Все части детектива здесь
Где-то там, в глубине коридора, слышу шаги. Они приближаются к двери, но на миг останавливаются, потому что раздается звонок телефона.
Слышу тихую речь и не могу понять – мужчина говорит или женщина, понимаю только, что голос грубоватый и говорит четко, с расстановкой.
Закончив разговор, приближается к двери, отмыкает створку, протягивает в отверстие пластиковую тарелку с едой. Чувствуя, что никто не берет ее – ставит на пол, следом протягивает бутылку с водой. В этот момент я хватаю незнакомца за руку, внезапно и быстро, прямо за запястье и начинаю тянуть эту руку к себе.
Часть 4
Клим
До того, как Руслан привез в комитет эту злосчастную коробку с флешкой внутри, случились кое-какие значимые события, касаемые дела несчастной Ватрушкиной.
Для беседы ко мне пришли ее родители. Вот не люблю я такие моменты! Страсть как не люблю! Ибо надо сообщить родственникам о смерти дочери, и в данном случае, поскольку они будут спрашивать еще и про тело, рассказать им, почему тело мы им выдать не можем. Обычно если разговор шел о родителях, с ними общалась Марго. Она более тактичная, умеет посочувствовать, утешить и вовремя оказать помощь. И вообще, женщины более чувствительны в этом отношении, а мы, мужики, народ черствый, потому и не можем вовремя как-то собраться, что ли...
Ватрушкиной двадцать семь лет, родителям ее по пятьдесят. Когда они приходят в допросную, я с трудом могу верить в это – настолько хорошо оба выглядят. Вера Павловна была у них единственной дочерью, вероятно, они души в ней не чаяли, и мать, скорее всего, чувствует, что с дочерью несчастье, потому что смотрит на меня глазами, полными боли и, в то же время, надежды.
– Здравствуйте! – говорю я – присаживайтесь... Разговор у нас с вами будет долгий...
Нет, я не могу смотреть им в глаза! Никогда мне не было так трудно при беседе с родителями. Я вижу, как мать нервно сжимает руки у груди.
– Скажите нам, что с нашей девочкой! – наконец говорит она.
Я молчу и не знаю, как начать.
– Вам нужно быть сильными – говорю наконец.
Женщина закрывает лицо руками, мужчина смотрит в стол, а когда поднимает на меня взгляд, я вижу слезы в его глазах.
– Когда мы можем забрать тело дочери?
Что же... Это жестокие реалии нашей профессии. Скрывать я ничего не буду. Рассказываю все, как есть, женщина утыкается в плечо мужа, а он поглаживает ее по голове и говорит тихо:
– Богдана, успокойся! – но сам не выдерживает и захлебывается в рыданиях, утыкаясь в волосы жены.
Незамедлительно звоню Робу, он приходит и тут же ставит им по уколу.
– Соболезную вашему горю – говорит им, даже не спрашивая у меня, кто это. И так понятно, что это родители Ватрушкиной.
Когда уходит, я жду еще несколько минут, а потом говорю.
– Богдана Викторовна и вы, Павел Демьянович... Чем быстрее мы с вами побеседуем, тем быстрее в наших руках окажется тот, кто совершил такое страшное преступление. Надеюсь, вы это понимаете и готовы поговорить со мной.
Они приходят в себя, и Богдана Викторовна, вытирая слезы салфеткой, отпивает из стакана на столе воду и говорит мне:
– Да, конечно. Мы расскажем все, что знаем, правда, Павел? – поворачивается она к мужу.
– Да, конечно – вторит тот своей супруге – но знаем мы немного.
– Любая информация будет полезной для нас. Скажите, почему дочь и ее муж жили с вами? У них были проблемы с жильем?
– Не сказать, что именно проблемы с жильем. Просто им было так удобно. Верочка постоянно работала в своем салоне, у нее много клиенток. А Вася, ее муж – постоянно в разъездах, приедет – у нас уже все готово, работают-то в нашей семье все, кроме меня. Я на хозяйстве. У нас большой дом, живность, поэтому работы хватает. Павел, конечно, помогает мне, но он на работе, потому я сильно его не трогаю... Детям было удобно с нами, а мы и не возражали – места всем хватало.
– Скажите, а какой была ваша дочь?
