42 глава
Автор Эльмира Ибрагимова
– Тебе будет трудно, сынок, учиться в столице, так далеко от дома, без денег и поддержки. Поступай в наш местный мединститут, Ильяс обещал ходатайствовать, он знает ректора. Ты сирота, к тому же окончил школу с золотой медалью, у тебя есть льготы – социальная стипендия, место в общежитии. Здесь, на родине, тебе будет легче, мы сможем хоть продуктами тебя обеспечить, и братьев своих навещать в интернате сможешь. Подумай…
– Я уже решил, дядя Амир. И Ильясу Магомедовичу вчера сказал о своем решении, он меня поддерживает. Не волнуйся, я работать буду и учиться, хватит у меня на это и сил, и времени. А за братьев я спокоен – они серьезные мальчишки, хорошо учатся и ведут себя нормально. Знаю, и ты их не оставишь, и Ильяс Магомедович. Я им сказал, чтобы учились не хорошо, а отлично, лучше всех. Гусейну пока одиннадцать, Гасику – десять. Пока они окончат школу, я уже отучусь, хочу, чтобы и они в Москве учились.
Амир посмотрел на племянника, и сердце его больно сжалось: не представляет себе паренек, как ему будет трудно в далекой Москве, которую он видел только по телевизору. А вслух сказал, желая ободрить Залимхана:
– Что ж, наверное, и я должен поддержать тебя, сынок. Ты все правильно решил. Деньги у вас с братьями есть. Благодаря Ильясу на книжку не половина вашей пенсии перечислялась, а вся целиком. Что уж он там придумал, как законы обошел, не знаю. Но помог с этим. Денег тебе и на устройство хватит, и на первое время, останется еще и для братьев…
– Мне совсем немного денег надо – на дорогу и на время до поступления. Кстати, Ильяс Магомедович едет в Москву со мной, повезло, у него там какие-то дела.
Мальчик даже не подозревал, что у земляка и замдиректора интерната в столице никаких дел не было, но тот взял отпуск и решил ехать с Залимханом. Он считал своим долгом поддержать парня-сироту, которого уважал за целеустремленность и трудолюбие. К тому же в свое время Ильяс дружил с покойным отцом мальчика.
Все сложилось так, как планировал Залимхан. Он легко сдал экзамены и поступил в Московский медицинский университет имени Сеченова. Место в общежитии дали без проволочек, благодаря ходатайствам и стараниям Ильяса. Тот, довольный своим подопечным, уехал домой. Кроме тех денег, которые они с дядей парня выделили Залимхану на первое время, Ильяс, уезжая, оставил новоиспеченному студенту конверт с деньгами и от себя. Залимхан долго не соглашался брать. А Ильяс сказал:
– Я дружил с твоим отцом, а за эти годы привязался к тебе, как к сыну. Буду счастлив, если мой сын будет похож на тебя. Не обижай меня и возьми деньги, их не так много. Не экономь, купи себе хорошую одежду и обувь, чтобы ты себя чувствовал уверенно среди москвичей. Если хочешь, сходим в магазин вместе.
– Спасибо, Ильяс Магомедович. Вы так много для меня сделали, и я не буду вас обижать, возьму деньги. Конечно, я куплю одежду, говорят, здесь зима холодная и начинается она уже осенью. А мне болеть нельзя, надо учиться и работать. Что касается моды, я не хочу и не буду гоняться за ней, это дело девчонок. Не переживайте, я буду хорошо одет – опрятно и не хуже других. В магазин схожу попозже, на первое время у меня все есть.
С первого же курса Залимхан устроился на работу, но это не помешало ему учиться отлично и получать повышенную стипендию. А также удивлять преподавателей своим рвением к учебе и особенно практике. Уже на втором курсе по предложению одного из профессоров он стал работать в клинике, брал все свободные ночные дежурства – спал урывками, в транспорте и в отделении, когда там было спокойно. Читал не только учебники, но и множество дополнительной литературы. Приставал с многочисленными вопросами к врачам и руководителям практики. Деньги Залимхан экономил, хотя и зарабатывал прилично. Он откладывал их на книжку, а во время каникул ненадолго ездил домой проведать братьев, вез им подарки, обновки, контролировал их учебу.
Гусейн серьезно увлекся спортом, сделал в нем первые успехи, и в какой-то момент запустил учебу – появились четверки и даже тройка в четверти.
– Спорт нужен только для здоровья, брат, – серьезно сказал ему Залимхан. – И в нем многое зависит от удачи. Не надо в угоду временным победам упускать свой шанс. Хотя выбор за тобой, только определись: что тебе больше нужно – спорт или математика. Если хочешь заняться наукой, то удели учебе больше внимания. Вы хотите ко мне в Москву приехать и учиться там? А это непросто, поверьте. Это здесь вы такие отличники, лучше всех предмет знаете. Там таких много.
Залимхан был для братьев непререкаемым авторитетом, и одного разговора с ним было достаточно, чтобы они с еще большим рвением взялись за учебу.
