Название темы содержит в себе оба значения: и место Тютчева среди писательских собраний Литературного музея и буквально – место (витрины или стены), отведённое ему в экспозициях.
Меня всегда особенно занимала взаимозависимость вещи и концепции, вещи и контекста. Cпецифика коллекции и её потенциал выявляется только на выставках, так как представление о той или иной персональной коллекции – величина преходящая: оно меняется при работе над выставками, как и после их открытия. Возможности каждой открывается постепенно, в зависимости от её концепции и тематики или наоборот – коллекция формирует концепцию и структуру.
В обширном собрании центрального литературного музея России встречаются досадные лакуны, и в их числе самая обидная – невозможность использовать на выставках большую часть скромной количественно, но замечательной и ценной своей мемориальностью тютчевской коллекции: многое поступило из семейных собраний и от известных лиц: К.В. Пигарёва, П.П. Анненкова, сына критика, С.Н. Толстого, Г.И. Чулкова, Н.В. Короленко-Ляхович, дочери писателя. Огромное количество семейных фотографий содержат семейные альбомы Тютчевых (40 фот.) и Вяземских (7 фот.).
Изучением и обзором коллекции нам только предстоит заняться, в т.ч. источниками поступлений, а это особая тема, способная принести немало неожиданностей: обнаружить связи, о которых, мы не догадывались, и расширить представление о возможностях тютчевского собрания.
Фактически эта миниатюрная коллекция пунктирно отражает всю биографию Тютчева: творчество обозначено первой публикацией стихов в пушкинском «Современнике», двумя прижизненными сборниками и Биографическим очерком, написанным Ив. Аксаковым, двумя автографами стихотворений и рукописью стихотворения, переписанного рукой Аксакова, автографом стихотворения Ив. Аксакова «Варварино», посвящённом Е.Ф. Тютчевой; серией гравюр Ф.Д. Константинова – иллюстраций к стихам Тютчева. Богато отражена семейная и личная жизнь поэта: портрет и фотография Эрнестины Тютчевой, фотографии детей, внуков, потомков и родственников, фотография Денисьевой. А источники поступлений делают их вдвойне мемориальными. Есть и изображения мест пребывания Тютчева в Москве, Муранове и заграницей. Но за редким исключением это сугубо витринный материал, не говоря о том, что у нас нет оригинальных портретов поэта.
Возникал парадокс: без Тютчева нельзя обойтись, а самое ценное, не считая книг и рукописей, – многочисленные фотографии (самого поэта, его детей, родственников и потомков) из фамильных альбомов показать нельзя, да и потребности в этом не ощущалось из-за отсутствия интереса к семейной теме у большинства сотрудников или же она казалась неуместной. Даже серия прекрасных гравюр Константинова к стихотворениям Тютчева «не экспозиционна»: их много, но они крохотные и предназначены для иллюстрирования книжных изданий.
Присутствие писателя и эффект этого присутствия на литературной экспозиции, как известно, определяется не столько качеством, сколько количеством и размером настенных портретов. А в Литературном музее всего несколько фотографий, в большинстве своём визитных, и единственный крупный портрет – и тот в печатной графике – гелиогравюра И.Кнебеля (1904, 52,2х40.2, с оригинала С.Ф. Александровского, 1876), а также небольшая гравюра на стали Ф.Брокгауза (1860–1870-е) с фотографии С.Левицкого.
Поэтому – особенно при уникальном богатстве Мурановского музея, – мы и не пытались устраивать собственные выставки Тютчева, лишь межмузейные. Да и совместных было всего две. Одна вместе с Мурановом – в 1978, другая – совсем недавно «Нам не дано предугадать…» (2023–2024) и то благодаря пушкинскому 200-летию. Она была, что называется, «на троих» – посвящена сразу трём писателям: Пушкину, Тютчеву и Ивану Аксакову.
