В 1943 году сразу после освобождения моей станицы от немцев, меня призвали в армию. Не так я себе представлял военную службу. Больше недели нас мурыжили на какой-то станции, жили в полуподвале, продукты взятые из дома закончились, есть было нечего. Выручил директор местного совхоза, он открыл большущий погреб с овощами, там почти всё было гнилое, но что-то мы смогли выбрать, остались довольны.
В феврале нас посадили в поезд, сказали, что поедем в Майкоп учиться на зенитчиков. На окраине города были склады, длинные, одноэтажные здания, вот в них мы и расположились. Спали на чём придётся, многие прямо на холодном полу, мне досталась кровать, но она была без ножек. Я нашёл два бревна и подложил их под обрамление сетки. Ночью наш склад был казармой, а днём учебным классом. Привезли нам две 37-мм пушки, вот на них мы и тренировались в стрельбе, не сделав ни единого выстрела. Командовал нашей толпой, по-другому нас было не назвать, старший лейтенант Казачий, мерзкий тип! Чуть что, грозился отправить в штрафную роту. Наше общение с ним ограничивалось словами: «Так точно», «Есть».
В конце апреля мы приняли присягу, и нас, наконец, переодели в военное, до этого мы ходили в том, в чём приехали из дома. Я, в числе двадцати восьми бойцов, попал в запасной отдельный полк ПВО. Почему «отдельный» я так и не узнал. Здесь нас снова рассортировали, кого на 37-мм, кого на пушки большего калибра. Я остался на автоматической 37-мм пушке. Сказать честно, она мне понравилась.
Железнодорожный мост, который нам предстояло охранять от налётов вражеской авиации, был уже изрядно потрёпан бомбами, но продолжал функционировать. Правда, поезда по нему проходили очень медленно, с опаской. Мы окопались практически в полный рост, соорудили два блиндажа, один для расчёта, второй для боеприпасов.
Помню свой первый бой. Нас подняли ночью, гула летящих к нам самолётов ещё не было слышно, своевременно сработала воздушная разведка. Заняв свои места за орудием, мы ждали врага, а его всё не было. Начали обсуждать ситуацию. «Ложная тревога, а может учебная?!» - такие были мысли. Но командир орудия приказал всем находиться в полной готовности. А вот и немецкие самолёты! Прожекторов у нас не было, стреляли в чёрное небо, ориентируясь на звук и приборы эхолокации. Несколько немецких осветительных бомб повисли в воздухе, света от них было, как от солнца. Командир дал приказ уничтожить «светлячков», мы старались как могли. Сбили четыре из шести. На другой стороне моста стояли две пушки семьдесят шестого калибра. Они разрывами своих снарядов, можно сказать, подсвечивали нам цели. В расчёте я был заряжающим, только успевал вставлять кассету с пятью снарядами в казённик. Думаю, что мы победили, хоть и не сбили ни одного самолёта. Бомбы ведь на мост не упали!
В конце лета нас перебросили на охрану железной дороги. Куда она шла, для всех было большим секретом, поезда проезжали один за другим с небольшими интервалами, видимо это дорога была для нашего командования очень важна. Пришлось снова окапываться, зарываться в землю. Только устроились, как новая напасть! Кому-то из командиров пришла в голову идея «разбавить» мужские расчёты девушками. К нам пришло двое. Помню, как матерился командир орудия! Что делать, пришлось подстраиваться под обстановку. Если по нужде надо, то мужчины шли все разом, девушки оставались при орудии. Точно так же они. Потом из девчонок собрали два расчёта, один из них находился в пятидесяти метрах от нас.
В основном налёты немецкой авиации были ночными, но иногда днём на нас нападали немецкие юнкерсы. Резвые это были самолёты. Подходят на бреющем и сразу атакуют. Отбили мы за день два таких налёта, но враг не успокаивался. Уже начало темнеть, когда показались три вражеских самолёта. Прямо рядом с нами стоял поезд, он и стал для них целью. Мы стреляли, стреляли и стреляли. Девушки тоже. Им удалось сбить один самолёт, но два других всё же отбомбились по составу. Увидев, что самолёт его товарища подбит, немецкий лётчик решил отомстить. Он спикировал на орудие девушек, расстреливая его из своего оружия. Мы открыли по нему огонь, удалось отогнать врага, но в женском расчёте были потери.
Фронт уходил на запад, а соответственно и мы тоже. Оказались на территории Западной Украины. Здесь всё было сложно. В дивизионе усилили караульную службу. За едой мы сами не ходили, нам её доставляли под охраной десяти-двенадцати бойцов, так как на продовольственные колонны нападали местные бандиты. Тогда я получил прозвище Гошка-зенитчик, а досталось оно мне от охранения, которое было сформировано из бывших заключённых, прошедших службу в штрафных ротах. «Мы под пули в атаку ходили, а вы в тылу в небо стреляли!» - говорили они. Было очень обидно! Командир дивизиона успокоил: «Даже если бы ты на ушах мог ходить, всё равно к тебе были бы претензии. Неси службу как положено!».
Ещё сложнее было в Польше. Зенитный полк растянули на семь километров, этого было недостаточно, чтобы препятствовать вражеским налётам, но как было, так и есть. Мой дивизион находился возле железнодорожной станции, в метрах пятистах от неё. Ночью прилетели немецкие самолёты. Много! Кто-то говорил, что больше ста. Мы вели огонь, зенитки 52-К, это 85-мм орудие, несколько спаренных пулемётов максим. Бой длился почти час, мы сбили пять вражеских самолётов. Потери у нас были большие, я видел, что погибших красноармейцев увозили грузовиками. Враг любыми способами хотел замедлить продвижение Красной армии. Немец бомбил места скопления войск, заправочные станции, мосты и железнодорожное полотно. В ту ночь досталось и мне, я был ранен, осколком кирпича мне разорвало мякоть выше колена правой ноги. В госпитале я лежал здесь же, даже ехать никуда не пришлось. Зашили, срослось быстро, через месяц я уже ходил, но было больно.
После выписки меня назначили командиром орудия, присвоив звание младшего сержанта и наградив медалью «За отвагу». Из раненых зенитчиков и пополнения, сформировали три зенитных батареи, мы находились возле зданий, где располагалось начальство города, охраняли водокачку, гаражи ремонтных мастерских.
В Польше я прослужил до 1947 года, потом нас вывели на Украину. Воинская часть находилась в тридцати километрах от Львова. Как-то к нам с проверкой поехал командир дивизии. Дорога лесная опасная, а у него в охране всего пять автоматчиков. Напали на них, трое погибли, комдив и его заместитель были серьёзно ранены. Заметили бойцы, что среди нападавших был человек на лошади, а она в округе такая приметная одна была. Отправили отряд на хутор, где раньше видели эту лошадь, а там никого. Даже собак нет. Подвезли мы четыре своих орудия к хутору и давай по нему палить прямой наводкой! Законными ли были наши действия? Никто с нас за то дело не спросил.
Домой я вернулся в 1950 году. Поступил в техникум, выучился на агронома. В 1956 возглавил колхоз, вступил в партию, годом раньше женился. Жизнь продолжалась.