Как отличить существующее от несуществующего с точки зрения науки?
Эту фразу А.П. Чехов сделал подзаголовком одного из своих рассказов. Она сразу же настраивает читателя на юмористический тон: ведь всем известно, что «истинное происшествие» - это и есть «факт». Но тут-то и встаёт главная проблема научного мышления – а … как определить, что «происшествие» и в самом деле истинное? Казалось бы – чего проще! Просто настолько, что и проблемы-то тут особой быть не должно – как в науке, так и в «обычной жизни». Тем не менее, этому «простому навыку» (отличать факты от вымысла) люди обучились очень недавно – всего несколько столетий назад. Да и то не все люди, а только те, которые овладели критическим, научным мышлением.
Драконы и василиски – обычные соседи средневекового человека
Наука сама по себе – достаточно «юное» изобретение человека: ей от силы лет 400 (https://dzen.ru/a/Zw3Bd5Zdm3GPKwGJ). Но тогда возникает очевидный вопрос: а почему люди не начали заниматься наукой раньше – в Средние века, в Древнем мире, в Каменном веке? Тем более что знаний о природе и о самих себе (пусть знаний разрозненных, смешанных с небылицами) у них со времён жизни в пещерах было накоплено немало. Ответ тут не менее очевиден: заняться наукой люди до поры не могли, потому что … что-то им мешало. Мешала в изрядной степени нехватка самых простых логических навыков. Одним из них, как бы неожиданно это не звучало, было катастрофическое неумение людей «дологической эры» отделять факт от вымысла. Термин «дологическая эра» звучит, быть может, странно. Хотя удивляться тут нечему: научное (логическое, рациональное) мышление – быть может, самое важное изобретение, сделанное человечеством за всё время его существования. Несравнимо более важное, чем компьютер, антибиотики, крекинг нефти или атомная энергетика. Потому что всё перечисленное стало возможным именно благодаря рациональному мышлению. Но как это можно «изобрести» новый вид мышления? Ведь человек по самой природе своей есть мыслящее существо, homo sapiens! А раз так, то учить его мыслить – наверное, то же самое, что учить птицу летать или рыбу плавать. Попробуем убедить Вас, что не всё тут так просто… Великий насмешник из рационального XIX века Марк Твен в романе «Жанна Д'Арк» устами своего средневекового персонажа излагает прекрасную историю о драконах, живших по соседству с деревней. Замечательна та точность и обстоятельность, с которой описывается мифологическое, никем не виданное существо. Приводимые доводы. А также своеобразная «дологическая логика» (если можно так выразиться), которую старался воспроизвести писатель: «…И в самом деле, там жил один из таких драконов и в наше время. Он был ростом с высокое дерево, толстый, как бочка, весь покрытый чешуей, похожей на огромные черепицы, у него были выпуклые рубиновые глаза величиной с человеческую голову и такое якореобразное раздвоение на хвосте, что даже передать невозможно, слишком большое даже для драконов — это утверждал каждый, кто имел представление о подобных чудовищах. Думали, что этот дракон был ярко-голубого цвета с золотыми крапинками, но никто никогда его не видел, а поэтому трудно доказать, что он был именно таким; все это только предположение. Что же касается того дракона, то я всегда думал, что его цвет должен быть золотым, без примеси голубого, так как именно такого цвета и бывают обычно драконы. То, что этот дракон лежал одно время на опушке леса, подтверждается тем фактом, что Пьер Морель, как-то оказавшись там, слышал его запах, по которому и узнал его. Это наводит на страшную мысль: как близко может нам угрожать смертельная опасность, и мы даже не подозреваем об этом. В былые времена сотни рыцарей из многих отдаленных уголков земли один за другим отправились бы туда, чтобы убить дракона и получить награду, но в наше время такой метод устарел, и за истребление драконов взялись священники. В данном случае это сделал отец Гильом Фронт. Он устроил процессию со свечами и хоругвями, которая, воскурив фимиам, прошла по опушке леса и заклинаниями изгнала дракона. О нем потом никто ничего не слышал, хотя многие все-таки придерживались мнения, что специфический запах дракона полностью никогда не исчезал. По сути, никто этого запаха никогда не чувствовал, это было всего лишь мнение, лишенное оснований, как видите. Я знаю, что чудовище до заклятия находилось в лесу, но осталось ли оно там и после — об этом я ничего определенного сказать не могу.»