Он учился на шестом курсе, когда после окончания школы в Москву по его настоянию приехали братья. Погодки учились в одном классе и окончили школу одновременно. Залимхан очень переживал о том, как Гасан и Гусейн сдадут вступительные экзамены, но все сложилось удачно. Гусейн стал студентом знаменитой Бауманки, поступив для изучения своей любимой математики на факультет фундаментальных наук. А Гасан стал студентом факультета иностранных языков МГУ.
Залимхан был счастлив и часто с грустью вспоминал маму: как жаль, что она не знает об успехах своих сыновей. А может, все-таки знает?
Потом были годы учебы в ординатуре и аспирантуре. Залимхан поначалу не собирался заниматься наукой, его больше привлекала практическая работа. Но профессор, руководитель его дипломной работы, все-таки уговорил парня стать аспирантом его кафедры.
Шли годы. Младшие братья окончили свои вузы, и Залимхан был ими доволен. Гусейном еще на третьем курсе заинтересовалась французская фирма. Ему предложили работу за рубежом, но парень временно отложил эту возможность и поступил в аспирантуру. Продолжать учебу после вуза и заниматься наукой не хотел только Гасан, ему не терпелось окончить университет и начать работать, хотя братья все годы учебы параллельно работали. На третьем курсе Гасан стал подрабатывать переводчиком на выставках, сопровождал делегации и экскурсии в качестве гида. А дополнительно к обязательным на факультете трем языкам – английскому, немецкому и французскому – изучил китайский, японский, итальянский и турецкий.
– Тебе делать нечего? И как ты не путаешься в этих языках? – удивлялся Гусейн.
– А я, пользуясь языком, превращаюсь в его носителя, полностью вживаюсь в образ. Говорю по-японски, например, и глаза у меня уже становятся, – шутил с братьями Гасан, а потом серьезно объяснял: – Китайцы скоро завоюют мир, это ни для кого не секрет. У японцев все передовые технологии, а Италия с Турцией – это два больших рынка, торговые страны. Если я не пригожусь в продвинутой Америке, то хоть в какой-то из этих стран найду себе утешение.
Залимхан улыбался, слушая разговоры о грандиозных планах братьев, радовался их перспективам, и ему казалось, что он не на шесть-семь лет, а на целую жизнь старше младших братьев. А те никак не могли понять Залимхана – зачем ему возвращаться на родину, если в Москве ему предлагают хорошую работу и продолжение научной карьеры. Он объяснял это просто:
– Кажется, из меня получился неплохой врач. Я очень старался, и у меня были хорошие учителя, светила медицины. Для чего они меня учили? Чтобы я помогал людям, спасал их, лечил. В Москве таких, как я, очень много, потому я и хочу уехать домой.
– Понятно… Лучше быть первым на деревне, чем вторым в городе? Здесь труднее засветиться и быть лучшим? – спросил Гасан.
– Да что ты, брат! За кого ты меня принимаешь? И когда я был таким честолюбивым и амбициозным? Зачем мне светиться и быть первым – у меня этого и в мыслях нет. Но я часто думаю: если бы в тот момент, когда наша мама заболела, ее наблюдал хороший врач, она бы еще жила. Но она умерла от обычной пневмонии, потому что какой-то недоучка поставил ей вначале неправильный диагноз, другой, зная о ее болезни, не настоял на лечении, когда мама отложила его на годы. Конечно, в Дагестане и без меня много хороших врачей, есть и академики с мировым именем. Но пусть на родине одним специалистом своего дела будет больше.
Залимхан не стал возражать против желания братьев уехать на работу за рубеж.
– Для меня важно одно: чтобы вам было хорошо. Об одном хотел бы просить вас: если возможно – хорошо бы вам жить в одной стране. Так я буду за вас спокоен.
Все сложилось удачно, хотя и не сразу. Первым уехал Гасан и, поработав два года во Франции, получил предложение от одной американской фирмы, которой нужен был знаток нескольких иностранных языков. Окончив аспирантуру при Бауманке и став кандидатом математических наук, в Штаты к брату уехал и Гусейн. Теперь у обоих братьев за рубежом все складывалось как нельзя лучше, они успешно работали, зарабатывали хорошие деньги. А потом Залимхан с удивлением и радостью узнал и еще одну новость: оба его брата обзавелись семьями. Гасан женился на Самире, американке арабского происхождения – она работала с ним в переводческой фирме, а Гусейн женился на полячке Агнешке, выпускнице вуза, в котором он работал. Она переехала в Штаты с родителями еще в детстве.
Залимхан был спокоен за братьев, они часто говорили с ним по телефону, сообщали о своих успехах в карьере. Воспитанные в них с детства трудолюбие и воля к победе помогали им достичь всех поставленных целей. Все было хорошо в семьях братьев, и Залимхан с удовольствием рассматривал фотографии двух своих племянников.
