Журавлиный клин 70
Она неподвижно сидела на коленях перед детской кроваткой и неотрывно смотрела на ребенка. Её беспокоила его болезнь. Но она была безумно рада, что они теперь вместе. Каждую минуту своей жизни в лагере, она мечтала об этой минуте, трепетала от любви и страдала от разлуки.
Прошло довольно много времени, ноги ее затекли, а Галя не двигалась.
- Скоро Женя проснется. Ему нужно дать лекарство, а после того, как температура немного спадет, ему бы покушать, - Соня подошла к Гале.
Той понадобилось время, чтобы подняться. Только сейчас она осмотрелась по сторонам. В комнате стояло несколько кроватей, штук семь из них были заняты детьми разных возрастов. Среди малышей Женя был один.
Вот он зашевелился, открыл глаза, слабо замахал ручками.
- Сухие пеленки у окна, - Соня опять оказалась рядом.
Галя завернула сына в сухое. Держала на руках, ощущала каждой клеточкой безграничную любовь к этому маленькому человеку. Соня принесла соску – бутылку с манной кашей.
Женя ел мало, капризничал. Галя обследовала его. Спросить трубку, чтобы прослушать – не решилась. Побоялась лишних вопросов. Но и без того привлекла внимание.
- Вы доктор? – спросила Соня, наблюдавшая за действиями Гали. Та смутилась, растерялась, быстро ответила: «Нет, нет. Я не доктор. Просто очень переживаю за Женю».
- Я прослушивала его, хрипов нет, - пояснила Соня. И добавила: «Я тоже не доктор. В войну курсы медсестер проходила, очень на фронт хотела. Попала, только война закончилась. Я всего год там была. Я ведь тоже из детдома. Потому и вернулась сюда. Правда, наш приют был маленький, тесный. Этот гораздо лучше».
- Вот и мне пока возвращаться некуда, - доверчиво проговорила Галя.
Соня быстро пошла к двери, скоро вернулась.
- В бутылке каша Женина осталась, вот хлеб держи, ешь, - она протянула большой белый кусок. Прочитала в глазах Гали нерешительность.
- Ешь. Вечером для Жени еще можно будет каши взять. Им варят на молоке, сытная.
Галя быстро опорожнила бутылочку, часть хлеба спрятала в карман. Соня это заметила, но на этот счет говорить ничего не стала.
- Куда же ты ночевать пойдешь?
- Не знаю. Некуда.
- На вокзал можно. На квартиру, только там деньги нужны. А может, тебя здесь оставят. Давай я Елену Ивановну спрошу. Сможешь ночь продежурить? Тяжелых нет, из малышей – один Женя. А я в ясли уйду, там Петровна уж целую неделю без смены.
- Я бы была очень рада.
- Тогда молись, - улыбнулась Соня и пошла к двери.
Галя прижимала к себе Женю, целовала его, просила всевышнего, чтобы больше их не разлучал.
- Елена Ивановна к себе зовет. Иди, - Соня возвратилась и передала просьбу.
Елена Ивановна спрашивала Галю обо всем. Где жила до войны, что делала в Германии, сколько времени была в лагере. Галя отвечала.
- Ладно, оставлю тебя. На неделю. Там видно будет. Пока без зарплаты. Она у нас небольшая. Можешь поискать работу в городе, на заводе платят больше, на квартиру и поесть хватит. На заводе ясли дают. За неделю осмотришься, там решишь. И мы на тебя посмотрим. Скажи Соне, пусть проводит тебя к Никитичне. Она халат тебе выдаст и платок. Да тапочки еще спроси, скажешь, я велела. Нечего разутой ходить, - не скрывала своих мыслей Елена Ивановна.
Соня объясняла, кому из детей какое лекарство давать, где брать кипяток. Никитична, завхоз, выдала новой работнице одежду. Соня по секрету сообщила, что ночью в прачечной можно помыть голову. А так все ходят по субботам в баню.
Ночью Галя почти не спала. Прислушивалась к дыханию детей, подходила, успокаивала тех, кто просыпался. Привыкала к новой жизни. После лагеря здесь был рай.