Итак, герой Марка Твена может точно описать существо, которое ни он сам, ни кто-либо из известных ему людей и в глаза не видел. То обстоятельство, что дракона так никому и не удалось наблюдать, тоже оказывается с его точки зрения вполне объяснимым. А элементарные вопросы и сомнения, которые мы даже не станем здесь приводить – до того они очевидны) вовсе не приходят в голову этому явно неглупому человеку своей эпохи. Он, по-своему, даже логичен. Но это – «дологическая логика»: логика, принадлежащая совсем иному типу мышления.
Хотя вышеприведенный отрывок и взят из художественной литературы, но фантазии, которыми изобилуют реальные «научные» трактаты Средневековья, ничуть ему не уступят. Каких только сведений об окружающем мире там нет! «Пеликан выкармливает своих птенцов собственной кровью. … От прикосновения василиска листья сохнут и сгорают. Он убивает змей своим дыханием и людей своим взглядом. Но укус ласки смертелен для василиска. …
Гиены могут разговаривать с пастухами. … Змеи, прежде чем напиться, откладывают в сторону своё жало…» Всё это рассказывалось абсолютно всерьёз, в Средние Века подобные трактаты заучивали студенты университетов. Одного из главных принципов научного мышления – считать истиной лишь то, что полностью достоверно, что может быть продемонстрировано любому желающему и воспроизведено при необходимости в условиях эксперимента – в те времена ещё не существовало.
Очевидцы подтверждают!
Все слыхали о том, что вплоть до начала Нового Времени в Европе шла охота на «ведьм». Поскольку вера в нечистую силу, в дьяволов и ведьм, была важной частью идеологии Церкви, то сомневаться в подобных вещах было опасно. В отличие от рассказов про василисков и пеликанов, последствия для скептика в данном случае могли быть гораздо хуже. Но никто особо и не сомневался. Поразительно то, насколько огромным оказалось усилие, которое необходимо было сделать человеку, чтобы раз и навсегда (как хотелось верить лучшим людям той эпохи) научиться отделять выдумки от фактов. Существующее от несуществующего. Доказанное от воображаемого.
…Жил в Германии на рубеже XVI – XVII веков человек, которого звали Фридрих Шпее фон Лангенфельд.
Семья, в которой он родился, была ревностно религиозной – с ранних лет мальчика готовили к вступлению в орден иезуитов. 19 лет от роду Фридрих стал иезуитом – в качестве послушания ему была назначена тяжкая миссия: он должен был исповедовать «ведьм», приговорённых к сожжению на костре. Более того – от него требовалось сопровождать приговорённую к месту казни и присутствовать при варварской расправе… Так Фридриху пришлось выслушать рассказы более чем 200 несчастных женщин и видеть их страшный конец. Постепенно фон Лангенфельд понимает ужасную вещь: нет никаких «ведьм» и «дьявольских козней» - есть лишь сломленные нечеловеческими пытками женщины, которых заставили оговорить самих себя и рассказывать суду небылицы.
Здесь хорошо бы сделать маленькую паузу, чтобы осознать то положение, в котором оказался фон Лангенфельд – и увидать величие его интеллектуального подвига. Ведь он стал одним из первых людей в тогдашнем мире, дерзнувших усомниться в общеизвестном! Надо сказать, что большинство людей – и тогда, и в любые другие времена – не больно любит спорить с «общеизвестным». А в тех случаях, когда факты и их собственные наблюдения реальности вступают в противоречие с догмами, которые они усвоили с детства, с господствующими вокруг взглядами и с пропагандой, большинство людей ведут себя по принципу «тем хуже для фактов и для реальности». Но Фридрих Шпее фон Лангенфельд был совсем иным человеком. Однако на его пути стояло препятствие: тогдашние люди, как мы упоминали, в принципе не умели отличать факты от мифов. А поэтому и убедить их в чём-либо силой рациональных доводов было делом непростым! (Конечно, таких «неумеющих» можно встретить и в наши дни, но это уже, скажем так … их личный выбор.) Утверждение Фридриха Шпее фон Лангенфельда о том, что «ведьм» и «демонов» не существует в природе, и его доводы оказались важным вкладом в то величайшее изобретение людей, о котором мы говорили в начале – в изобретение логического, рационального мышления.
