Все части повести здесь
Она уже привыкла к тому, что Артем провожал ее до дома, и они прощались около подъезда.
– Знаешь, как моя мама говорит про таких веснушчатых людей, как ты? – спросил он как-то раз, когда они прощались после очередного променада на катке.
– Как?
– Она говорит, что их солнышко поцеловало. Тебя, видимо, не только в щеки – он осторожно провел пальцем по ее щеке – но и в волосы.
Катя застыла от его прикосновения, а он вдруг склонился и поцеловал ее в губы – настойчиво и нежно.
Часть 55
– Катя... Мне нечего сказать тебе, я... не могу ответить на твой вопрос. Все, что я скажу, теперь уже не имеет какого-то значения... Разве... это так важно?
Катя даже усмехнулась на эти его слова?
– А вы считаете, что я не имею права спросить вас об этом? Вы возникли из ниоткуда, сразу признали, что я ваша дочь, но вы забыли посчитать, сколько прошло времени с тех пор, как мы с вами виделись последний раз. А прошло шестнадцать лет. И почему-то эти шестнадцать лет не важны для вас! Но они, как ни странно, имеют значение для меня – все эти годы, что я прожила без вашего участия.
– Ну, хорошо... Если хочешь, я могу объяснить. Я очень долго переживал по поводу развода с Алевтиной, ведь я любил ее. Она изменила мне... с другим мужчиной, и вообще, вела уже тогда аморальный образ жизни. Я не мог этого терпеть и решил ее оставить. Поверь, мне было больно вот так все бросать, но жить с ней... тоже было невыносимо.
– Давайте сейчас не будем говорить о моей матери, мы же говорим о нас с вами, о наших отношениях. Я спросила у вас – почему все эти шестнадцать лет вы никак не проявили себя? Я знаю, что вы платили алименты, но мне нужны были не бездушные денежные купюры, которых я, кстати, и не видела никогда – мне нужен был отец.
– Да, я... Я уехал тогда, несколько лет прожил в другом месте, выучился... А потом вернулся и встретил здесь свою будущую жену. Потом все так завертелось, пошли мальчишки, я...
– Вы просто забыли. Понятно – сказала Катя грустно – что же, немудрено. Зачем нужна была дочь от гулящей бабы, когда есть сыновья от другой женщины, порядочной...
– Моя Зоя и мальчики – очень хорошие, я вас познакомлю, Катя...
– А сейчас я вам зачем нужна, позвольте спросить? У вас замечательная семья, дети, хорошая работа. Я-то вам зачем? Я – черное пятно на вашей светлой биографии...
– Катя, не надо так, я хочу, чтобы мы общались – ты, я и мальчики.
– Как у вас все просто! То есть вы считаете, что это нормально, да? Не появляться шестнадцать лет, не уделять мне хотя бы капельку внимания, а потом – раз! Появиться и захотеть общаться! Я должна принять это за честь, видимо? Почему вы решили, что ваши нелепые объяснения того, что у вас все «закрутилось» помогут мне сразу простить вас? У вас хорошая семья? Вероятно, вы прекрасно жили все это время? Вкусно ели, хорошо спали, никогда не ощущали холод и голод, верно? И вам абсолютно все равно было, как жила я! Я сейчас не собираюсь рассказывать вам об этом, вам не нужно это знать. Отцовские любовь и внимание мне были необходимы, когда мне было девять лет, когда я была подростком. Мне повезло – у меня был дедушка, а позже совершенно посторонний человек стал мне отцом. А вы... вас я никогда не смогу назвать папой, больше того, я не хочу, чтобы вы появлялись в моей жизни. Я справилась без вас и дальше справлюсь, и вашей семье совершенно не нужны лишние члены.
– Катя, зачем ты так?
– Скажите, Петр Афанасьевич, моя мать когда-нибудь запрещала вам видеться со мной?
