Сколько времени я проспал — ведомо одним Богам. Проснулся я совершенно разбитым - гудели ноги, спина горела адским огнём и болела голова, как будто кто-то из доброжелателей от души приложился лопатой по затылку. Я сел на каремат в абсолютной прострации, хотелось просто распластаться и испустить дух. Похмелье. Только я не пил, что было вдвойне обидно.
— Э, урус, обижаются только девочки, мужчина никогда не обижается, — раздался у меня в голове голос моего сослуживца, чеченца по национальности. Хороший был человек. Был... Эх, Докка, пусть земля будет тебе пухом...
Воспоминания о службе в армии заставили меня внутренне собраться, по крайней мере я нашел в себе силы встать. И тут же рухнул на каремат обратно.
Призадумавшись, я пришел к выводу, мои попытки продолжить путь сейчас ни к чему не приведут. Мне нужен был отдых.
Отцепив от рюкзака солнечную панель я проверил заряд аккумулятора птички. Должно было хватить на несколько минут полёта. Я вновь повторил процедуру (обряд!) сборки квадрокоптера (птички!) и запустил в небо. На экране смартфона я высматривал окрестности. Вода и еда — всё что мне было нужно.
— Хлеба и зрелищ, бл*, — пробормотал я себе под нос, высматривая на экране смартфона признаки воды в степи. Через пару минут я бросил эту затею. Солнце пекло нещадно, голова раскалывалась от боли, а в месте ранки на правой руке угнездилась пульсирующая боль, как будто я каждую секунду, падая, пронзил ладонь колючкой.
— Пройдет, — мысленно успокоил я себя. —Всё пройдет.
И отключился.
Я снова мчался по асфальтированной дороге вдоль лесополосы, так быстро, что деревья сливались в сплошную зеленую массу. А потом ощущение скорости притупилось, я изо всех сил вцепился в руль, но, открыв глаза, увидел незнакомое звездное небо над головой. Я долго всматривался в звездное небо, пытаясь отыскать знакомые созвездия, до боли в глазах, но попытки были тщетны. Сил едва хватило вытащить из рюкзака спальник, укутаться в него и снова:
Передо мною простирается дорога, я мчу на огромной (о Боги!) скорости за горизонт. Лесополоса сливается в сплошную зеленую линию...
Проснулся я от холода. Спальник и одежда были мокрыми от пота. Звезды в небе заметно поменяли свое положение, значит прошло много времени (какого времени?). Я рывком сел и тут же поплатился за это головокружением и тошнотой. Кисть руки задёргало от острой боли. Надо было что-то делать этим.
Пока я искал налобный фонарь в залежах рюкзака, из кармашка выпала металлическая фляжка. Я поболтал ее — содержимое призывно булькнуло. Ничего же плохого не случится от двух-трех глотков? Да вроде не должно. И отвинтив зубами крышку я поднёс флягу к губам, чтобы после пары глотков почувствовать как внутри разливается тепло, переходящее в жар, и замер. Нет! Это самоубийство — пить виски, когда тело сотрясается в ознобе, когда нет воды. Алкоголь иссушает организм, и каждый, кто хоть раз перебирал со спиртным не понаслышке знает что такое утренний сушняк, когда ты готов выпить целое озеро. В итоге на полу выстраивается ряд пустых бутылок из-под минералки, а жажда остается.
Решительно закрыв флягу я убрал её, нацепив налобный фонарь, и при свете мощной светодиодной лампы начал рассматривать свою руку.
Рука распухла так, что я с трудом, матерясь от боли, снял перчатку. Я мог бы ее разрезать, но ведь хорошая вещь! А маленькую дырочку можно зашить и она послужит ещё. На месте прокола от колючки кровь запеклась уже плотной коркой и попытки сорвать её не увенчались успехом — от каждого прикосновения в глазах темнело от боли. Пришлось бросить эту затею.
А холод всё сильнее пробирал, к нему же добавился озноб. Я не понимал от чего меня знобило: то ли от холода, то ли от поднимающейся температуры. Я укутался во влажный спальник, и устроив поудобнее руку, прикрыл глаза.