Между тем Тютчев всегда присутствовал на постоянных экспозициях в Нарышкинских палатах Высоко-Петровского монастыря, нашей бывшей резиденции с 1986 по 2014 год, и в Аксаковском доме (филиале ГЛМ, 1989–2002), а также на всех юбилейных выставках своего друга Тургенева, в том числе на трёх самых масштабных, и трёх крупных юбилейных выставках Фета, почитавшего «обожаемого поэта» своим кумиром.
Однако от выставки к выставке повторялись одни и те же фотографии и книги, что диктовалось общими задачами экспозиции и никого не смущало, учитывая, что их восприятие менялось в зависимости от контекста.
На большинстве стационарных историко-литературных экспозициях в Нарышкинских палатах и в Доме Аксаковых Тютчев традиционно фигурировал в одной и той же компании – среди поэтов середины века: Фета, Полонского, А.К. Толстого, Ап. Майкова, Щербины, К.Павловой, Ростопчиной. Их присутствие ограничивалось портретом (чаще фотографией), одним-двумя сборниками и автографами или списками стихов.
У Тютчева было даже преимущество: рядом с его визитной фотографией С.Левицкого (1864–1865) неизменно помещалась тоже визитная выцветшая фотография Денисьевой. Они казались парными и неразлучными: снимок Тютчева, закутанного в плед, в цилиндре и с зонтиком, со скорбным и потерянным выражением «изнемогающего лица» (слова А.Фета), ассоциировался со стихотворением «О этот Юг, о эта Ницца…», навеянной смертью возлюбленной. Неотделимы от этих фотографий и воспоминания Тургенева и Фета о встречах с поэтом в это печальное время.
Автограф стихотворения «Как нас ни угнетай разлука…» (1869), также посвящённого Денисьевой, вместе с фотографиями и обоими сборниками (1854 и 1868) составляют целый небольшой сюжет. Иногда он дополнялся миниатюрой Эрнестины Тютчевой с портрета Дюрка.
На экспозиции Аксаковского дома «Альманах литературной жизни 1830–1880-х годов» перечисленные поэты воспринимались в другом контексте и в ином качестве – как посетители, завсегдатаи или хозяева салонов в условной литературной гостиной.
На тургеневских выставках Тютчев был показан тоже по-разному и ещё лаконичнее – популярной кабинетной фотографией на всех трёх – овальном парижском снимком С. Левицкого 1867-го: то как автор сборника 1854-го года, отредактированного и изданного Тургеневым, то как поэт из писательского круга журнала «Современник», то как любимый собеседник, в которого был «положительно влюблён», по шутливому свидетельству А.Ф. Тютчевой; то в качестве оппонента романа «Дым», вызвавшего неприятие и сожаление поэта.
На выставках Фета Тютчев выступал как поэт-философ и как предтеча наряду с Фетом поэзии русского символизма. На предпоследней выставке «За гранью прошлых дней» (2015) та же фотография Левицкого выделялась среди остальных, помещённая на стену в центральной группе и не теряющаяся, несмотря на размер, рядом с более крупными фотографиями Тургенева, Дружинина и Боткина – знаковых фигур в окружении Фета. Удивительный эффект: фотоснимок Тютчева был смонтирован в одной окантовке с окружавшими его фотографиями большего размера, Дружинина и Боткина, но довольно бледными, за счёт чего более яркий снимок Тютчева сразу привлекал к себе внимание. И не только в этой «троице», но и во всей группе рядом с двумя крупными литографиями Фета и большой раскрашенной фотографией Тургенева, тоже не очень яркими. В результате небольшая фотография Тютчева сделалась фокусом всей компании.
Приходится только поражаться тому, как одна фотография словно меняла выражение лица поэта при путешествиях по выставкам. Воистину от перемены мест слагаемых способен измениться результат. Будто Тютчев играл разные роли в разной среде. Это общее правило для всех портретов, но в случае с этой фотографией Левицкого особенно очевидное. Такое частое, до навязчивости, её появление на выставках неслучайно. Она оказалась универсальной и уместной везде: в ней отобразился цельный образ Тютчева – поэта, человека, мыслителя, дипломата.