– Н-нет... Мы об этом никогда не говорили. Я как развелся с ней – так сразу уехал. Но думаю, что с ее характером она не дала бы нам...
– То есть – с глаз долой, из сердца вон? Вы с облегчением сняли с себя ношу в виде меня, и это вас вполне устроило. Продолжали жить полной жизнью, совершенно забыв про то, что где-то осталась ваша дочь и возможно, она ждет вас.
– Катя... Ты... не права.
– И в чем же? Ну, приведите хоть один аргумент против моих, докажите, что это было не так! – он молчал, и Катя продолжила – вот видите... Вам просто нечего мне сказать. Не приходите больше – это ни к чему. А цветы можете унести своей жене, ей понравится. Мне нужно идти, всего хорошего. И прошу оставить меня в покое.
Она обошла его, поднялась в подъезд и подумала о том, что внутренним чутьем, чем-то подсознательным, интуицией, она понимала, что этот человек – слаб душевно. Он не показывался все это время, потому что не хотел нарушать свою удобную и уютную жизнь вдали от Алевтины-изменщицы. Есть такая категория отцов – они считают, что выполняют свой отцовский долг только потому, что платят алименты, а большего от них и не требуется. Вот так и остаются одинокими такие брошенные дети, вот так и думают потом всю жизнь, особенно в детстве, что не нужны никому. Хорошо, что Катя сейчас поборола в себе этот комплекс – видит, что она совсем небезразлична дяде Федору, что он любит ее, как дочь, видит, что любят ее и сына Евгения Дмитриевна и Сергей Карлович. Хорошо, когда тебя любят, тепло от осознания того, что есть люди, которые искренне за тебя переживают и хотят тебе помочь. Приятно помогать и им в ответ и знать, что делаешь это для близких людей.
Дома отец спросил у нее, как дела и почему задержалась. Катя так и ответила ему, что с отцом разговаривала, и пересказала весь разговор.
– Катена, да ты не расстраивайся! – бодро улыбнувшись, сказал дядя Федор – он наверняка осознал все, вот и хочет общаться.
– Пап, он ни слова не сказал обо мне. Все «я», да «я», понимаешь. У него на центральном месте только он сам. Нет, я не стану поддерживать с ним контакт, все эти годы я была ему не нужна, у него там, видите ли, «закрутилось все», так что обо мне он забыл, а теперь я должна ему в объятия упасть? Нет, да и не нужна я ему, у него своя семья и лезть туда я не стану.
– Может, ты и права, Подсолнушек. Он мог бы найти тебя, если бы захотел и хоть как-то поддерживать с тобой отношения, но он не стал этого делать. Наверное, так лучше.
– Пап, и я не утверждаю, что он плохой человек, заметь. Не мне его судить. Просто он... слабый. Пусть живет в своем мире, не нужно нам сейчас этих поздних отношений.
То же самое она и Марине сказала, когда та на работе снова завела разговор про отца.
– Вот козел! – услышав Катин рассказ возмутилась подруга – так все просто у него! Захотел, поиграл и бросил, захотел – пришел и вот, принимай меня, дочь! Кто же так делает?! Ну и профессор! Кать, может, ему репутацию попортить? Сейчас, конечно, не Советский Союз, но отголоски-то остались. Прописать в профком института, мол, так и так... Там же серьезное учебное заведение, и уволить могут.
– Мариш, а зачем? Пусть живет себе – самое главное, ко мне пусть не является, не нужно этого. И не стану я с семьей его общаться – я там лишняя, как не крути. Да и не люблю я заниматься всякой низостью типа мести – у меня времени нет на это совершенно.
– А мне все равно! Низость – не низость! Он вон как с тобой поступил, а теперь прибегает, как собачонка, хвост поджав, каяться. Ради чего?
– Вот именно. Потому и не хочу ничего общего с ним иметь. У него своя семья, и я там лишняя, а у меня своя.
