Опостылевшая жена 3
Потом колхоз в Калиновке затеяли. Сколько споров да разговоров было про него, на собраниях просиживали до первых петухов. Маруся сильно сомневалась, что из этого что-нибудь путное получится. Среди людей жила, видела - некоторые соседи и со своими детьми управиться не могут, дела по хозяйству не умеют разумно распределить. А тут сведут в одну общину всех - и работящих, и лодырей-горлохватов. Мало в деревне лентяев, но ведь и одной паршивой овцы хватит, чтобы всех от работы отвратить. А заработанное-то на всех делить будут. Не понимала она смысла происходящего.
Муж, наоборот, радовался колхозу. Уполномоченные из города приезжали, агитировали людей, говорили, что будущее - за машинной обработкой земли.
Это и привлекало Степана, слушал агитаторов с горящими глазами, первым голосовал за колхоз. Сначала, конечно, тяжело было. Но со временем все утряслось. Поверили люди в колхоз, стали работать от всей души, также, как в личных хозяйствах. Жаль, что отец Марусин до того времени не дожил, не успел порадоваться.
Ну, а Степана в правление выбрали, бригадиром поставили, Мария на птичнике работала, ребятишки росли, в школу бегали. К 40-му году вовсе жить хорошо стали. Старшему, Кольке велосипед купили, в горнице полированными боками сверкал радиоприемник. На праздники все семейство Поповых щеголяло в обновках. Не обделяли и свёкра, Трофима Ильича. Без Мелентьевны он быстро старился, но был ещё в силе, работал на усадьбе, приглядывал за ребятишками.
Вечерами, собравшись у самовара, мечтали о новом доме - высоком, просторном.
Хозяйственный Ромка обязательно выбрасывал новую идею: "Давайте сад разведем. Настоящий - с яблонями, грушами, сливами, цветниками. Что у нас - земли мало? Или климат неподходящий? Все ведь растет, только руки приложить. Я бы за ним ухаживал". Колька молчал. Знала мать, он-то мечтал о другом, после школы собрался поступать в мореходку. Удивлялась Маруся, равнинный житель, сроду моря не видал, а вот поди ж ты, только о нем и говорит, начитался книжек.
Настенка, веселая как птичка, радовалась семейным планам, все ей было по душе, по сердцу. Трофим Ильич, тот ещё фантазер, в Ромкин будущий сад улья уже расставлял, да новые покупал. А вот сам хозяин редко участвовал в вечерних посиделках. Приходил поздно, усталый, засыпал быстро, как каменный. Маруся не сердилась на него. Известно, бригадир, ответственность на нем большая, за всем доглядеть надо.
Глаза на происходящее открыл ей старший сын, Колька-молчун. Видела Маруся, что в последнее время у Степана с ним отношения не ладятся. Зыркает на отца исподлобья, на его просьбы откликается не сразу, будет чего-то себе под нос, сопротивляется. Думалось ей - взрослеет парень, 14-й уж год ему, характер показывает. Нет-нет да и сама прикрикнет на Кольку - зачем дурной пример младшим подаёшь, отца слушать надо. А однажды, зимой 40-го года, Колька и ее из себя вывел. Младшие затемно в школу убежали, Николай дома остался.
- Ты почему в школу не идёшь, заболел что ли? – заволновалась Мария.
Молчит, идол, только глазами сверкает, вылитый отец.
- Коля, что случилось? Не молчи, говори со мной. А то я сейчас сама до школы добегу, там и узнаю, что за фокусы ты выкидываешь, - допытывала Маруся.
Знал Колька - у матери слова с делом не расходятся.
- Не ходи, мама, нечего тебе там делать. И я больше в школу не пойду, к этой гадюке, - пробурчал еле слышно.
- Да к какой гадюке?! Что у вас там происходит?! Будешь ты говорить или нет? - Маруся остолбенела.
- Буду. Вся деревня знает, только ты, как святая. Учительница наша, Галина Семёновна, с отцом спуталась. Он у нее почти каждый вечер бывает. Тебе врёт, а ты веришь. Ребенок у нее скоро будет от нашего отца. Стыдно за него перед ребятами, на нее - смотреть не могу, противно. Не хочу больше в школу ходить к такой учительнице. И ты не заставляй, не послушаю.
Света белого не взвидела Маруся от таких слов. Пронзила ее боль такая, как будто нож в спину вогнали. Тяжело опустилась на стул, обхватила голову руками, заплакала навзрыд. Билась в голове одна-единственная мысль: "Вот, оно, свекровкино предсказание, сбылось... Как жить-то теперь, как детей растить!"
Колька испугался, сроду не видывал он материнских слез. Несмело подошёл к Марусе, обнял за плечи, прижался, крепко-крепко, как в детстве.
- Мама, мама, да брось ты так убиваться. Было бы из-за кого? Да разве так люди-то делают? Человек ли он после этого? И та гадюка ногтя твоего не стоит. Гони ты его в шею, и без такого отца проживем, чай, не старое время. Я помогать буду и дед у нас есть. Не плачь, на-ко вот, водички лучше попей да успокойся, - уговаривал он.
Ласковые слова сына, как бальзам для раненого сердца. Согреваясь в теплых объятьях, Маруся думала про Кольку: "Господи, какой же он ещё ребенок. Помогать будет... А учиться кто за него будет, школу заканчивать, в мореходку поступать? Нет, нельзя так раскисать, детям жизнь портить из-за какой-то дрянной училки. А тот кобель у меня ещё попляшет. Ишь, любовь вздумал крутить на глазах у всей деревни. Правду говорят - седина в голову, бес в ребро."