Все части повести здесь
Катя подумала о том, что слышала голос Любки, и тут же в дверь постучали, тихо и неуверенно.
– Кать, можно я посижу у тебя? – у Любки был уставший и несчастный вид.
– Конечно – Катя пожала плечами и снова углубилась в техкарты, как вдруг спросила у подруги, кинув на нее взгляд – а что случилось, Люба?
Та молчала, пряча глаза.
– Люб, ты же врать не умеешь...
– Спит Андрюшка-то? – спросила подруга и, убедившись, что малыш действительно спит, произнесла – тогда пойдем к нам, полюбуешься.
Часть 38
У крыльца больницы ее встретила целая компания знакомых людей, во главе которой был дядя Федор в лихо сдвинутой на затылке шапке. Он наигрывал что-то веселое на баяне, тут же рядом с ним притопывали от нетерпения Любка и Татьяна, сжимая в руках букетики цветов, весело переговаривались между собой Любкины родители и бабушка Оля с Полиной Егоровной, за ними, смущаясь, терлись парни из поселка со спортзала и рядом с ними – Скипидар, Горыныч и еще несколько ребят из города.
Лицо Кати невольно окрасилось улыбкой, когда она увидела недалеко от всей компании и Евгению Дмитриевну с сумкой. Та переминалась с ноги на ногу, поглядывая в нетерпении на дверь.
Когда Катя вышла, она тут же бросилась к ней, и дядя Федор, отдав баян кому-то из парней и взяв цветы из рук Любкиной мамы, тоже пошел к Кате. За ним кинулись и девчонки. Стрекоча, как сороки, они обнимали Катю, одаривали букетами врачей, которые вышли с ней, а Евгения Дмитриевна в нетерпении взяла ребенка из рук молодой матери и заглянула в мирно спящее личико под уголком одеяльца. На глазах у нее выступили слезы, она посмотрела на Катю, и та еле заметно кивнула ей, давая понять, что ребенок, без сомнения, похож на Андрея. Затем младенца перехватил довольный дядя Федя, он тоже прослезился от умиления, глядя в сонное личико. Компания окружила Катерину, поздравляя ее и каждый хотел поцеловать и вручить ей подарок.
Смущенная Катя принимала поздравления и цветы, и сама чуть не плакала от того, скольким же людям она небезразлична, сколько человек пришли порадоваться за нее и дитя.
– А теперь все ко мне! – закричал дядя Федор – зря, что ли, женщины у меня там столы готовили! Возражения не принимаются! Дедом я стал, понимаете, дедом! Радость-то какая!
Катя хотела было возразить, что малыша нужно будет переодеть и вообще, но девчонки враз заголосили, что они взяли для него смену пеленок, а также распашонки и ползунки – Катя оставляла им ключи от своей комнатушки, чтобы они могли полить цветы, пока ее не будет.
Ехать собрались на двух машинах – дядя Федор взял такси и выписал маленький автобус с работы. Евгения Дмитриевна хотела было уйти, и Катя понимала, что конечно, ей сейчас не до веселья, и все же оставлять ее одну в такой момент считала неправильным, потому заявила, что она никуда ее не отпустит. Поддержал и дядя Федор:
– Нет-нет, поедемте с нами, уважаемая! Бабушкой ведь стали – не радость ли это!
И Евгения Дмитриевна, улыбнувшись, согласилась. Катя с ребенком, дядя Федор, Евгения Дмитриевна и Полина Егоровна поехали на такси, остальные весело разместились в автобусе.
В небольшой квартирке дяди Федора действительно все уже было готово к торжеству – столы накрыты, в духовке томилось жаркое с картошкой и мясом, кое-где возвышались бутылки с настойкой Полины Егоровны, и Грей испуганно взирал на все это с подоконника. То тут, то там были привязаны воздушные шарики – девчонки постарались. Катя была очень тронута тем, что столько человек переживали за нее и младенца, ждали их.
Пока она в соседней комнате осторожно освобождала сынишку из кокона одеяльца и шапочек, все остальные готовились к празднованию такого хорошего события. Евгения Дмитриевна вошла в комнату, улыбаясь, сквозь слезы, присела рядом с внуком, всмотрелась в крохотное личико, сказала тепло:
– Спасибо тебе, Катюш... За внука.
Катя благодарно кивнула ей.
За столом она села недалеко от входа в комнату, чтобы если что, услышать, как ребенок проснется. Но все равно нет-нет, да вставала и уходила туда, чтобы посмотреть, спит он или нет.
От настойки она отказалась, налила себе облепиховый морс. Все уставились на дядю Федора – ему предоставлялось право первого слова.