– Может, хотя бы у тебя, Залимхан, девочка родится? Давай, женись скорее, а то нам даже неудобно, что опередили, – шутил Гасан и всерьез предлагал: – Если вдруг деньги нужны, брат, не стесняйся, мы без проблем можем помочь тебе. Знаем ваши российские реалии – чем больше работаешь, тем меньше получаешь…
– Хватит вам Россию ругать, американцы неблагодарные. Забыли уже, где учились, где всех этих возможностей достигли?
– Да нет, мы все помним, но за тебя обидно. Врач твоей квалификации тут многого бы добился. Здесь все справедливо, и судят по работе и способностям, и карьерный рост для любого думающего человека есть. А ты там живешь на скромную зарплату врача, потому мы тебе помощь и предлагаем.
– Не беспокойтесь, ребята. У меня и работа есть, и небольшое дело, которое приносит стабильный доход. Мне хватает, я пока один. А вот за то, что детям дяди Амира помогаете – отдельное спасибо вам. Они и в самом деле нуждаются, я тоже по мере возможности помогаю им. Узнал, что вы регулярно им деньги посылаете, обрадовался.
– Это мелочи, Залимхан. Мы и в самом деле неплохо обеспечены. А вот то, что ты один до сих пор, это плохо, брат. Говоришь, что давно нас не видел. Обещаем приехать на свадьбу. Ты только женись. Неужели ни одна девушка тебя недостойна, доктор?
– Это я их недостоин, наверное. Но если грозитесь на свадьбу приехать, в этой пятилетке точно женюсь, – обещал Залимхан.
– Женись, пожалуйста, а то в твоем возрасте быть неженатым уже неприлично, – попросил его Гасан. – Или к нам приезжай, мы тебя тут женим.
– Нет уж, хватит с нашей семьи заморских невест. Я хочу жениться на своей и у себя на родине.
– Ладно, женись на ком хочешь, только побыстрее.
Каждый раз разговор с братьями радовал Залимхана и наполнял его гордостью за них – ребята встали на ноги, вот и ему помощь предлагают. И семье покойного дяди деньги посылают, не все их двоюродные братья хорошо устроились в жизни.
Залимхан, как и планировал, вернулся после учебы на родину. С работой проблем не было, хотя поначалу пришлось хлебнуть и зависти коллег, и их нежелания перестраиваться в соответствии с его требованиями. Новый заведующий отделением был требовательным в работе, равнодушия к больным не прощал никому.
– Вы превышаете свои полномочия, Залимхан, – сказал ему как-то один из коллег, Муса. У него с новым заведующим были свои счеты: до прихода Залимхана в отделение это место было обещано ему главврачом – другом отца. – Вы можете предъявлять нам претензии по делу, в случае, если мы некомпетентны, если ошиблись в диагнозе, выписали не то лечение. А наши отношения с больными, общение с ними – это уже, простите, не ваше дело. Сюсюкать с ними, потакать их капризам и эмоциям я не собираюсь.
– Вы забываете о том, где работаете, коллега. С таким отношением к людям вам лучше наукой заняться. У вас светлая голова, вы талантливый ученый, больше пользы будет. А тут без любви и внимания к пациентам никак нельзя. Они больны, нуждаются порой больше в добром слове, чем в лекарствах. С ними и сюсюкать, как вы говорите, надо, и потакать их капризам, и слезы вытирать.
– Решили мне заново курс деонтологии прочитать, Залимхан? Не стоит, я с отличием окончил мединститут, хотя и не столичный. Все эти прописные истины знаю, оставьте их для своих студентов-практикантов.
– Одно дело знать прописные истины. Другое – следовать им. И давайте прекратим дискуссию, нас ждут больные. Думаю, вы сделаете правильные выводы из нашего разговора. Я никогда не потерплю равнодушия, черствости, грубости по отношению к больным.
Много было провокаций, подстав и недоброжелательности вначале. Но со временем в отделении остались те, кто умел и хотел работать на совесть, сложилась настоящая команда. И Залимхану не приходилось никому напоминать о том, что он – руководитель. Он и сам вспоминал об этом больше тогда, когда приходилось брать на себя ответственность за вину кого-то из коллег или делать трудный выбор. Отделение вскоре стало его семьей, а коллеги – самыми близкими друзьями, почти родственниками.
О любви больных к Залимхану ходили легенды. Кто-то из них посвятил ему стихи, кто-то нарисовал потрет. Его поздравляли с Днем медика, звонили из других городов и даже стран, куда судьба забросила бывших больных. И такая благодарная память была самым большим счастьем Залимхана.
Залимхан и в самом деле был врачом от Бога. Старался не оставлять без личного внимания ни одного тяжелобольного и старого человека, потому в критические для них дни часто оставался ночевать в отделении. Палатные и дежурные врачи порой даже обижались: не доверяет им заведующий больных.