– Веселой, очень доброй, наивной... Как ребенок. Я бы даже сказала, легкомысленной. Подождите...
Богдана Викторовна достает из сумочки кошелек, а из него извлекает фото. Со снимка на меня смотрит красивая молодая женщина с искренней открытой улыбкой. Посмотреть приятно. Хитрый прищур карих глаз, аккуратный макияж, немного взлохмаченные ветром волосы. Приятная женщина, нечего сказать.
– А какие у нее отношения были с мужем? Они часто ссорились?
– Да нет, не сказать. Отношения обычные. Вася, он знаете ли, очень спокойный человек, меланхоличный. Это Верочке нужны были эмоции, накал страстей, взрывные отношения, а Вася... Ему был важен покой, отдых. Работа нелегкая, люди разные попадаются. Я лично не слышала, чтобы они прямо серьезно ссорились, а ты, Паша?
– Я тоже – муж пожимает плечами – они были обычной среднестатистической парой.
– Скажите, а почему у них не было детей?
– Вася переболел в детстве свинкой. Выяснилось, что детей у него быть не может. Но им и так неплохо жилось. Я бы не сказала, что Верочка, например, очень сильно хотела ребенка.
– Но ведь для женщины это самое сильное и пожалуй, вполне себе естественное желание?!
– Да, но я разговаривала об этом с дочерью. Она сказала мне, что может быть потом, позже, после тридцати пяти, что они еще молоды, что хочется пожить для себя, накопить на путешествия, купить жилье, а уж потом... Правда, она не поделилась со мной, как они сделают это, учитывая Васину неспособность, но ведь методов сейчас много.
– У вашей дочери были враги?
– Ну, что вы? Какие там враги, тем более, у Верочки. Ну, были пару раз стычки с клиентками из-за маникюра, ну знаете, есть такие – им сделают, а они, чтобы не платить, претензии предъявляют, тем более Верочка работала в хорошем салоне, услуги у них дорогие. Но там быстро умеют осаживать – хозяйка у них, что надо, охрану держит, так что без оплаты никому уйти не удается.
– То есть про серьезные конфликты на работе у дочери вы не наслышаны?
– Нет.
– А в обычной жизни? Друзья там, подруги... Было что-то?
Они задумываются.
– Нет, если и было что-то – мы об этом не знаем. Наверное, вам лучше об этом с Васей поговорить.
– Мы обязательно это сделаем. Скажите, при каких обстоятельствах пропала ваша дочь?
– Она пошла на встречу с подругами и не пришла ночевать. Мы сначала подумали, что она у кого-то из девчонок ночевала, но Верочка и на следующий день не пришла. А во вторник позвонила ее начальница и спросила, почему она на работу не выходит и не звонит...
– Ваша дочь раньше пропадала на такой длительный срок?
– Она могла остаться у девчонок. Это случалось в основном тогда, когда Вася уезжал в командировку. Потому мы и были спокойны, зная, что она может остаться у подружек. И заявление, получается, подали через три дня после ее исчезновения.
– Хорошо, вот тут, на листочке, напишите всех ее подруг, кого знаете. Также их адреса и телефоны, если знаете, опять же.
Они старательно вспоминают и пишут, а когда заканчивают, я задаю последний, как мне кажется, вопрос:
– Скажите, замечали ли вы в последнее время какие-либо странности в поведении вашей дочери?
– Да – они переглядываются между собой – было такое. Она боялась.
– Боялась? И кого же?
– Человека в черном плаще и белой маске.
– Вот как? И где же она видела этого человека?
– Она не сказала. Но плакала во сне пару раз. Это происходило во время того, как Вася находился в командировке. И, как правило, днем. Она спала в гостиной, я замечала, что она начинает плакать. Подходила к ней и спрашивала, в чем дело. Она говорила, что ей снится человек в черном плаще и белой маске, и она его боится.
– Богдана, подожди – останавливает ее Павел Демьянович – дело в том, что мы не совсем уверены, что дочь спала в эти моменты. Мы с Богданой говорили об этом. Ну, согласитесь, глупо боятся какого-то сна. Наша дочь была разумной девушкой. Нам казалось, что она боится кого-то реального. Возможно, кто-то следил за ней. Но вот только зачем?
– Скажите, вы знали, что у вашей дочери есть любовник?
Богдана Викторовна кивает.