На последней экспозиции в Нарышкинских палатах «Немое красноречие вещей: Мемории русских писателей» (2009–2014), состоявшей из фрагментов писательских коллекций и посвящённой литературным и семейным связям, главные раритеты тютчевской коллекции были размещена в небольшом зале, в котором царил Гоголь, собравший вокруг себя московских литераторов 1840-х и московские салоны.
Зал был разделён пополам двумя анфиладными входами: по одну сторону – непосредственно гоголевские материалы, по другую – славянофильское окружение: Тютчевы, Аксаковы, Самарины, Смирнова-Россет, Ростопчина. Тютчев разделил компанию с Аксаковыми, с которыми он породнился, став тестем Ивана Аксакова. Раритеты образовавшейся семьи заняли одну, хотя и вместительную центральную витрину. Однако большой живописный портрет Эрнестины Тютчевой (Ф.Дюрк, 1840, х.м.) с лихвой компенсировал скудость тютчевских материалов: благодаря ему поэт опосредованно, через свою жену, оказался на первом плане наряду с Гоголем.
Решающую роль в оценке тютчевской коллекции сыграла недавняя выставка «Нам не дано предугадать» (2023–2024), с которой Тютчеву, а с ним и Ив. Аксакову, так же как Литературному музею, повезло: ведущие российские музеи, включая Мураново и Овстуг, не поскупились предоставить лучшие свои материалы, в т.ч. семейные реликвии.
Широчайший многообразный контекст был построен на скрещении судеб всех трёх юбиляров и перекличках в поэзии и публицистике: биографических, литературных, исторических, религиозных. Здесь не было монографических разделов: сюжет развивался тематически и тютчевские материалы, как и остальные, распределялись по разным комплексам. В результате, благодаря выбранному контексту, из фондов Литературного музея было взято гораздо больше вещей, чем предполагалось вначале: портреты из общего окружения породнившихся семей Тютчевых и Аксаковых, важные для них московские виды и места, изображения исторических событий и лиц, о которых они отзывались и на которые откликались и пр. В частности, были выставлены фотографии из семейных альбомов Тютчевых и Вяземских, которые мы не имели случая экспонировать. Особую роль сыграло родство Тютчевых с Аксаковыми, позволившее рассматривать обе коллекции как единую, значительно увеличившую потенциал каждой в отдельности.
И вновь, как и на экспозиции «Немое красноречие…», портрет Эрнестины – самый крупный и эффектный экспонат – превратил Тютчева в центральную фигуру всего зала, озаглавливая один из разделов выставки: «Чины и музы», где сосредоточились семейные реликвии и мемории.
Но главное и удивительное – всё-таки не этот портрет, а совокупность экспонатов, составляющих богатейший контекст, воплощающих всю эпоху во всех её важнейших событиях и лицах, в которых и среди которых незримо присутствует Тютчев, откликаясь на все животрепещущие проблемы в стихах, письмах и статьях.
Поразительное сплетение судеб трёх поэтов определило концепцию и структуру выставки и объединяющую их тематику: литературный круг, московский акцент, «мысль семейную», совмещение поэзии и службы, «славянский вопрос», исторические события и оценку правителей и исторических деятелей. Весь этот контекст воссоздан во многом на материалах Литературного музея и при необходимости может быть значительно расширен. Писательские портреты известных художников в оригинальной технике, портреты Александра I и Наполеона, Николая I и Александра II, военные сцены, восстание декабристов, эпизод революции 1848 года. И вновь парадокс: Тютчев оказывается вездесущим, но его не видно: он, словно тень, сопровождает все эти события.