– Ну! – тот встал, торжественный и подтянутый – за нового родившегося человека! Андрея Андреевича...
Он остановился и кинул взгляд на Катю. Та отчего-то засмущалась – она ведь совершенно не подумала о фамилии.
В установившейся тишине раздался голос Евгении Дмитриевны:
– Вершинина...
– Вершинина! – торжественно повторил дядя Федор и первый опрокинул в рот рюмку настойки.
Все одобрительно загудели и тоже пригубили. Катя с благодарностью взглянула на Евгению Дмитриевну, а та пожала ее пальцы под столом.
– Ребенок должен носить фамилию отца, Катюш – сказала она. Катя не стала возражать, поблагодарила ее, знала, что ей будет приятно, если у Андрюшки будет фамилия отца.
Она немного посидела за столом и отправилась в комнату, туда, где до сих пор спал сынишка. Следом осторожно, на цыпочках, пришли девчонки.
– Кать, можно мы посмотрим – спросили тихонько – видели совсем мельком его. Так хочется посмотреть!
Они наклонились над детским личиком и с восторгом начали перешептываться, обсуждая его носик, щечки и глазки. Она увидела на глазах Татьяны слезы и подумала о том, что та, вероятно, думает о своем ребенке, оставленном около дверей детского дома.
Они немного поболтали шепотом, потом девчонки ушли, а Катя прикорнула рядом с сынишкой, да так и задремала. Проснулась примерно через полчаса и отправилась посмотреть, все ли в порядке у гостей.
Празднование медленно перетекло в следующую фазу, более спокойную – парни и девчонки объединились в компанию и устроившись в уголке, что-то горячо обсуждали полушепотом, на кухне хозяйничали Полина Егоровна, бабушка Оля и мама Любки, с ними вместе сидел Михаил Андреевич, который шутил, балагурил и пытался играть на баяне. Дядя Федор разговаривал с Евгенией Дмитриевной – они сидели в креслах рядом с журнальным столиком, и чуть захмелевший мужчина говорил ей:
– Это не девчонка, Евгения – это кремень. Мне даже врач сегодня сказала – это что за дочь у вас, первородки всего боятся, орут, как резаные, а эта молчит. Мы, говорит, сомневались несколько раз, что у нее вообще что-то там началось... А была-то... в свое время, забитая, зашуганная девчоночка. Я, когда ее впервые увидел у Альки-то - простите, Евгения, за подробности, шибко я ее мать любил, да та была стерва настоящая, что уж говорить – стоит такая малышка передо мной, глаза в пол, потом как взгляд подняла... А в них такая тоска-тощища, недетская, прямо... Я и пропал. Много испытаний на ее долю выпало, что уж говорить, а она ить молоденькая совсем, тоже, наверное, и нарядов хочется, и с девчонками погулять. Есть в ней, Евгения, стержень какой-то, в Катерине-то...
Катя прошла мимо, улыбнулась им, попила на кухне морса, Полина Егоровна и бабушка Оля чуть не силой заставили ее съесть кусок запеченной в духовке курицы.
– И не спорь! – Полина Егоровна гневно глазами сверкнула – тебе ребенка кормить надо, а ты не ешь ничего! Корми хорошо, правнука-то моего!
После такого Катя даже возразить не посмела – поела и отправилась к ребенку. Когда начало темнеть, сказала дяде Федору, что им, пожалуй, пора отправляться к себе.
Воспользовавшись телефоном, Евгения Дмитриевна вызвала такси и спросила у Кати разрешения пройти вместе с ней в комнату, чтобы помочь разобраться с вещами и с остатками приготовленного, что женщины собрали со стола и отправили девчонкам с собой. Катя сказала Евгении Дмитриевне, что та может приходить когда захочет, разрешения спрашивать не нужно, ведь Андрюша – ее внук. Тетя Маша и так теперь всех к ней впускает, в том числе и дядю Федю, добрая душа которого не позволяла уйти из общаги просто так – обычно он брал инструменты и шел что-то ремонтировать и налаживать в комнате у девчонок или у Кати.
В комнате они вдвоем раздели малыша, который уже не спал, Евгения Дмитриевна разбирала сумки и что-то уносила в комнату девчонок в холодильник – Катя пока такой техникой не обзавелась, да и ставить его было некуда – комнатка была маловата. Занимаясь делами, они успевали разговаривать.
– Сколько у тебя, Катюша, друзей много хороших – сказала Евгения Дмитриевна – и отец у тебя замечательный человек.
– Я знаю – улыбнулась Катя – я всем им очень благодарна. Для меня это очень хорошая поддержка, и я всех их очень люблю. И очень рада, что вы с ними со всеми познакомились... Они, конечно, люди простые...
