Это последняя часть рассказа русского эмигранта Александра Есаулова о своей жизни. Начало его воспоминаний смотрите здесь и здесь.
— Когда франкисты победили республиканцев, я вернулся из Испании в Сан-Ремо. Нужно было устраиваться на работу, но в это время Италия приходила в себя после мирового финансового кризиса. Работы было очень мало.
Куда бы я ни обращался, мне говорили: «Слушайте, мы даже своим гражданам не можем предоставить работу по самым простым специальностям. А вы иностранец с дипломом коммерческого института хотите найти место в какой-нибудь конторе? Да у вас даже нансеновский паспорт просрочен, на что вы надеетесь?
Нансеновский паспорт – это был такой временный международный документ, признанный всеми странами. Его придумал генеральный комиссар Лиги Наций Фритьоф Нансен для русских эмигрантов, вынужденных скитаться по Европе.
Пришлось мне получить итальянское гражданство.
В это время Гитлер захватил часть Франции и взял Париж. Италия тогда ещё не воевала на его стороне, и мы вообще думали, что она перекинется на сторону Англии, как это было в Первую мировую войну.
Но после падения Парижа Муссолини решил, что Франции настал конец, а он остался в дураках и ничего не получил от победы немцев. Поэтому срочно подключился к делёжке «французского пирога» и решил тоже немножко повоевать. Но не получилось — французы итальянцам здорово наподдали!
В ответ дуче объявил всеобщую мобилизацию, тем более, что четверть мужского населения страны состояла из безработных. И я, как новоиспечённый итальянский гражданин, тоже попал под эту мобилизацию.
Нас выдвинули к египетской границе, готовился торжественный въезд Муссолини в Египет. Но тут подошел британский флот, обстрелял нас, и вся итальянская армия в Ливии попала в плен. Там убитых не было, нашу дивизию — около 4000 человек — взяли в плен всего двое: английский капитан и сержант!
Всех отправили в лагерь военнопленных, где среди англичан оказался человек в штатском. Это был русский, бывший казачий офицер. Он сказал: «Я вам помогу, как соотечественнику. Могу сделать так, что вас оставят в плену в Египте. Но, если хотите, можно переехать отсюда в другой лагерь — сейчас готовится большая группа военнопленных, которая отправится в Индию. Хотите?»
И нас на пароходе переправили в Индию. Солдат держали в трюме, а офицеры могли ходить по палубе. Сначала всех поместили в лагерь недалеко от Калькутты, потом через город Амритсар перевезли на север в горную местность возле города Кангравали. Там была такая лагерная зона для военнопленных — много лагерей, наверное, вся итальянская армия в этом месте содержалась. Несколько дивизий, пленённых в Ливии, потом туда же привезли ещё несколько дивизий, взятых англичанами в плен в Абиссинии…
— Ну расскажите, что это был за лагерь. Я ничего об итальянских пленных в Индии не слышал.
— Огороженное место, охрана. Чистый воздух, не жарко, это предгорья Гималаев . Я хорошо знал английский язык, поэтому сразу же был назначен переводчиком.
Англичане первым делом переписали всех военнопленных по именам. Через Красный крест сообщили родственникам, где они, что с ними. Кормили замечательно, думаю, что итальянцы в жизни так хорошо не ели. Они называли свой плен «паэзе делла куканья» — волшебная страна изобилия, по-русски — «молочные реки, кисельные берега»..
Утром давали овсянку, сваренную на молоке, с кусочком масла Два яйца, иногда вместо них омлет. Сахар, соль, хлеб ещё с одним кусочком масла, фрукты. На обед два блюда, на ужин то же самое, мясное или какое-нибудь мучное. Кормили, как говорится, на убой.
Но итальянцы были недовольны, потому что к овсянке они не привыкли, не любят её. Потребовали, чтобы для них готовили макароны, по-итальянски «пасту».
Но где в Индии взять эту пасту? Английский комендант лагеря раздобыл машинку для изготовления макарон, из числа военнопленных нашли поваров, кухней стали заведовать итальянские офицеры. Стали нас кормить на итальянский лад, а ненавистной овсянкой пленные стали топить печи.
— А в каких условиях вы там жили?
— Был большой плац, там стояли деревянные бараки. В каждом бараке по шесть комнат. В каждой комнате по шесть человек. Для каждого были сделаны перегородки, не очень высокие, как бы маленькая комнатка. Там стояла койка, небольшой секретер для личных вещей, полка для книг. Но это — для офицеров. Я был переводчиком, тоже как-бы на особом положении, поэтому жил в таких же условиях. Простые солдаты, конечно, жили не так роскошно.
Старшие офицеры-итальянцы здесь даже получали жалованье. Полковники много получали, покупали вещи и отправляли их в Италию. На чёрном рынке покупали валюту, хотя это и запрещалось.
Через несколько месяцев мне там надоело. В это время Гитлер напал на Советский Союз, и я стал просить коменданта лагеря, чтобы меня переправили в СССР. Хотел воевать с фашистами, считал, что мой долг защищать свою родину.
Антисоветское воспитание, которое я получил в семье, отступило на второй план. Всё смешалось у меня в голове: русские цари, Сталин, Деникин — всё это одно, всё это русское, всё это родное. Вчера еще ненавистный мне СССР — это и есть моя любимая Россия. Мне там быть надо, а не здесь, среди этих итальянцев.