Антонине Сергеевне Залимхан также уделил массу времени и внимания, но, к сожалению, его усилия остались безуспешны: врач – все же не бог… А утром, когда старушка умерла, отпросился у главврача на весь день: надо было заниматься похоронами – сын Антонины Сергеевны так и не приехал и не отвечал на звонки. А Фатима была так растеряна и испугана, что ей и самой нужна была помощь. Но в этот трудный день Фатиму поддержал не только Залимхан, но и Райка, ее родители, а также два бывших ученика Антонины Сергеевны, которые сразу же заявили: все расходы по похоронам и поминкам берут на себя. Они заказали несколько венков и договорились о мраморном памятнике для любимой учительницы.
После поминок между собравшимися зашел разговор о Муслиме. Антонина Сергеевна, как оказалось, делилась с близкими своими переживаниями о том, что не успела оформить квартиру на внука. Говорила об этом и своим бывшим ученикам, активно опекавшим ее в последнее время. Пожилая женщина сказала им, что доверяет мальчика Фатиме и хочет, чтобы после ее смерти девушка некоторое время, сколько она захочет, жила вместе с Муслимом в их квартире.
– По любым вопросам обращайтесь, – коротко сказал на прощание, обращаясь к Фатиме, один из ее бывших учеников Шамиль Магомедович. – И по поводу пацана тоже, вам с ним будет нелегко. А мы его куда угодно устроим, хоть в детдом, хоть в местный кадетский корпус, хоть в Москву в суворовское училище. Я очень любил покойную Сергеевну, хорошая была женщина, царствие ей небесное. Многое она для меня сделала. Ради нее и я готов сделать все, что нужно. Себе бы взял пацана, только не дадут его мне, холостому, а сам с ним не справлюсь. А материально я готов помочь ему во всем. По любому вопросу звоните, – повторил он и протянул девушке визитку.
– Спасибо, но это все потом. Позвоню, если в этом будет нужда. А сейчас мне просто надо быть рядом с Муслимом и успокоить его. Мальчик расстроен, растерян. Лучше бы плакал, а то молчит и смотрит в одну точку. Переживает очень.
Сын Антонины Сергеевны Алексей появился только на девятый день после похорон матери. Увидев в ее квартире незнакомых людей за накрытым столом, мужчина немного растерялся. А потом представился и подошел к ним.
– Как будто угадал, сынок, приехал на девятый день, а мы тут нашу Тонечку поминаем, – прослезилась одна из соседок, ничего не знавшая об отношениях соседки и сына. Она участливо спросила у Алексея:
– Выбраться не мог, сынок? С работы не отпустили? Садись с нами, Леша, маму твою помянем. Сергеевна недавно в нашем доме поселилась, но мы ее полюбить успели. Хорошим она человеком была.
Муслим при виде отца напрягся и инстинктивно прижался к Фатиме. Вошедшего сейчас мужчину он знал только по фотографиям. Мальчику был год, когда отец, бросив его с матерью, уехал с другой женщиной в Сибирь, а потом там и остался. Изредка Антонина Сергеевна доставала фотографии сына и подолгу рассматривала их. Алексей маленький, на руках у матери, на других фото – школьник… выпускник… студент… Были в альбоме и свадебные фотографии – рядом с Алексеем молоденькая счастливая девушка. Юная невеста была безгранично и даже болезненно влюблена в своего мужа, и после его предательства через два года после свадьбы так и не смогла справиться со своей болью. Пыталась заглушить ее, как и многие, алкоголем, и спилась, забыв обо всем на свете, даже о сыне. Антонина Сергеевна в душе давно уже простила всех: и сына, и невестку, которую ей трудно было в чем-то винить. Антонина Сергеевна винила во всем только Алексея: он разрушил и свою жизнь, и жизнь своей жены, он оставил сиротой при живых родителях ни в чем не повинного сына.
Но материнское сердце поистине бездонно и может простить все. Вот и она, Антонина Сергеевна, обижалась на сына не за себя, за Муслима, но все же с надеждой писала Алексею, звонила, умоляла уделить мальчику немного внимания, приехать и побыть с ним хотя бы несколько дней, взять ненадолго к себе в период каникул. Но в семье Алексея росли дети от второго брака, и Муслим не был нужен ни отцу, ни тем более его жене. Алексей в свое время сделал все, чтобы их связь с матерью прервалась полностью, сменил телефоны, не отвечал на телеграммы. А Антонина Сергеевна, поначалу разыскивавшая сына, узнала от других и сама поняла: Алексей жив и здоров, но знать ее и Муслима не хочет. Она больше не беспокоила сына, но где-то в глубине души не могла простить Алексею предательство по отношению к Муслиму. Но, несмотря на это, ей иногда нестерпимо хотелось увидеть единственного сына хотя бы на фотографии. А порой добрая и всепрощающая женщина даже пыталась оправдать сына:
– Не виноват мой Алешка, я сама его неправильно воспитала. Всю себя чужим детям отдавала, учила их, воспитывала, а своего упустила, разбаловала. Одна сына растила, потому и не могла надышаться на единственного сыночка, пылинки с него сдувала. Что же винить теперь кого-то? Мы получаем от своих детей только то, что сами в них вложили. Я педагог, и лучше всех знаю об этом. Вот и я воспитала Алексея безответственным эгоистом. Всегда бежала впереди него, чтобы успеть под его ноги вместо соломки себя постелить – лишь бы мальчику легко шагалось по жизни, лишь бы не споткнулся, не упал, не ушибся. А он легко прошелся не только по жизни, но и по моему сердцу, переступил через всех – через меня, жену, сына.