Больше Петр Афанасьевич на Катином пути не появлялся, а ей это и было нужно. Спокойно растила сына, заботилась о дяде Федоре, стала чаще ездить навещать Полину Егоровну. На Андрюшкино день рождения вся семья собралась у Евгении Дмитриевны и Сергея Карловича. Только вот стало их теперь больше – за столом сидели теперь еще и Павлик с бабушкой с дедушкой. Два года – это как-никак дата серьезная, так что вся семья была в сборе. Пригласили также и Любку с Татьяной, и Марину, и Петра, из поселка приехали Любкины родители с Полиной Егоровной.
Катя не уставала благодарить за подарки, преподнесенные сыну, а дядя Федор явился с большим букетом цветов для мамы и бабушки Жени. В общем, компания подобралась самая что ни на есть веселая, опять пели песни под гитару и баян, и даже позже пустились в пляс под магнитофон.
Катя была бесконечно благодарна близким за этот праздник, особенно Евгении Дмитриевне и Сергею Карловичу, ведь уже второй год подряд праздник устраивался в их доме. А также испытывала самые теплые чувства ко всем остальным своим близким и друзьям – за то, что все они рядом, вместе. Наблюдая за тем, как под медленную песню танцуют Марина с Петей, она решила, что из них, пожалуй, получится неплохая пара – сразу было видно, что между ними заискрило, как только они познакомились.
Рядом с ними неспешно танцевал дядя Федор с Любой, а Катю пригласил ее отец Михаил Андреевич, который рассказывал ей смешные истории. Катя смеялась, и он тоже смеялся вместе с ней.
В самый разгар веселья ее отвела в сторону Елена Викторовна, бабушка Павлуши.
– Кать, послушай, я понимаю, что мы для тебя чужие люди, но хотим сказать тебе огромное спасибо за приглашение. Мы по Павлуше очень скучаем, но все-таки постоянно тереться в доме у Жени и Сергея – это неправильно. А сегодня мы так славно веселимся, как давно уже не веселились.
– Ну, какие же вы чужие? – улыбнулась Катя – вы дедушка и бабушка Павлика, а Сергей Карлович, отец Павлуши, и Евгения Дмитриевна, мне совершенно не чужие люди. Так что это вам спасибо за то, что пришли на день рождения к моему сыну.
Женщина покраснела от удовольствия, а потом сказала:
– Кать, ты обязательно к нам в гости приходи, вместе с Андрюшей. Мы будем очень рады!
Катя пообещала, что как только будет время, они с Андрейкой обязательно придут.
На следующий день у нее был выходной, и она отправилась на кладбище. Стояла, присыпаемая легким декабрьским снежком, рядом с могилой Андрея и думала: «Ну вот, Андрюша, сыну нашему уже два года. И я все сделаю для того, чтобы он знал, кто его отец и всегда держал тебя в своем сердце. Ты был самым лучшим человеком в моей жизни, Андрей...». Потом спохватилась – почему был, он и сейчас есть. Есть в ее сердце и будет там вечно.
Зима за заботами и хлопотами, работой и подготовкой к сессии, пролетела быстро. Первые робкие, еще холодные, но уже дышащие весной, лучи солнца, пробирались сквозь окна ресторана, заливали тротуары на улице, и люди, уставшие от холодов и зимней одежды, улыбались этим лучам и радовались тому, что весна близко.
Катя с Мариной, к которым иногда присоединялись и Любка с Татьяной, часто в выходные, когда они у них совпадали, ходили на каток. Это стало у них еще одним своеобразным видом спорта и развлечением одновременно. Каток на стадионе залили только в этом году, на вышке с софитами поставили динамики, из которых раздавалась скрипучая, измененная расстоянием, музыка.
В один из понедельников Марина работала, Люба с Татьяной тоже и Катя, переделав все домашние дела, отправилась на каток одна. Народу было не так много – оно и понятно, рабочий день. Музыка витала в воздухе, завораживая и увлекая за собой, и Катя самозабвенно каталась, слыша только музыку и легкий, успокаивающий шорох коньков по льду.