Для целей данной статьи на этом можно было бы и завершить рассказ о его судьбе. Но человек это был настолько удивительный, что его жизнеописание хочется продолжить. Ошеломлённый сделанным открытием Фридрих, несмотря на смертельную опасность, не желает его скрывать – этого требует его гражданский долг. В 1631 году он публикует под псевдонимом свой труд «Cautio Criminalis» («Предосторожность в делах преступлений»), где взывает к разуму и совести судей, чиновников и правителей. Обобщая страшный личный опыт, он доказывает, что ни одна из сожжённых на его глазах женщин не была в чём-либо виновата. После того, как этот трактат вышел в свет, волна кровавого безумства в Северной Европе стала потихоньку спадать – настолько он оказался убедительным! Разгоревшаяся в Европе Тридцатилетняя Война (в которой тесно переплелись религиозные и «обычные» политические мотивы) застала фон Лангенфельда в городе Трире (1635). Во время осады Трира он ухаживал за раненными и больными, пренебрегая опасностью инфекции. Что и говорить, представления о христианстве у Фридриха сильно отличались от взглядов тех, кто во славу Христову сжигал «ведьм» или разорял чужие города! В результате он сам заразился тифом и умер. Через 14 лет после смерти Фридриха Шпее фон Лангенфельда выяснилось, что он был выдающимся поэтом, так никогда при жизни и не опубликовавшим своих стихов…
Люди «дологической эпохи» большой проблемы тут не видели: истинности любых сведений, с их точки зрения, подтверждалась, когда находились свидетели, готовые эти сведения подтвердить. Свидетели, разумеется, правдивые и во всех отношениях уважаемые! Именно так по крупицам собирал первые описания дальних земель и чужих народов знаменитый древнегреческий историк и географ Геродот. Его «История» построена во многом на рассказах свидетелей. (Или потомков свидетелей. Или же потомков потомков… Словом, на том источнике сведений, который позже назовут фольклором.) Причём нет никаких оснований думать, будто этот умнейший человек своего времени, неутомимый путешественник и замечательный историк, плохо разбирался в людях. Уж наверняка для своих повествований он выбирал лишь тех свидетелей, которые внушали наибольшее доверие. А повествования получались захватывающие! Так, согласно «Истории» Геродота, на страну скифов напали заблудившиеся в море воительницы-амазонки – в существовании народа женщин-воинов Геродот нисколько не сомневался. В районе современного Туниса, по словам Геродота, жили «огромные змеи, львы, слоны, медведи, ядовитые гадюки, рогатые ослы, люди-псьеглавцы и совсем безголовые». Это мы теперь можем проследить, откуда к Геродоту попали фантастические сведения о псьеглавцах - т.е. о людях с собачьими головами (происхождение легенд о «безголовых» гораздо менее очевидно). Вспомним египетские изображения бога загробного мира Анубиса, у которого было тело человека, а голова шакала! Уже после падения Египта древний полузабытый миф изменялся и перетолковывался, пока Анубис, в конце концов, не превратился в целый народ, живущий где-то в малодоступных и нехоженых местах. В таком виде «сведения» и достались Геродоту.
Легко ли быть свидетелем?
Так что же всё это значит – в науке вообще нельзя верить на слово очевидцам! Надо отметить, что «верить» - вообще не метод в науке, однако свидетели-очевидцы ей, конечно же, нужны. Только к свидетелям наука предъявляет свои особые требования – свидетель должен быть «квалифицированным наблюдателем». Это означает, что он должен, с одной стороны, обладать знаниями в изучаемой области, а с другой – быть свободным от предрассудков, ожиданий, эмоций… Т.е. уметь видеть только то, что есть на самом деле. И не «увидать» ненароком того, чего нет… Кроме этого, очень желательно, чтобы свидетель имел под рукой необходимое оборудование, которое позволит получить независимое подтверждение его слов. Все эти жёсткие требования научности в иных случаях, казалось бы, тормозят исследования: так и в наше время остаётся абсолютно неясным и малоизученным феномен шаровых молний.
