В свои 75 тетка Маруся выглядела на редкость хорошо. Сверстницы ее, пережившие войну и послевоенные голодные годы, давно состарились, сгорбившись, растеряли зубы. Она же, единственная из товарок, сохранила белозубую улыбку, русую косу до пояса, румянец на щеках.
"Тебя хоть под венец! Как живой водой умываешься! Будто не в нашей деревне пахала всю жизнь, а по курортам да санаториям тело нагуливала. Или слово какое знаешь, все цветешь, как молодуха?" - с нескрываемой завистью говорили соседки. "Какие там санатории, - беззлобно отшучивалась тетка Маруся, - ни разу там не бывала, да вы и сами знаете". И торопилась уйти от досужих разговоров, смолоду не любила пустопорожней болтовни. Лучше делом руки занять, носочки внучатам связать на зиму, на ужин вкусное сготовить.
Что правда, то правда - дома она как в санатории живет, считай, на всем готовом. От тяжелой-то работы ее давно отлучили. Алексей, младший сын, так и сказал, когда Марию Ивановну на пенсию провожали: "Хватит, мать. Поработала, теперь отдыхай. Переходишь на лёгкий труд. Картошку, сенокос, уход за скотиной - теперь все на себя берём. Отца не сберегли - ты живи за двоих, нам на радость".
Не сдержалась тогда Мария, заплакала прямо за праздничным столом. Ещё бы не заплакать, не каждому удается таких детей вырастить. Посмотришь вон на соседских оболтусов, да и плюнешь в сердцах. Отцы-матери покоя не знали, работали с утра до ночи, а деточки, как в проезжих молодцов удались. Уважает, уважает ее Алексей-то. Хорошего человека они со Степаном вырастили, вот бы порадовался сейчас на него отец. Ещё бы, 35 сыну было, считай, совсем молодой, а уж выбрали его председателем сельчане, честь оказали.
Во всем отца, Степана-то Трофимыча заменил, даже в этом, должность его занял, по батиным стопам пошел. Молча гордилась Мария Ивановна сыном, перед односельчанами свою радость не показывала. Знала - за глаза зовут ее "пожизненной председательшей". Пусть зовут, на чужой роток не накинешь платок. Хотя какая же она сейчас-то председательша? Это Катерину, Алексееву жену надо так называть.
Катя у них умница, высоко себя перед народом не ставит. Да и некогда ей глупостями заниматься - зоотехник, все колхозное стадо на ней. С утра до вечера то на ферме, то на скотном дворе, ребятишки мать-то только вечером и видят. Вот опять новое дело - тонкорунных овец выписали из соседней области, будет Катерине ещё одна забота. А как иначе, по-другому нельзя. Колхоз-миллионер, деньги водятся и в общей кассе и у людей, излишки надо к делу пристраивать.
Не всегда так было в Калиновке, ой, не всегда. Хорошо помнит тетка Маруся другие времена, ведь ещё при царе родилась. Как с матерью, с сестрёнкой младшей горе мыкали, дожидаясь отца с германского фронта. Вернулся Иван Михайлович, живой, да не шибко здоровый, газами травленный. Мать от радости не знала куда его усадить, чем накормить. Только недолго солдат дома пожил, опять воевать пошел, теперь уже за советскую власть. Потом бандитов по окрестным лесам вместе с товарищами отлавливал, чтоб не мешали новую жизнь строить.
Семнадцать лет Марии было, когда нагрянули в их дом сваты, 1922 год на дворе стоял. Запомнилось, как заметалась мать по комнате, торопясь вынуть из сундука свежую рубашку для отца. И дочери велела переодеться в праздничное. А Марусе и невдомёк, кто же это на нее позарился. Пока не увидела Степана, шагавшего позади сватов. Давно замечала на вечерках, какими горячими глазами провожал ее этот парень, только что отслуживший в Красной Армии. Все ждала, когда он к ней подойдёт, когда заговорит, приветит.
Не дождалась - стеснительный, робкий Степан никак не выражал своих чувств. А вот поди ж ты, сватов прислал. Выходит, таился, молча невесту выбирал. Притихла в соседней комнате Маруся, внимательно слушая через приоткрытую дверь как мать с отцом привечают непрошеных гостей. Они-то рады вроде, а ей что делать? Ведь скоро к ответу позовут. Отказаться, другого жениха ждать? А вдруг не будет другого-то? Степана обижать тоже неохота, всем хорош парень, из работящей семьи, в достатке живут. Да и нравился он ей, что уж тут кривить душой.
Думала и о родительской семье - у отца здоровья нет, иногда по полночи кашляет. А их - две девки. Ей-то, Марусе, полбеды, считай, взрослая уже. А Иринке только 12 исполнилось, вдруг, как отец не успеет вырастить девчонку. Нет, надо соглашаться, идти за Степана, все родителям полегче будет. Так решила про себя, будто гору с плеч скинула. Ну все, зовет из горницы отец, пора идти. Явилась перед сватами - зардевшаяся, в лучшем своем наряде, голубоглазая красавица с пшеничной косой до пояса.
"Ну что, Мария - сказал отец, - пойдешь за Степана? Мы с матерью не против. Но тебя не неволим, решай сама. Не царские времена, как скажешь, так и будет". "Пойду, тятенька - прошептала дочка, невольно отмечая, как засиял улыбкой жених, полились из материнских глаз слезы. Вот так и сосватали ее, а осенью созвали гостей на нешумную свадьбу.