Она даже не поняла, как кто-то ухватил ее за талию, и повез, поддерживая впереди себя. Чуть повернувшись, увидела за собой смеющиеся глаза Артема.
– Ты как здесь оказался? – спросила его, улыбаясь. Про себя подумала, что сегодня ей действительно не хватает компании.
– Марина сказала, что ты сегодня планировала на каток пойти. Я тоже решил вырваться, давно не катался, очень хочется вспомнить.
Оказалось, что кататься вдвоем намного лучше и интереснее, тем более, Артем знал много смешных историй и рассказывал их Кате.
– А ты ничего про себя не рассказываешь – заметил он.
– А мне про себя и рассказывать нечего – произнесла Катя – моя жизнь, в отличие от твоей, совсем не интересна. В ней не было никаких поездок куда-то в другие города, интересных встреч и знакомств. Был любимый дедушка, огород, книги и учеба.
– Ну, Кать, ты еще молода, побываешь везде. Не переживай.
– Я бы Андрюшу с удовольствием вывезла в другой город, когда он постарше станет. Сейчас он еще вряд ли что-то поймет.
Время пролетело так быстро, что Катя и не заметила. Когда они ушли с катка, Артем предложил ей:
– Кать, пойдем в мою кофейню. Она пока единственная в городе. Я угощу тебя кофе, ты замерзла, наверное.
Она, почувствовав, что ей не очень хочется расставаться с ним сейчас, решила согласиться. В маленьком кафе вкусно пахло выпечкой и напитками. Артем заказал ей горячий шоколад в красивой, белого цвета, чашке. Они уселись за дальний столик, и Катя заметила, как приосанились официанты при виде своего начальника. Сидя за столиком, они продолжали свой неспешный разговор.
– Кать, ты извини, Марина немного рассказала о тебе. Да, я не прав, что пытался узнать у нее сведения о твоей личной жизни. Но я... не мог сдержаться, а Маринка – добрая душа.
– И что же такого она тебе сказала? – спросила Катя, поигрывая ложечкой в чашке с шоколадом. Ложечка издавала тоненький, почти поющий звук, и Кате было от этого волнительно и как-то тревожно одновременно. Только вот – от этих ли звуков? Или от того, что Артем тоже теперь знает некоторые подробности из ее жизни?
– Она рассказала, что в твоей жизни уже была большая любовь, и что отец твоего ребенка погиб на войне.
– Да, так оно и есть. Но... почему тебе это интересно?
– Я уже как-то озвучивал тебе причину – ты мне не безразлична, ты и твой сын. Кать, такая девушка, как ты, не должна быть одна. Честно – я никогда не встречал таких. И Андрюше нужен отец, ты не можешь сознательно его лишить возможности расти с отцом, пусть не родным, но это не главное. Ты же сама росла без отца...
– Артем, ты сейчас вот этими словами что хочешь сказать мне?
– Я хочу... сделать тебе предложение. Выходи за меня замуж. Я люблю тебя, Катя, и думаю только о тебе.
– Я не могу, Артем. Ты не понимаешь – я люблю Андрея, и никак не могу смириться с его потерей, с тем, что его нет. Слишком мало времени прошло...
Он смотрел на ее склоненное лицо, на темную кайму ресниц, которая бросала красивую тень на веки, на чуть вздернутый носик и пухлые губы. Ему было больно сейчас. Знать, что она, родная и любимая, сидит напротив – протяни руку и прикоснись к ней, и она так близко к нему... И в тоже время между ними огромная пропасть, просто необъятных размеров, и может быть, они эту пропасть никогда не преодолеют, и она будет только разрастаться.
– Артем, ты должен строить свою жизнь. У тебя должна появиться хорошая девушка, семья, дети...
– Я... тоже не могу вот так строить семью, без любви. Просто живу надеждой, что когда-нибудь ты все-таки ответишь мне взаимностью.
