Владимир Дубровский и Маша Троекурова, держась за руки стояли на палубе скрипящего корабля. Пронизывающие ветры Атлантики хлестали их по лицам, но предвкушение новой жизни в Америке поддерживало их дух. Прошлое осталось позади. Впереди был горизонт, раскрашенный мечтами о свободе и процветании.
«Мы забудем невзгоды прошлой жизни, Маша», — прошептал Дубровский, и его голос был полон надежды. «Америка станет нашим новым началом».
Она кивнула. «Да, Владимир. Мы найдем там счастье».
Нью-Йорк удивил их суетливой энергией своих улиц и какофонией голосов на бесчисленных языках. Они нашли прекрасную квартиру, которую Маша со вкусом меблировала.
«Этот город живой, Маша!» — воскликнул Дубровский однажды вечером, кружа ее по их уютной гостиной. «Это не похоже ни на что, что я когда-либо видел».
Дубровский, всегда решительный, на средства привезенные из России рискнул заняться бизнесом. Но город с его бешеным ритмом жизни и беспощадной конкуренцией был неумолим. Здесь всё было устроено не так как в России. Все его начинания рушились одно за другим.
Через три года жизни на чужбине, повторяющиеся неудачи надорвали физическое и душевное здоровье Дубровского. Доктор поставил неутешительный диагноз. Чахотка прогрессирует, жить больному осталось недолго.
Отчаяние ворвалось в жизнь семьи Дубровских. Маша, с тяжелым сердцем, написала отцу письмо, с мольбой о прощении и помощи. Ответом был холодный кинжал: проклятие, разрывающее последние связи с ее прошлым.
Финансовое положение было ужасным. Столкнувшись с растущими долгами и ухудшающимся здоровьем Дубровского, они были вынуждены покинуть свою квартиру. Единственным убежищем, которое они нашли, был сырой подвал.
Все попытки Маши найти какую-нибудь работу потерпели фиаско. Она была в отчаянии. Семья голодала. Как жить? Чем кормить двухлетнего сына и мужа, которому нужны еще и лекарства?
В один дождливый вечер, Маша приняла душераздирающее решение. Она решила пожертвовать своим достоинством ради выживания.
«Нет, только не это, Маша, ради всего святого, лучше умереть. ..» — сказал Дубровский в ответ на ею высказанную мысль. «Я должна, Владимир. Ради тебя, ради нашего сына», — ответила она, еле сдерживая слезы...
Каждый вечер она скрывалась в мрачных переулках города, который когда-то обещал так много. Денег, которые она зарабатывала, едва хватало на то, чтобы содержать Дубровского и кормить сына.
Два месяца такой жизни довели её до изнеможения. Она возненавидела своё тело. Засыпая, она видела во сне сотни грязных мужских рук, лапающих её...
В начале зимы Дубровский, ослабленный и изнуренный, поддался своей болезни. Его смерть оставила пропасть в сердце Маши, пустоту, которую город поспешил заполнить своими пороками. Она все глубже погружалась в мир алкоголя и насилия, а синяки на ее коже стали обычным делом.
Яркая женщина, которая когда-то бросила вызов своему отцу и сбежала за океан, теперь стала призраком, бродящим по улицам и задворкам Нью-Йорка. Ее сына забрали в приют.
Жизнь Маши катилась в безвестность, ее присутствие в городе было столь же эфемерным, как дым от сигарет.
И однажды она исчезла. Улицы, равнодушные свидетели бесчисленных историй, поглотили ее целиком. Ее судьба стала еще одной загадкой в городе. Некоторые говорили, что она нашла утешение в далеких землях, другие считали, что город забрал ее навсегда.