– И не пытались это как-то предотвратить?
– Ну, они с Васей взрослые люди, сами разберутся.
Я ненадолго задумываюсь, а потом подписываю им пропуска, еще раз выражаю соболезнование и отпускаю. Они уходят, а я связываюсь с Даней и пересказываю нашу беседу.
– Дань, надо проверить все контакты Ватрушкиной, в том числе и деловые. А также выявить всех, с кем у нее были конфликты, я имею ввиду, в салоне. Ты можешь отправить оперов? Просто мне жутко некогда.
– Я отправлю, конечно. Но Клим, согласись, глупо думать, что какая-нибудь из клиенток, недовольная маникюром, позволила себе так жестоко расправиться с Ватрушкиной.
– Посмотрим. Самое главное для нас – все отработать до мелочей, понимаешь?!
– Будет сделано! – говорит он и добавляет – оперативники съездили на кондитерскую фабрику к ее мужу. Привезли мне пробы со всех поверхностей подходящих механизмов и их фото. Это, знаешь, огромные тестомесы, блендеры... Ни на одном таком механизме нет следов крови и ДНК. Так что с фабрикой – полная ерунда.
– Ну, проверить все же стоило.
– Да кто бы спорил...
– Ты знаешь, родители знали о любовнике Веры и о ее похождениях с подружками, когда Вася уезжал в командировки. Они покрывали дочь, и, видимо, не просто так. Вася, наверное, был чертовски ревнивым и гулять Вере с подружками не разрешал. Вот она и ходила тайком.
– А он узнал и убил ее? Ну, тоже так себе версия. Меня больше интересует – что за человек в черном, которого она так боялась.
Несколько часов спустя, когда мы будем смотреть запись с камеры видеонаблюдения с ворот Руслана, мы с Даней пересечемся взглядами, и я дам ему понять еле заметным движением, что пока Руслану не следует знать о том, что мы в этот день уже слышали о человеке в черном плаще и с белой маской на лице. Я посчитал, что пока правильнее будет скрыть это от него. Ведь Руслан, узнав об этом, может начать думать, что его жену ждет участь Ватрушкиной. Когда же он ушел, я высказал Дане свои предположения насчет того, что он вполне может быть похитителем Марго.
– Ну, тогда он и является убийцей Веры? Ведь она боялась человека в черном плаще и белой маске, соответственно, это Руслан?
– Подумаем над этим – отвечаю я ему – самое главное для нас – это чтобы Марго не пострадала.
Руслан
Когда шаги останавливаются напротив моей двери, мне кажется, что мышцы еще больше охватывает ледяной, сковывающий ужас. Нет, я не за себя боюсь – за Галину и дочь, которые спят на первом этаже, вот за кого мне страшно по-настоящему. Впрочем, по шагам чувствуется, что это один человек, а значит, справиться с ним я вполне смогу.
Дверь тихо открывается, в темноте я вижу легкий полупрозрачный силуэт, который неуверенно останавливается в дверях. Резко включаю ночник и не верю своим глазам – это Галина. На ней легкая сорочка на бретелях, сквозь которую видно юную упругую грудь с торчащими сосками.
– Галя? Ты что здесь делаешь?
– Руслан Богданович – запинаясь, говорит она и медленно, неуверенно, подходит к кровати – Руслан Богданович...
Ее сорочка падает к ногам, открывая полностью обнаженное тело. Я бросаю на кровать пистолет и устремляюсь к ней. Накидываю плед и резко ударяю ее по щеке ладонью. Понимаю, что это не мужской поступок, но мой гнев столь силен, что я даже выразить не могу и не могу сдерживаться.
– Галина, ты что творишь? – спрашиваю ее строго – с ума сошла?!
Она начинает плакать, всхлипывая и закрывая рот ладонью.
– Руслан Богданович, простите меня! Я подумала, что Маргарита Николаевна бросила вас с дочкой, уехала! Простите! Я потому и пришла... вы мне нравитесь... утешить...
– Что? – я начинаю смеяться – нет, ты точно без мозгов! Никто нас с Соней не бросал!
– Просто у вас был такой несчастный вид – потерянный, озабоченный... Я подумала, что она... бросила... уехала...