Только недавно, перед тем, как Антонина Сергеевна попала в больницу, Алексей объявился, позвонил матери. Сказал несколько дежурных фраз, попытался оправдаться за годы молчания, спросил о ее здоровье. И даже не вспомнил о сыне. Так у Антонины Сергеевны появился номер телефона сына, но она не позвонила ему, даже попав в больницу. А когда ей стало совсем плохо, в поисках ее родных и близких Залимхан нашел в телефоне номер Алексея. Он позвонил ему и сообщил и грустных прогнозах, попросил поторопиться, если хочет увидеть мать живой…
После того единственного звонка сына Антонина Сергеевна была растеряна и расстроена, хотя поначалу обрадовалась, услышав голос Алексея. Она понимала, что при таком отношении к Муслиму ее сын способен на все. Что он может оставить мальчика без квартиры – единственной материальной ценности, которую она оставляла внуку.
Потому она и просила своих учеников и Фатиму после ее смерти позаботиться о Муслиме и оформить его право на квартиру. Фатима обещала ей заняться документами вплотную, но все дни после похорон были для нее хлопотными и трудными, хотя Залимхан все время был рядом, помогал и участвовал во всем. Муслим заболел после смерти бабушки. На нервной почве у него поднялась температура, открылась рвота. Залимхан пришел к ним с другом-врачом, который сразу сделал вывод о состоянии Муслима.
– У мальчика нервный срыв, иногда он так проявляется. Это пройдет. Надо будет подлечить его и, самое главное, быть с ним рядом, он сейчас нуждается в поддержке близких.
Из близких у Муслима теперь оставалась только Фатима. Он, словно чувствуя и зная это, все время старался быть рядом с ней. Муслим и ночью не отпускал руку Фатимы, которая сидела у его кровати, и лишь изредка пыталась прилечь с краю, рядом с ним, не мешая заболевшему мальчику.
– Ты не уйдешь, Фатима? – спрашивал ее Муслим и умоляюще смотрел на девушку воспаленными от жара глазами.
– Куда я уйду, Муслимчик? Ну, куда я уйду – я все время буду рядом, не беспокойся. Я обещала это твоей бабушке. Так и будет. Будешь жить со мной, мой хороший?
– Буду, – радостно согласился я мальчик и тут же добавил: – Только Рая сказала, что я не должен с тобой жить и не должен портить тебе жизнь. Что ты молодая и должна выйти замуж, и у тебя будут свои дети. Я не хочу, чтобы тебе было плохо. Если хочешь, я пойду в детдом, только не сейчас, не сразу, хорошо? – просил ее мальчик, заглядывая Фатиме в глаза. А девушка едва сдерживала слезы: если бы он знал, что такое детдом… Фатима знала, а потому не желала такой жизни для Муслима, ставшего ей уже родным. Мальчик всегда был не по годам взрослым, умел понимать других, уступать и жертвовать многим ради близких.
– Глупый ты, ничего не понимаешь. Не выхожу я замуж, нам с тобой и вдвоем хорошо. Разве не так, Муслишка?
– Я бы очень хотел жить с тобой, Фатима, – ответил ей мальчик, виновато улыбаясь.
Девушка со дня похорон не уходила к себе домой и думала о том, с чего ей начать. Как и на каком основании ей забрать к себе мальчика? Через кого добиться официального отказа родителей Муслима и опеки над ним? Фатима понимала, что письмо, написанное Антониной Сергеевной с просьбой отдать мальчика ей, совсем чужому человеку, на воспитание, не могло стать основанием для органов опеки. Имеющийся в бумагах письменный отказ от мальчика его отца тоже не был официальным документом. А если бы и был? Кто ей, одинокой, с ее мизерной зарплатой и съемной квартирой, доверит ребенка?
– Ты даже не надейся, что тебе отдадут Муслима, – сказала ей Рая, немного разочарованная идеей подруги – она еще не теряла надежды женить брата на подруге. – Ты не замужем, у тебя жилья нет. Лучше отдай его сразу же в детдом, иначе люди будут подозревать тебя в корысти.
– В какой корысти? – удивилась Фатима.
– В обыкновенной, – спокойно ответила Рая. – Скажут, что тебе понадобилась квартира мальчика, а может, и сбережения, которые сделала для него бабушка.