Как же всё-таки превратить невидимое присутствие Тютчева в более ощутимое? На выставке это достигнуто с помощью цитат и комментариев к экспонатам и благодаря изобретательности художницы выставки Марии Утробиной. Центральная инсталляция зала, состоявшая из свисающих с потолка прозрачных пластин с начертанными на них стихотворными строками, создавала зримый образ поэзии. К счастью, слово, прежде упорно изгоняемое из экспозиции лучшими дизайнерами, в последние десятилетия вернуло себе права, превратившись в своеобразный, равноценный изображению, экспонат.
Только на слово и фантазию художника-дизайнера и можно рассчитывать в нашей печальной ситуации, пока талантливый современный портретист не создаст чего-то достойного имени Тютчева.
В ближайшие годы, спустя четверть века, мы надеемся вернуть Аксаковых в их дом на Сивцевом Вражке, где больше десятилетия (1989–2002) находилась экспозиция «Альманах литературной жизни 1830–1880-х годов» и где потом, после ремонта и реставрации, расположились изобразительные фонды. Как только они переедут в другое помещение – на территории усадьбы Морозовых в Шелапутинском переулке, на Сивцевом Вражке будет создана новая постоянная экспозиция под названием «Семейные хроники», показывающая историю литературного быта через историю отдельных семей. Материалы Литературного музея, отражающие многочисленные писательские связи семьи, позволят создать не только мемориальный музей Аксаковых, но и под определённым углом зрения выстроить вокруг них всю литературу от Державина до Л.Толстого.
Работа над альбомом «Аксаковы» (составительница – В.Давлетбаева, М., 2021), собравшим воедино материалы крупнейших музеев и архивов, помогла обнаружить множество материалов, положенных в основу предложенного сотрудниками Литературного музея варианта концепции Дома Аксаковых. Но выставка, выявившая много нового и дополнившая наше представление о предполагаемом литературном и историческом контексте будущего музея, заставит его основательно расширить.
В одном из залов парадной анфилады предполагается разместить фрагменты коллекций московских писательских семей: Аксаковых и Тютчевых в первую очередь, Самариных, Тургенева, Толстого, Фета, Сухово-Кобылина, используя опыт последней стационарной экспозиции «Немое красноречие вещей» и выставки «Нам не дано предугадать» и акцентируя объединяющую их тематику. Это не будет просто собранием фрагментов – неразрывно связанные между собой, они образуют общую картину литературной, театральной, общественной и политической жизни конца XVIII–XIX в.
В стенах Аксаковского дома Тютчев наконец обретёт пристанище –постоянное и законное место жительства, не только как лицо из окружения Аксаковых, но и как член единой семьи. Напомню, что у Тютчева в Москве есть и собственный особняк (Усадьба Гагариных — Тютчевых, Армянский пер., 11), но принадлежащий другим хозяевам (Российскому детскому фонду) и заполненный многочисленными копиями с тютчевских материалов – как бы тень присутствия поэта и напоминание о том, кто в доме временно его покинувший хозяин.
На упомянутых выставках обозначены разные грани личности Тютчева: как одна из центральных фигур в истории русской поэзии, как завсегдатай светских салонов, как певец любви, поэт-философ, как старший друг и любимый поэт Тургенева, кумир Фета, предмет восхищения Толстого, без которого, по его выражению, «нельзя жить», как дипломат и публицист – славянофил и консерватор, как глава семьи, а также как тесть и собеседник Ивана Аксакова.
На будущей экспозиции все эти ипостаси Тютчева соединятся и найдут своё отражение, ибо весь контекст, в который они вписывались, равно относится ко всем обитателям и гостям дома. Да и сама тютчевская коллекция повысится в цене, уравненная в правах с фрагментами других писательских собраний.
Генриетта Львовна Медынцева
Заведующая сектором истории музея
Государственного музея истории российской литературы
(Государственного Литературного музея). Москва
Материалы научно-практической конференции "Осмысление наследия Ф. И. Тютчева в XXI веке", Овстуг, 2024 год.