Дважды я бежал из лагеря, но оба раза поймали. А летом 1944 года меня пригласил к себе на квартиру английский капитан-капеллан, католик с острова Мальта. Попросил давать ему уроки русского языка. Восхищался Сталиным и говорил: «После войны русский язык приобретёт огромную важность во всем мире»
Благодаря ему мне удалось выбраться из лагеря. Я устроился работать переводчиком в «Monitoring office» в городе Симла. Там был Генштаб британских войск в Индии и Бирме, и работала как-бы такая служба радиоразведки. Поэтому моё знание нескольких языков оказалось очень востребовано. Я слушал по радио новости и писал отчёты о том, что говорит пропаганда в этих странах.
И снова стал проситься в Советский Союз. Даже оформил через суд отказ от итальянского гражданства».
Тут война окончилась, и англичане отправили пленных итальянцев на родину. А я уже не был гражданином Италии, поэтому остался в Индии. Вызвал сюда из Сан-Ремо родителей. Мы вместе писали письма Сталину, с просьбой дать советское гражданство. Но ответов не было.
Я слушал Александра Владимировича, а в голове звучали строчки из стихотворения Роберта Рождественского «Кладбище под Парижем»:
"...Как они после — забытые, бывшие
Всё проклиная и нынче и впредь,
Рвались взглянуть на неё — победившую,
Пусть непонятную, пусть непростившую,
Землю родимую, и умереть…"
Продолжение воспоминаний Александра Есаулова:
— Когда в 1947 году Индия стала независимой, новые власти предоставили мне гражданство. Я нашёл работу преподавателя русского и французского языков в Делийском университете, женился, завёл ребёнка. Но всё равно писал письма в советское посольство, просился назад в СССР.
Когда Хрущев в 1955 году приехал с визитом в Индию, я ухитрился передать письмо непосредственно через его окружение. Не знаю, кто и на каком уровне его прочитал, однако через три года меня через посольство в Дели известили, что мы с матерью можем приехать в СССР. Правда, всего на несколько месяцев. И не в Ленинград или в Москву, а почему-то в далёкий совхоз в Оренбургской области. И больше никуда нас не пустили.
Ну, мы, конечно, поехали. Всё-таки это была Россия, а матери очень хотелось посмотреть перед смертью на родину, попрощаться с ней. Ей ведь было уже 80 лет. А отец тогда уже умер.
Совхоз этот — он назвался «Комсомольский» — только три года назад был организован на голом месте в необъятной дикой степи. Летом температура +30 градусов, зимой точно такая же, но с минусом. Но в совхозе уже были построены первые дома, школа, больница, детский сад. Начали строить Дом культуры.
Нас там встретили с удивлением, никак не могли понять, кто мы такие и зачем приехали. Но отнеслись по-доброму, поселили в общежитие, а потом дали домик в три комнаты.
Мать много расспрашивала этих трактористов и шофёров о том, где они жили до приезда сюда на целину, кто их родители. Говорила, что эти современные русские люди живут гораздо лучше, чем жили крестьяне до революции.
А когда заболела и пролежала недели две в больнице, рассказывала женщинам в палате о своей былой жизни, звала их идти с ней пешком в паломничество по святым местам. Те посмеивались насчёт паломничества, но, когда мать начинала описывать придворные балы, то в палату собиралась вся больница. Даже врачи бросали свои дела и приходили послушать.
Там было три врача и две медсестры, маленькая совсем была больница, совхозная. Особенно просили повторить рассказ про тот знаменитый бал в Зимнем Дворце, на который вся знать явилась в костюмах допетровского времени. Этим простым совхозным женщинам было очень интересно, кто из князей, графинь и баронов во что был одет.
Мы там прожили месяца три и вернулись в Индию. Мать вскоре после этого умерла, а я получил в университете должность заведующего кафедрой русского языка…
Казалось бы, что ещё нужно было этому немолодому уже человеку? Есть спокойная работа в престижном Делийском университете, есть прекрасный дом в столице Индии, уважение окружающих. Но то чувство, которое невозможно объяснить словами, хотя оно называется так просто: «тяга к родине», не давало спокойно жить. Александр Есаулов стал слушать передачи Московского радио, вступил с редакцией в переписку, рассказал о своей жизни и желании увидеть Москву и Ленинград.
Одна из сотрудниц отдела вещания на зарубежные страны предложила ему приехать в гости. Это была Регина Ахеева, выпускающая на языке "урду" в индийской редакции "Радио Москвы". И опять, в который уже раз, символика - где же еще жить сыну русской княжны, как не в доме у царицы? Ведь имя "Регина" в переводе с латыни означает "царственная".
Так в начале 90-х годов, уже после распада СССР, наш герой снова оказался в России. «В гостях», в крошечной двухкомнатной квартирке в московским спальном районе Ховрино он прожил почти десять лет. В 2002 году девяностолетний человек поехал к сыну в Париж (как говорил, ненадолго, внуков посмотреть), но там через месяц скончался.
Жизненный пунктир «отчизна-чужбина-отчизна-чужбина» прервался. И по иронии судьбы — не на родине, где он так хотел умереть…
Это — лишь малая часть рассказа Александра Владимировича Есаулова о своей жизни. Полную его версию вы можете послушать в Центральном государственном архиве Москвы, заказав в читальном зале магнитофонную запись № 2445.