– Да что ты, Райка! Мне ничего не нужно! Это все Муслиму бабушка оставила. Она просила, чтобы я жила в их квартире с ним, но я даже этого не хочу. Он будет жить со мной, где бы я ни жила, пусть даже на съемных квартирах. А квартиру его бабушки мы сдадим, деньги буду тратить исключительно на него, чтобы он ни в чем не нуждался. Сбережения бабушки трогать не будем, надеюсь, получится у меня содержать его так, чтобы он и питался полноценно, и одевался не хуже других. Найду подработку, и мы с ним проживем на мои деньги. Только вот как мне решить проблему с мальчишкой, я даже не знаю.
– Это мне ты можешь вот так все объяснить. А людям ничего доказать не сможешь. Да и потом, откуда ты знаешь, может, за мальчишкой отец приедет? Мать, как мы знаем, у него пьет, а отец живет правильно, работает, семью имеет. Он к себе мальчишку и заберет. Не оставит же чужим людям.
– Не заберет, он отказную на мальчика написал.
– Тогда мать была жива. Он понимал, что мальчику с ней будет лучше, чем с мачехой. Ну и себе, наверное, жизнь усложнять не хотел. А теперь, когда Муслим один на свете остался, отец его не бросит, ты еще вспомнишь мои слова. И что ты тогда будешь делать – не отдашь человеку его собственного ребенка? Кто тебе это позволит?
– Нет, прятать мальчика от отца я не собираюсь. Если отец Муслима и в самом деле захочет взять мальчика к себе, и тот согласится, я только рада буду.
– А у мальчика твоего даже не спросят, у него выбора нет. Не к матери же алкоголичке его отправлять? А между детдомом и семьей родного отца, конечно же, выберут второе.
– Ладно, как будет, так будет. Для меня важно, чтобы Муслиму было хорошо.
– Как будто он в своем сопливом возрасте знает, как ему лучше…
Чуть позже гости разошлись. А Муслим, вежливо поздоровавшись с отцом, но съежившись от его чужих объятий, ушел к соседям. Их дети позвали его смотреть фильм.
– Если вы не возражаете, пусть Муслим побудет с соседскими детьми. Мальчику сейчас нужно отвлечься, только вчера на ноги встал, болел. Смерть бабушки его очень потрясла.
– Да, конечно, – согласился Алексей, которому тоже нужно было остаться наедине с Фатимой. Ему уже сообщили, что его покойная мать передоверила все дела о наследстве этой девушке.
Фатима бесхитростно рассказала Алексею обо всем, что говорила ей перед смертью Антонина Сергеевна. И о том, что она не успела заверить завещание у нотариуса и просила документально оформить на внука квартиру.
Алексей услышал от Фатимы все, что его интересовало. Девушка, сама того не ведая, ответила на все мучившие его вопросы. Кроме того, Фатима положила на стол перед Алексеем небольшой пакет с деньгами и сказала:
– Здесь все деньги, которые ваша мама оставила внуку, там, в пакете, есть ее рукой записанная сумма. Похороны взяли на себя ученики Антонины Сергеевны и один мой друг. И потому деньги, отложенные Антониной Сергеевной, а также собранные соседями, и ее пенсию за последний месяц я добавила в этот же пакет. Антонина Сергеевна просила положить все это на счет мальчика. Вы же не против?
– Конечно, нет. Я сам все это сделаю. И квартиру надо срочно на Муслима оформить, пока я здесь. Я бы, конечно, хотел забрать сына к себе, а как же иначе?
– Это ваше право. Но могу я вас попросить сделать это попозже, не сейчас? Пусть мальчик немного в себя придет. Он не хочет ехать с вами, я спрашивала у него. Но вы не обижайтесь на Муслима, ему привыкнуть к вам надо.
– А что вы предлагаете? И как бы вы хотели?
– Наверное, это неправильно то, что я сейчас скажу. Но я хотела бы временно оставить Муслима у себя. Мы даже жить в его квартире не будем, сдадим ее в аренду, а деньги буду тратить на мальчика и откладывать для него. Я думаю, мы справимся. У меня есть зарплата, я еще и подработать смогу. Но вас, наверное, так не устроит, понимаю. Прошу – оставьте мне мальчика хотя бы на полгода. Я постепенно подготовлю его к жизни в вашей семье.
– Какая вы хорошая, – улыбнулся Алексей. – Даже не знал, что можно так относиться к чужому ребенку. Хорошо, я согласен. Но это будет неофициально, потому что по закону вам моего сына при мне, живом и здоровом, никто не оставит.
– Я понимаю, понимаю, – согласилась Фатима. – Спасибо вам. Я переживала за Муслима.
– Что ж, тогда перейдем сразу к делу. Пока я здесь, я помогу со всеми оформлениями, документами – ведь во всех случаях нужно мое участие. И по закону мальчик остается со мной. А я доверяю вам сына без всяких на то бумаг и прочее. А для других я забираю его к себе, понимаете? Учителям мальчика мы объясним это тем, что не хотим менять школу в середине учебного года. Скажем, что вы – наша родственница, и он временно поживет с вами. А там что-нибудь придумаем.
– Да, конечно, делайте так, как считаете нужным, – согласилась Фатима, ведь главного она добилась – Муслим хотя бы временно остается с ней.