– Боже...– я начинаю ходить по комнате. Что творится в этом доме? – Галя, иди к себе. И не смей больше повторять подобного, иначе мне придется тебя уволить, поняла?
В глазах ее мелькает страх. Она часто кивает и вместе с пледом отправляется в свою комнату. Остаток ночи я не могу уснуть, а потому принимаюсь за документы той клиентки, которая борется за своего непутного муженька. Да уж, ну и дельце... Но все это совершенно не лезет мне в голову – мысли только о Маргарите.
Утром Галина выглядит так, словно ночью ничего не было. Правда, смущается, прячет от меня глаза и по большей части молчит. Но завтрак приготовлен вовремя, я успеваю поесть, а когда хочу покинуть гостиную, она говорит мне:
– Руслан Богданович, простите меня... За то, что ночью... Вы меня не уволите? Мне очень нужна эта работа!
– Галя – начинаю я – конечно, я тебя не уволю. Но еще раз повторюсь – не совершай пожалуйста больше подобного. Сейчас всем непросто и мне в том числе. Не забудь пожалуйста, что сегодня возвращается Юра и нужно подготовить его комнату.
– Да, я помню. Спасибо вам, Руслан Богданович.
Я сажусь в машину и звоню Климу.
– Привет. Есть новости?
– Пока нет, Руслан. Мы проверили коробку и флешку, которые ты принес. Никаких следов на них не обнаружено, да и глупо было бы предполагать, что они там будут. Похититель умен и осторожен, он пользуется перчатками. Честно говоря, я ни разу не удивлен – похитить полковника Следственного Комитета это тебе не на батуте попрыгать. За это могут посадить далеко и надолго. Но Даня вычислил номер, с которого было отправлено смс-сообщение на телефон Маргариты неделю назад. Номер принадлежит некому гражданину Бугай Геннадию Афанасьевичу. За ним уже выехали. Можешь подъехать и поприсутствовать на допросе, я закрою на это глаза.
– С большим удовольствием – говорю я и разворачиваю машину к Следственному Комитету.
Прохожу беспрепятственно внутрь, спрашиваю про Клима, мне говорят, что он в допросной. Нахожу его там – не выспавшегося, уставшего, с красными глазами.
– Пил, что ли? – спрашиваю, пожимая его руку.
– Если бы – говорит он – было бы не так обидно. Сидел над делами полночи – Ватрушкиной и Марго. Пытаюсь связать их в единый узел, но не могу.
– Ладно, не заморачивайся. Этого Бугая привезли?
– Пока нет. Кстати, гражданин-то сидевший, так что ничего удивительного. Вполне может быть, что это чья-то мелкая «шестерка».
– Вообще, подозрительно, что он вот так попался – они же очень осторожничают в подобных случаях. Назад в тюрьму им вряд ли хочется. Подозрительное какое-то палево. Словно специально.
– Посмотрим, что сможем выудить из него.
Бугай вполне соответствует своей фамилии. Он высок, здоров, как бык, с мощной шеей и широкими плечами, на которых висит порванная рубаха. Поверх всего этого безобразия надета спортивная куртка «а-ля девяностые», на ногах – потрепанные сандалии.
– Че это с ним? – кивает на него Клим, спрашивая у оперативника.
– Сопротивлялся – отвечает тот – пришлось в наручники... Снять?
– Не. Пусть так сидит – меньше проблем.
Оперативник выходит, а Клим говорит задержанному:
– Почему сопротивление оказывали представителям власти, гражданин Бугай? Или повинны в чем?
Тот смотрит на него, улыбаясь, потом переводит взгляд на меня, и внезапно лицо его расползается в улыбке.
– О, сколько много важных персон! Ну, здравствуйте, начальнички! Как говорится, вечер в хату, часик в радость, чифир в сладость. Ногам ходу, голове приходу. Матушку удачу, сто тузов по сдаче. Ходу воровскому, смерти мусорскому!
– Ты это на зоне так своих приветствовать будешь, когда загремишь в очередной раз – невозмутимо говорит ему Клим – а пока давай-ка, поведай нам кое-что..
– А я, начальник, ни в чем не виноват. И с мусорами дел не имею!
Я не выдерживаю, подхожу к нему, хватаю за грудки и говорю медленно, с расстановкой:
– Где. Моя. Жена. Где она? Говори сейчас же! А то оставлю тебя без кое-чего... А товарищ майор на это глаза закроет!