Про шаровые молнии ходят рассказы с незапамятных времён. Есть довольно подробные описания из Средневековья. Существуют и вполне документированные свидетельства наших дней, некоторые из которых даже составлены профессиональными физиками, которым посчастливилось наблюдать редчайшее явление. Был и трагический случай, произошедший в 1978 году с группой советских альпинистов, когда, по воспоминаниям одного из спортсменов, загадочный ярко-жёлтый шар залетел в палатку, двигался по ней и, в результате, убил одного из участников восхождения. Можно ли после всего этого с уверенностью считать шаровую молнию доказанным научным явлением? (Не ссылаясь на крайне редкие случаи групповых галлюцинаций.) Научным фактом шаровые молнии трудно считать потому, что разрозненные описания очень отличаются друг от друга: огненные шары, по рассказам, всегда разных размеров, появляются из самых неожиданных мест (иногда, якобы, проходя сквозь предметы), чаще всего это происходит во время грозы, но известны и исключения… А главное – встреча с шаровой молнией крайне редка и всегда неожиданна: подготовиться к наблюдению при этом нет никакой возможности. Как писали с академической язвительностью члены Комиссии РАН по борьбе с лженаукой: «В шаровой молнии до сих пор много неясного: не желает она залетать в лаборатории учёных, оснащённые подобающими приборами». Разумеется, как только наука заинтересовалась редким явлением, начались попытки воспроизвести шаровую молнию в экспериментальной установке. В конце концов, советский физик-электротехник Георгий Ильич Бабат в 1942 году сумел получить в лабораторных условиях «светящийся безэлектродный разряд». С тех пор и до наших дней другие физики также научились вызывать в экспериментальных установках явление, очень похожее на те, которые описывали очевидцы. Стало быть, факт существования шаровых молний подтверждён научно? Нет, всё равно, не подтверждён. Дело остаётся за малым: необходимо доказать, что светящиеся разряды в лабораторных установках – это действительно то же самое явление, о котором говорили свидетели. А вот это уже сделать крайне трудно… На этом примере хорошо видно, что именно в науке считается установленным фактом и насколько строги при этом требования научности!
***
Так что же у учёных считается за «истинное происшествие»? Помимо объективности и квалификации наблюдателей, а также воспроизводимости самих наблюдений, науке необходима ещё и статистика фактов. Ведь не всегда случается так, чтобы одно и то же явление всегда и всюду выглядело одинаково, чтобы эксперимент неизменно давал один и тот же результат. Стало быть, для начала нужно описать и обработать ВСЕ данные – а не только те, которые хорошо соответствуют гипотезе, успевшей уже сложиться в головах исследователей. И постараться объяснить случаи, когда «что-то идёт не так» - те самые, которые не укладываются в общую картину. Кто знает – может быть, именно «неправильные» результаты окажутся важнее всего для понимания какого-то явления! Когда данные собраны и статистика составлена – приходит черёд «встроить» их в какую-либо из существующих научных теорий, уточнив её таким образом. Или же выстроить теорию новую.
С середине прошлого века и до сих пор зоологи и другие учёные обсуждают загадочный и важный вопрос: являются ли дельфины разумными существами: в полном значении этого слова – так же, как разумен человек? Одним из серьёзнейших доводов сторонников их разумности был такой: «Дельфины спасают тонущих людей. А ведь для этого нужны логические усилия, выходящие за рамки обычных инстинктов животного, пусть даже и очень высокоразвитого. В самом деле, ведь для дельфина вода – среда обитания и условие жизни, без которого он существовать не может. Однако дельфины каким-то образом понимают, что человек – существо совсем другое. Что спасительная для дельфина вода губит людей. И что тонущих нужно непременно спасти, подталкивая к берегу. Что же это, как ни проявление разума?!»
Действительно, случаев, когда утопающих в море спасали именно дельфины, было зафиксировано достаточно много. Новая прекрасная гипотеза серьёзно поколебалась от реплики одного скептика. Он сказал: «Как бы убедительно ни выглядели те случаи, когда тонущие спасались, благодаря помощи дельфинов – их, всё равно, недостаточно, чтобы считать именно такое поведение «дельфиньей этической нормой», а не просто счастливым случаями. Ведь мы никогда не услышим голоса тех людей, которых дельфины толкали в противоположную от берега сторону, в открытое море!» Возразить на это было нечего… Вот насколько важно для установления научной истины, знать все факты, а не только те, которые соответствуют заявленной гипотезе!
Михаил Шатурин