраться на кухню, под предлогом, что можно еще выпить кофе и заодно не мешать Майюше. На самом деле мне надо было чем-то срочно себя занять. Тем же завариванием чая, потому что Демид признался, что от кофе его уже ведет.
Он сразу уселся за стол, а я принялась метаться по кухне — включила чайник, ополоснула заварник, достала коробку с чаем. Не хотелось показывать, как трясутся руки, но чай все равно рассыпался, и вода пролилась мимо заварника.
Демид тактично сделал вид, что ничего не заметил. Достал телефон и с преувеличенным вниманием принялся отвечать на сообщения. Я была и благодарна ему, что дает возможность прийти в себя, и злилась, что не оставляет в покое.
Как будто мне мало собственной совести.
Как будто я и так об этом не думаю. Двадцать четыре на семь.
Но с совестью оказалось намного легче договариваться, она хотя бы не умеет смотреть так, будто видит меня насквозь. И говорить не умеет таким тоном, от которого я в прямом смысле сгораю от стыда.
И это злит, потому что…
Потому что я ничего им не должна. Потому что мой ребенок для Рустама умер еще тогда, больше двух лет назад. Потому что меня до сих пор бросает в дрожь когда я вспоминаю нашу встречу с Лизой в больнице.
Потому что… Потому что это все чушь собачья.
На самом деле у меня нет ни единого аргумента, который дотягивал бы до настоящего оправдания. Все они меркнут, съеживаются и исчезают, стоит представить на месте Амира мою девочку. Мою Майюшу.
Если бы они еще не были так похожи!..
Все эти мысли вихрем проносятся в голове, иссушивая мою и без того истерзанную душу. Я разливаю чай, сажусь за стол. Демид откладывает телефон и начинает говорить.
Он не просит. Не уговаривает. Не убеждает. Он просто рассказывает, без эмоций и подробностей, но мое воспаленное воображение прекрасно справляется без этих деталей.
Ольшанский замолкает, и я тоже молчу, уставившись на чашку с остывающим чаем. Никогда еще на моей кухне не зависала такая гнетущая, оглушающая тишина. И никогда еще на меня не смотрели с таким ожиданием.
— Что ты хочешь от меня, Демид? — не выдерживаю первая, выдавливаю из себя через силу и опускаю глаза.
— Я? Ничего, — он уверенно качает головой, — абсолютно.
— Тогда зачем ты прилетел? И зачем мне все это рассказываешь?
— Я не летел. Я приехал на машине. И ты слишком умная девочка, чтобы задавать такие идиотские вопросы, Соня, — он поднимается, и я поднимаюсь следом.
— Что ты называешь идиотскими вопросами, Демид? — вспыхиваю как спичка. — Да что ты вообще понимаешь…
— Мы все сдали кровь на совместимость, — перебивает он меня довольно бесцеремонно. — Каждый из нас для Амира неполностью совместимый донор, но все эти несовпадения являются критично значительными.
— Что это значит? — мой перевозбужденный мозг отказывается воспринимать информацию.
— Это значит, вероятность того, что костный мозг успешно приживется, ниже критичного. Мы не можем позволить себе рисковать. — А ты…ты тоже? — пересиливаю себя и поднимаю глаза. Встречаюсь глазами с Демидом и отшатываюсь, глядя как по-айдаровски они сейчас полыхают. — Ты тоже сдавал кровь?
— Конечно, — он смотрит на меня не мигая.
— Не смотря на то, что ненавидишь Айдаровых?
— Я не воюю с детьми, Соня, — отвечает Демид, и я проваливаюсь ниже пробитого только что на его глазах дна. А я, получается, воюю…
— А как же Дамир?
— Он не подходит, — ответ звучит достаточно резко, я удивленно моргаю.
— Странно. Почему? Они же с Амиром практически родные братья, только матери разные? — переспрашиваю неверяще, и добавляю: — Точно так как и моя Майя.
Демид ничего не отвечает, продолжает сверлить взглядом. А для меня эта игра в молчанку становится просто невыносимой.
— Значит, ты приехал за Майей? — зеркалю его сверлящий взгляд, но Ольшанского таким пробить сложно.
— Я приехал, чтобы рассказать тебе о том, что есть один смертельно больной ребенок, которому ты можешь спасти жизнь. И все. Дальше решай сама, — он разворачивается и идет в прихожую. Тащусь за ним, с трудом переставляя ноги.
Уже в дверях Демид оборачивается и говорит, глядя мимо меня:
— Я завтра утром выезжаю. Если хочешь, поехали со мной. Нет, значит нет.
Понимаю, что не могу его отпустить, и лихорадочно ищу компромисс.
— Давай я здесь сделаю анализ, и если Майя подойдет, я сама ее привезу, — заглядываю в глаза Демиду, но он отрицательно качает головой.
— Это все время, Соня. Там все готово для экспресс-анализа, который будет готов через несколько часов. Но ты конечно же делай, как считаешь нужным.
— Подожди, — хватаю его за локоть, и когда он оборачивается, мучительно шепчу, прикрывая глаза: — Я не представляю, как снова ее увижу, Демид…
— Кого, Лизу? — уточняет он, отнимает мою руку и на миг задерживает в ладони. — Она сбежала, Соня. Бросила ребенка, чтобы не возиться с ним по больницам. Разве я стал бы просить у тебя невозможного?
Так что, значит, он все-таки просит?..
Демид выходит на площадку и говорит как будто в никуда:
— Завтра в восемь сорок пять я буду ждать у подъезда. Жду пятнадцать минут и ровно в девять уезжаю. Решение за тобой, Соня.
И идет на лестницу, не дожидаясь лифта.
Продолжение следует…
Контент взят из интернета
Автор книги Тала Тоцка