Во взгляде Бугая я вижу непонимание.
– Какая еще жена? – спрашивает он – я чужих жен не уводил, клянусь! Ну, отираются у нас бабы, так это же свой контингент!
– Бугай, это же твой телефон? – Клим показывает ему древний «кнопочник», который изъяли у задержанного и передали ему.
– Ну, мой! – говорит он – а че происходит-то?
– А происходит то, Бугай, что неделю назад ты со своего телефона отправил на номер женщины вот это смс-сообщение! А теперь говори – что это значит?
Клим показывает ему смс, а тот хватается за голову и бормочет:
– Е-мое, я ниче не помню про тот день, начальник! Сам в шоке! Я ведь видел это сообщение, да подумал, что пьяный был и потому кому-то писал – прикалывался...
– После этой смс была похищена женщина! И отправлено оно было похитителем! А значит – это ты! И я тебе обещаю – ты залетишь у меня по полной!
Весь апломб, который был до этого на лице рецидивиста, тут же спадает.
– Что было в тот день, неделю назад?! – нависает над ним Клим – вспоминай!
– Короче, начальник, дело было так. У нас был повод: Колька-цыган откинулся в этот день... Собрали общак, ребята подсуетились местные на пустырь, бабы пришли... Пили синьку, само собой... А дальше...
Марго
Я хожу по моей маленькой камере – месте моего, надеюсь, временного пребывания, и пытаюсь думать. Если не думать, то можно совсем отупеть от того, что время тянется супермедленно, и я не распознаю, где день, а где ночь.
Меряю шагами комнатушку, когда устаю – сажусь на матрац и закрываю глаза, стараясь погрузиться в некую нирвану. В этой нирване я думаю о своем муже и детях. Как-то они там? Что делают? Сердце болит за Сонечку и Юрчика. Только бы Руслан не впал в отчаяние – он сейчас так нужен детям!
Снова встаю и снова продолжаю мерить шагами пространство. В задумчивости останавливаюсь возле цепей с кандалами на концах. Беру их в руки. Тяжелые... Пробую застегнуть. Все очень легко, но потом они плотно сидят на в выемках и расстегнуть их достаточно сложно. Задумываюсь... Так, вот эти, короткие, скорее всего для ног. А вот эти... Для рук, подлиннее...
Растягиваю цепь. Как хорошо. Почти доходят до двери. Если только...
Опять хожу туда-сюда, думая о том, как можно эти кандалы использовать себе во благо. Шаг... Второй... Третий...
Когда до меня доходит, что мой план вполне может сработать, я осторожно подтягиваю к себе одну из цепей и сажусь рядом с дверью, располагаясь так, чтобы и шорохом не выдать себя в тот момент, когда придет неизвестный с едой. Сижу так, пока не чувствую, что затекли ноги и руки, потом встаю и разминаюсь. Сажусь снова...
Где-то там, в глубине коридора, слышу шаги. Они приближаются к двери, но на миг останавливаются, потому что раздается звонок телефона.
Слышу тихую речь и не могу понять – мужчина говорит или женщина, понимаю только, что голос грубоватый и говорит четко, с расстановкой.
Закончив разговор, приближается к двери, отмыкает створку, протягивает в отверстие пластиковую тарелку с едой. Чувствуя, что никто не берет ее – ставит на пол, следом протягивает бутылку с водой. В этот момент я хватаю незнакомца за руку, внезапно и быстро, прямо за запястье и начинаю тянуть эту руку к себе.
Второй рукой беру цепь. Сейчас самое главное – затянуть эту руку в плен, приковать к этой цепи, загнать в кандалы – и все. Мы будем сидеть здесь вдвоем, пока эта тварь не отдаст мне ключи. Высвободиться он не сможет – рука будет со стороны моей камеры. Предчувствуя скорое освобождение, я тяну и тяну его руку на себя, он же, впадая в панику, изо всех сил тянет к себе моя руку. Я, кажется, сильнее, и теперь даже могу понять, что это мужская рука.
Еще немного... Еще... Еще чуть-чуть и мои усилия будут вознаграждены!
Продолжение здесь
Спасибо за то, что Вы рядом со мной и моими героями! Остаюсь всегда Ваша. Муза на Парнасе.