– Дайте мне взглянуть на все имеющиеся у вас документы. Надо оттуда кое-что взять, выбрать справки, начать оформление наследства на Муслима.
Фатима достала из шкафа большую закрытую папку, перетянутую резинкой:
– Здесь все, правда, я еще ничего не смотрела.
– И не надо, мы и так вас безмерно обременили. Я сам займусь документами, а вы, милая, отдохните пока. Я постараюсь не оставить вам забот и хлопот с бумагами. Все вопросы решу сам. Что касается Муслима – не переживайте, сделаем так, как ему лучше. Я его пока оставлю вам, а если вас спросят о нем, скажите, что приезжаю часто, живу на два города и скоро заберу мальчика к себе.
Фатима радостно поблагодарила Алексея и подумала: «Жаль, что у Алексея с матерью отношения не сложились. Неплохой он вроде человек, вежливый, почтительный, благодарный. И с отъездом задержится, чтобы все оформить самому, а я так боялась этой бумажной волокиты».
Алексей занялся оформлением документов на квартиру. Проблем с Муслимом не возникло – официально он всегда считался отцом мальчика. Их с бывшей женой многолетнее недобросовестное отношение к сыну нигде и никак в документах не отразилось. Добрая и всепонимающая Антонина Сергеевна не захотела лишать сына и даже спившуюся невестку родительских прав, хотя поднимала внука одна, без какой-либо материальной помощи со стороны его родителей. А для того, чтобы получать от государства деньги на содержание, положенные опекуну при живых родителях, нужен был официальный отказ от него родителей. Многие, не знавшие семейную ситуацию Пивоваровых, думали, что родители мальчика на заработках, а он временно находится на воспитании бабушки. Теперь, после смерти Антонины Сергеевны, Алексей был единственным наследником первой очереди по закону, но покойная все же успела завещать свою квартиру Муслиму. И это обстоятельство стало единственным препятствием для Алексея, приехавшим в родной город с целью заполучить квартиру матери. Его своенравная жена, в которую он когда-то влюбился без памяти и по этой причине оставил первую жену и сына, очень скоро превратилась из прекрасной принцессы в злую и алчную домоправительницу, напоминающую старуху из «Сказки о золотой рыбке». Но во втором браке один за другим появились дети, и слабовольному Алексею не оставалось ничего, как терпеть домашний террор. Жена не позволяла ему видеться с сыном от первого брака и заботиться о нем, не разрешала ездить к матери. Но, узнав о смерти Антонины Сергеевны, тут же приказала мужу любым путем прибрать к рукам ее квартиру.
– Мама всегда говорила, что оставит свое жилье Муслиму, – слабо сопротивлялся Алексей натиску жены. – И это правильно, она сама воспитывала его.
– А чем твой Муслим лучше моих детей? Твоя мать не только его бабушка, но и бабушка наших с тобой детей, так что все ее жалкое наследство должно делиться как минимум на три равные доли.
– Но я до сих пор ничего не сделал для сына, ни разу не послал ему денег, не навестил. Как я могу отнять у него завещанное бабушкой? И что я смогу сделать, если завещание уже оформлено?
– Ты ничего не сделал для своего Муслима, я согласна. А что ты сделал для наших детей? Всего лишь навсего зарабатывал им на пропитание? Или хочешь сказать, что ты со своей мизерной зарплатой на целую квартиру для моих детей уже заработал? Я знать ничего не хочу – или ты находишь путь изменить завещание, если оно есть, или нас с детьми у тебя уже нет. И можешь к нам больше не возвращаться. Оставайся там со своим выродком! Можешь даже свою пьяницу жену вернуть. Но нам без квартиры ты не нужен!
Алексею, уставшему все время бороться с женой, ничего не оставалось, как поехать в родной город. Правда, он мало надеялся на то, что сможет изменить завещание. Помогла доверчивость Фатимы – девушка не только выдала ему все оставшиеся после матери документы, но и рассказала необходимые подробности. И главное нужное ему обстоятельство – Антонина Сергеевна не успела оформить завещание на внука, хотя и оставила свое заявление. Это и стало для Алексея шансом изменить ситуацию в свою пользу. Поначалу ему и думать об этом было стыдно, в первый день встречи с уже повзрослевшим сыном он не мог смотреть мальчику в глаза. Не заметить, как Муслим испуганно и отчужденно смотрит на него, как напрягается при приближении к нему отца, было нельзя. Но Алексей понимал: ему надо возвращаться домой не с пустыми руками, иначе жена просто сживет его со свету.
Один из знакомых нотариусов, к которому Алексей обратился с просьбой помочь в наследственных делах, ответил коротко и ясно:
– У любого вопроса есть своя цена, и у твоего – тоже. Все дело в цене. Твое дело не из легких.
– Я согласен, – сказал Алексей. – Назови сумму и берись за дело.