И тут Евгения Дмитриевна опустилась на Катину кровать и закрыла лицо пеленкой, которую до этого держала в руках.
– Евгения Дмитриевна – испугалась Катя – простите меня! Пожалуйста! Я... не хотела вас обидеть, простите!
– Да нет, Катя – женщина убрала пеленку с лица – это ты прости меня... Я просто... Мне так горько стало сейчас, подумала – неужели необходимо было мне вот это печальное событие с гибелью Андрея, для того, чтобы понять наконец, кто и чего стоит в этой жизни. А, Кать?
– Вы что? – Катя присела перед ней на корточки – себя вините, что ли? Не нужно, прошу вас! Андрей...он... Родину защищал... Он... не мог иначе, понимаете, не мог...
Немного подумав, она рассказала женщине о визите Петра. Упустила только то, что тот рассказывал о гибели Андрюши, посчитала, что не нужно знать Евгении Дмитриевне эти подробности. Та принялась утирать все катившиеся по щекам слезы.
– Ты прости меня, Катя! Не нужно было мне в ваши отношения вмешиваться и пытаться что-то разрушить. Вы ведь очень хорошей парой были... А я... Еще Нелли приплела, наврала тебе, что она к Андрею поехала...
– Не надо, Евгения Дмитриевна, вспоминать все это. Поверьте, если бы все сложилось по-другому – ничего бы не изменилось. Только потому, что Андрюша по-другому поступить не смог бы.
– Ванночка-то есть у тебя? – спросила Евгения Дмитриевна – малыша купать нужно каждый день.
– Есть. Я вас хотела попросить один раз помочь мне в этом. Потом я сама справлюсь.
Женщина посмотрела на нее так тепло и с такой благодарностью, что Катя невольно улыбнулась.
Вдвоем они принесли ванночку, поставили ее на две табуретки, наполнили водой, и Евгения Дмитриевна показала Кате, как правильно купать ребенка. После купания малыш, зевнув во весь свой маленький ротик, снова уснул, а они сели пить чай, переговариваясь негромко.
– Катюш, ты худенькая очень, тебе сейчас кушать надо хорошо, ты же кормишь. Только на себя надеяться придется, кухни молочные позакрывали, в магазинах только дешевая смесь, которая, говорят, у грудничков аллергию вызывает, я если что, могу у себя поговорить – мне импортную достанут, хорошую...
– Вы не волнуйтесь... Я постараюсь справиться так, чтобы Андрюшу выкормить... Пока не нужно ничего. И есть я буду хорошо.
Евгения Дмитриевна надавала ей еще много разных советов по уходу за ребенком, и наконец, сказав, что ей пора, отправилась домой.
Утром, когда Катя проснулась абсолютно выспавшаяся, так как Андрюша спокойно проспал всю ночь, прибежали девчонки. Занятий не было, и они чуть не на перегонки устремились, по их словам, «водиться».
– Да вы что?! – усмехнулась Катя по-доброму – он же спит в основном. Маленький слишком пока.
– А потом когда? – вытаращила на нее Любка свои большие глаза – скоро практика, а там и выпускной.
– Я, по-твоему, разбудить его сейчас должна?! – рассмеялась Катя – чтобы он был готов принять тебя в качестве няньки?
Любка насупилась.
– Давайте лучше чай вместе попьем – сказала Катя – что там, у вас, в холодильнике после вчерашнего-то осталось?
Они уселись завтракать и негромко болтали.
– Катюш – сказала Таня – у меня же деньги остались, из тех... Ну, сама понимаешь, из каких... Если у тебя нету... Все-таки ребенок – это расходы...
– Спасибо тебе, Танюш! Но мне столько надарили и вещей, и со стола вон вчера еды наоставалось, и у некоторых в подарках конверты с деньгами лежали, хотя не надо было бы, я стипендию откладывала, да и остаток дедушкиных денег еще оставался, я же не тратилась сильно. Так что есть у меня все. Андрюшке сколько всего надарили. Не переживайте, девчат, все есть у нас с ребенком. Да и столько людей с нами рядом, от папы поддержка постоянная, от Евгении Дмитриевны, Полина Егоровна закатки отправляет, что порой ставить некуда. Нет-нет, мне вообще грех жаловаться!
– Кать, ну, ты не стесняйся обращаться-то если что – сказала Татьяна.
Катя внимательно посмотрела ей в глаза:
– Спасибо тебе, Танюш. Обещаю, если потребуется помощь – обязательно обращусь.
В дверь раздался стук.