Катя отчего-то разнервничалась, кинула взгляд на часики на руке – подарок дяди Федора.
– Мне пора за сыном в детский сад.
– Я провожу тебя.
Вечером, когда Андрюшка уже спал, Кате снова не спалось. Она смотрела в темный потолок с редкими отблесками света от проезжающих машин, вспоминала Андрея, закрывала глаза, чтобы представить его, но вместо этого вдруг видела напротив грустные глаза Артема, чувствовала, словно воочию, прикосновения его прохладных пальцев к ее руке.
Нет, и речи быть не может. Ничего и никогда ее не будет связывать с этим человеком. Потому что он не Андрей, он даже не похож на него, он... другой.
«Ты, дочка, заживо-то себя не хорони – вспоминала она слова дяди Федора – какие твои годы? Тебе всего двадцать первый год идет, а ты уже пережила много такого, от чего и взрослый бы человек с ума сошел.»
«Катя, Андрюше нужен отец – говорила ей Евгения Дмитриевна – мы не можем вечно плакать о покойных. Живое – живым... Зря ты себя хоронишь... Столько времени прошло... Конечно, оно не лечит, но ведь можно и не только работать на износ и учиться. Сходила бы куда-нибудь с девчонками, развлеклась, глядишь, познакомилась бы с кем.»
Наверное, правы они все и эгоистично с ее, Катиной, стороны, не давать Андрюше шанса иметь отца. Но разве будет посторонний человек любить чужого ребенка, как своего? И страшно ей от этого – вдруг обижать будет сына тот, кому она решит довериться.
Поговорила об этом с Маринкой.
– Ох, Катька, ну до чего же ты дурная! Ну, научись ты уже жить! Дай Артему шанс, пусть он попробует растопить твое сердце!
– У меня там словно глыба ледяная, Марин. Мне кажется, ничто ее растопить не сможет. Вернее, никто.
– Но ты ведь даже не пробовала! Кстати, мы с Петром завтра вечером в клуб идем – пошли с нами! И Артема позовем с собой!
– Нет, Марин, я не могу. Андрюша просится к бабушке с дедушкой, поиграть хочет с Павлушей, они нас ждут завтра.
– Ой, Кать, ну, какая ты скучная, а?! Ну ты хоть раз жизни порадуйся, как обычная молодая девчонка. Выйди на дискотеку, в клуб сходи. Потанцуй, расслабься...
– Нет, Марин, мне кажется, это все может очень плохо кончиться. Не пойду, да и не люблю я такие места.
Зато на катке теперь часто появлялся Артем, и они катались вдвоем. Девчонкам каток надоел достаточно быстро, а Маринка теперь больше времени проводила с Петром. Отец же, узнав, что Артем теперь катается с Катей, хитро улыбался и говорил, когда она уходила:
– Кать, ты там не торопись, я сегодня Андрюшу заберу, мы с ним в одно место пойдем интересное, ему понравится.
Вечером они вместе – Андрюша, как мог, на своем детском языке, с восторгом и прыжками, рассказывал, что дед водил его туда, где были животные – белки, лисы и даже волк, ему вторил дядя Федор, а Катя слушала о их походе в живой уголок в местном музее и улыбалась восторженным рассказам сына.
Она уже привыкла к тому, что Артем провожал ее до дома, и они прощались около подъезда.
– Знаешь, как моя мама говорит про таких веснушчатых людей, как ты? – спросил он как-то раз, когда они прощались после очередного променада на катке.
– Как?
– Она говорит, что их солнышко поцеловало. Тебя, видимо, не только в щеки – он осторожно провел пальцем по ее щеке – но и в волосы.
Катя застыла от его прикосновения, а он вдруг склонился и поцеловал ее в губы – настойчиво и нежно.
Продолжение здесь
Спасибо за то, что Вы рядом со мной и моими героями! Остаюсь всегда Ваша. Муза на Парнасе.