О цене вопроса Алексей даже не думал, потому что Антонина Сергеевна, экономившая во всем и копившая многие годы каждую свободную копейку, оставила внуку определенную сумму. А во всем доверившаяся Алексею Фатима сразу же отдала ему и деньги, и документы. Девушка была уверена: отец Муслима откроет счет на имя сына и положит на него деньги.
Через две недели после похорон Антонины Сергеевны Фатима забрала мальчика к себе и перевезла его вещи. В тот же день она сказала Рае, пришедшей ее навестить:
– Теперь мы с Муслимом будем жить здесь, и я хочу поговорить с тобой о нормальной плате за съем вашей квартиры. Соседка по лестничной площадке снимает такую же «двушку». Я узнала, сколько она платит за съем жилья, я буду платить вам так же. Иначе чувствую себя сиротой казанской на чьем-то иждивении.
Рая только пожала плечами:
– Странная ты, однако, Фатима. Я так и не смогла понять, чего ты хочешь в этой жизни? Зачем упускаешь все шансы, которые тебе подкидывает судьба? Чем тебе мой брат или тот же Залимхан не подходят? О таких мужьях девушки только мечтают. Ты вообще собираешься замуж?
– Давай оставим эту тему, – отмахнулась Фатима. – У меня сейчас другие проблемы.
– Знаю, ты у нас мать Тереза. И сама себе эти проблемы создаешь. Зачем тебе понадобилось воспитывать чужого ребенка при живом отце? Вот скажи, а почему он не заберет мальчика к себе?
– Алексей хотел забрать сына к себе и, кстати, оказался, неплохим человеком. Но мальчик не хочет ехать с ним. Я его понимаю: как Муслиму жить в семье отца, где всем правит мачеха и уже растут двое детей от второго брака? Ему там будет плохо. К счастью, Алексей это понимает, и потому согласился временно оставить его у меня. Мне бы, правда, хотелось навсегда…
– Но зачем тебе это? – раздраженно спросила Рая. – Ты что, не можешь, как нормальная женщина, замуж выйти, родить и воспитывать своего, а не чужого ребенка? Заладила: Алексей понимает, Алексей согласился. Еще бы! Пока есть такие дуры на свете, чего бы не пользоваться и не вешать свои заботы на других. Нужен ему сын, как собаке пятая нога, как же… А вот тебе Муслим почему-то нужен.
– Не получается у меня с этим – с замужеством и со своим ребенком, – грустно сказала подруге Фатима. – Давай, Райка, не будем больше об этом. Я обещала Антонине Сергеевне, что не брошу Муслима. Покойная не хотела, чтобы Алексей забирал его, знала: мальчик не нужен его жене. И потому сказала: лучше в детдом отдай.
Рая ничего не ответила, но весь вид ее говорил о несогласии. Она уже и не хотела женитьбы брата на Фатиме, о чем вчера открыто заявила матери:
– – Я так подумала: не надо Гасану на Фатимке жениться. Я ее, конечно, люблю, она хорошая подруга и прекрасный человек. Но с ней у Гасана вечно будут проблемы. Она не может жить без того, чтобы кому-то не помогать. И, судя по всему, не очень практичная по жизни, если такие шансы упускает. Гасан наш ей предложение сделал, и врач один, солидный и симпатичный, за ней ухаживает. А эта ненормальная о своей жизни не думает, благотворительностью занимается. Вроде жизнь Фатиму достаточно побила, а она все в облаках витает. Не такая жена Гасану нашему нужна, а земная, в житейском плане мудрая. Ему сейчас о спокойной жизни надо думать, Гасан уже не мальчик. А с Фатимой он не соскучится.
– Что плохого в том, если подруга твоя – девушка добрая? Ты сама знаешь, Райка, какой у нас Гасан в плане женитьбы несговорчивый, а тут в кои-то веки девушка ему понравилась. Я любой невестке рада буду, внуков хочу. Сколько же он может один жить? Оставь все, как есть, не говори ничего Гасану. Может, у них с Фатимой что-то и получится, – попросила мама.
Рая была права, когда говорила о непрактичности и излишней доверчивости подруги. Разве другая бы после всех разговоров Антонины Сергеевны о сыне и своем недоверии к нему отдала бы Алексею документы и деньги? А Фатима доверила Алексею все, и даже мысли о возможном подвохе у нее не возникло.
Через несколько дней Фатиме позвонил Шамиль Магомедович и спросил девушку, нужна ли его помощь в оформлении бумаг на наследство. Антонина Сергеевна очень беспокоилась перед смертью по этому поводу и потому просила двух своих бывших учеников, а ныне солидных и влиятельных руководителей довольно высокого уровня помочь с наследственными делами, чтобы все решилось в пользу Муслима. Фатима ответила, что все уже в порядке, делами занимается Алексей, сын покойной.
– А проблем с ним не будет? – спросил девушку Шамиль Султанович. – Мне показалось, что Антонина Сергеевна не очень доверяла сыну, хотя не сказала об этом прямо, а лишь намекнула.
Продолжение следует....