– Я открою – встала Любка.
Она подошла к двери, распахнула ее и девчонки увидели с десяток любопытных пар глаз. В основном это были первокурсницы и второкурсницы, но были и те, кто учился вместе с Катей. Они начали галдеть, и Любка прикрикнула:
– Да тише вы, сороки! Ребенок спит! Че явились?
Девчонки зашикали друг на друга, заперешептывались и одна, выступив вперед, сказала полушепотом:
– Мы хотим на ребеночка посмотреть, на Катиного малыша.
Любка рассердилась:
– Это что вам – театр или цирк, что ли?! Ребеночка посмотреть они хотят! Нельзя грудного младенца показывать большому количеству людей – сглазите еще! Да и спит он сейчас! Идите, идите давайте!
Катя подошла к двери сама:
– Что здесь происходит?
Любка сердито пересказала ей желание девчонок.
– Девчат! – Катя развела руками – он же родился недавно совсем. Грудной еще... Спит много. Давайте, подрастет, потом увидите его, хорошо?!
Девчонки разбрелись, а Любка продолжала ворчать:
– Нет, ты только посмотри на них, а! Показать им ребенка! Дулю им с маслом!
– Любка, да ты ревнуешь! – смеялась Татьяна.
Катю пугали – будет трудно одной с младенцем. Но ей все было в радость – и кормление малыша, и прогулки с ним, и переодевание, и легкие массажики, которые она делала сынишке. Евгения Дмитриевна принесла ей книгу, ужасно дорогую, по уходу за ребенком, и Катя перечитала ее от корки до корки, и периодически заглядывала туда за советами.
Днем она клала малыша к себе в кровать и, пока он наслаждался дневным сном, внимательно смотрела на его носик, щечки, лоб, искала и искала черты Андрея. Каждое движение ребенка радовало ее, каждое новое его открытие – первая улыбка, первый осмысленный взгляд и то, как он тянул к ней ручки – были для нее настоящим праздником.
Он рос на редкость спокойным ребенком, давая ей спать по ночам и отдыхать днем, и Катя чувствовала, как с каждым днем возвращаются к ней жизненные силы, которых не стало после смерти Андрея.
Приближался февраль месяц – они должны были отправиться на производственную практику. Катя уже побывала в компании, где работал дядя Федор и заведующая столовой, Федосья Геннадьевна, познакомила ее с коллективом и работниками. Они обговорили время, в которое Катя будет приходить на практику, и женщина дала ей целую кипу техкарт, попросив как можно раньше переписать их и вернуть.
Девчонки помогали ей с малышом, и много времени проводили в маленькой Катиной комнатушке, забросив все дела, кроме малыша Андрейки и учебы. Им все было интересно, и Катя иногда даже ревновала сынишку к подругам.
– Вот наберемся у тебя опыта! – смеялась Любка – и пойдем за детьми! Да, Татьяна?!
Танька отмалчивалась, улыбаясь как-то грустно и натянуто, и вообще, Катя видела, что она часто смотрит на малыша со слезами на глазах, которые с трудом пытается скрыть от подруг.
Как-то раз, когда она только пришла с прогулки с сыном, и они расположились в комнате – Андрюшка лежал голышом, и Катя делала ему массажик, что-то ласково приговаривая – она услышала около комнаты девчонок какой-то шум и тихую ругань. Немного подумав, стоит ли вмешиваться, выглянула в коридор, но никого там уже не было.
Еще немного повозившись с ребенком, она покормила его, выкупала, и положила спать. Сама села переписывать техкарты, решив, что сегодня сделает половину работы точно, и скоро, еще до начала практики, вернет их в столовую.
Чтобы не мешать сыну спать, она включила на столе лампу, которая мягким светом создавала ей на столе уютный кружок. В коридоре снова раздался шум, потом кто-то выкрикнул сердито:
– Да пошла ты! – и около Катиной двери остановились шаги.
Катя подумала о том, что слышала голос Любки, и тут же в дверь постучали, тихо и неуверенно.
– Кать, можно я посижу у тебя? – у Любки был уставший и несчастный вид.
– Конечно – Катя пожала плечами и снова углубилась в техкарты, как вдруг спросила у подруги, кинув на нее взгляд – а что случилось, Люба?
Та молчала, пряча глаза.
– Люб, ты же врать не умеешь...
– Спит Андрюшка-то? – спросила подруга и, убедившись, что малыш действительно спит, произнесла – тогда пойдем к нам, полюбуешься.
Продолжение здесь
Спасибо за то, что Вы рядом со мной и моими героями! Остаюсь всегда Ваша. Муза на Парнасе.