Муж упрекал Надю в том, что она слишком много времени посвящает дочери. Странное, казалось бы, мнение. Ведь обычно женщин хвалят за то, что они погружены в семью, что хорошие хозяйки. Но Алексей, супруг Надежды, считал, что его жена способна на большее. Поэтому и ругал ее, что та излишне вовлечена в проблемы взрослой дочери, слишком щепетильно ее опекает.
— Катюша уже взрослая, — увещевал Алексей. — Скоро сама замуж выйдет. А ты с ней — точно с младенцем. Где это видано? Оставь девочку в покое.
— Чем же мне заниматься? — спрашивала Надя. — Я всю жизнь вам посвятила: тебе и дочери. И, кажется, ты раньше никогда не жаловался.
— Я и теперь не жалуюсь, радость моя. Просто жалко мне тебя. Ведь у всякого человека должны быть увлечения, интересы. А ты даже с подругами не встречаешься.
— А с кем видеться-то? Мои подружки со студенчества разъехались, а новых заводить в нашем возрасте сложно. Да и не люблю я попусту разговоры разговаривать. Всегда найду чем заняться. Дома вон сколько работы. Когда у меня дела переделаны, на душе делается спокойно. Да и люблю я сама всю ту домашнюю работу, мне в радость. Другие женщины жалуются да вздыхают, а я их не понимаю. Как можно не любить заботиться о своих близких людях? Говорят так, будто готовить да стирать так уж невыносимо сложно. Тем более в наш век: положил в стиралку все, что надо, нажал кнопочку — красота. Нет, надо из всего делать проблему. И готовить я люблю. Дом в чистоте держать люблю. Мне нравится выбирать в магазине всякие салфеточки, скатерти, полотенца. Я прямо душой отдыхаю.
— Я это понимаю. Это замечательно, родная, что ты такая ответственная хозяйка. Ко всему подходишь с умом. Но ты попробуй, поищи что-то. Нельзя же запираться в четырех стенах.
— Если бы поехать куда-нибудь… Всей семьей. Мир посмотреть!
— Поедем. В отпуск. Но это будет летом.
Иногда Надя жалела о том, что ее Алеша не так много зарабатывает. Можно было бы поехать отдохнуть хотя бы в столицу. Но он был простым водителем в такси, а сама Надя никогда не работала. Вот и оправдывала свое бездействие отсутствием финансовых возможностей. В самом деле, куда поедешь-то без денег? Возможно, ей стоило бы самой проявить инициативу: найти на какую-то работу, глядишь, и увлекло бы ее что-то другое, помимо домашних забот.
Но Надю все устраивало. Не хотелось ничего менять. Во-первых, страшно. Во-вторых, рискованно. А если ничего не получится? Она не работала с тех пор, как пошла в декрет… Двадцать лет назад. Куда идти через столько лет? Наде казалось, что и не умеет она ничего большего, кроме как хлопотать по хозяйству да следить за домом. Знания с неоконченного экономического за это время, разумеется, выветрились.
Надо сказать, что дочка Катя — ближайший и самый дорогой для матери человечек на свете. Надя в девочке буквально души не чаяла. Она родила ее в девятнадцать лет, с тех пор нигде не училась и не работала. Нельзя сказать, что ребенок сильно ограничивал ее. Просто Надя и сама не стремилась к какому-то развитию, не хотела и не старалась достичь большего. И мужа, казалось, все эти годы все устраивало. В самом деле, чем плох ее выбор? Алексей придет с работы — все убрано, постирано, наготовлено. Благодать! Чудо, а не жена. И только совсем недавно он мягко стал поговаривать о каких-то упущенных возможностях, о том, что хочет видеть ее другой — изменившейся, более интересной, воодушевленной. Говорил, что спустя годы она и сама может пожалеть, что так и не решилась ничего изменить в жизни.
Однако Надя сама не собиралась ничего предпринимать. Когда у них заходили беседы о переменах, то она обычно прямо заявляла, что ее все устраивает. Причем делала это с улыбкой на губах. Прямо-таки закостенелый домосед.
— Я счастлива с тобой и нашей дочерью. Мне ничего большего не надо.
В конечном итоге муж соглашался, уступал, на время замолкал. А что еще оставалось делать? Не силой же тащить супругу в институт или на работу. Тем более, что переживал он за нее искренне: не ради дополнительных денег советовал заняться поиском вакансий, и не ради корочки пойти в институт.
— Мне просто хотелось бы, чтобы ты в чем-то нашла себя, — говорил он ей. — Пусть это будет небольшое увлечение, бог с ней, с работой. Просто для себя самой, разве это не важно?
— Я подумаю, дорогой. Только перестань, ради Бога, твердить об этом практически ежедневно.
* * *
Наступил день рождения дочери. Катюшке исполнилось целых двадцать лет. Пригласили друзей, однокурсников, родственников. Повеселились от души. Во время застолья Надя с гордостью поглядывала на дочь: вон какую красавицу вырастили! Весь вечер любовалась своей девочкой, гордилась ею мысленно перед всеми. А после того, как гости разошлись, дочка внезапно объявила родителям:
— Я замуж выхожу через полгода. Мы с Максом решили жить вместе.
Надя пришла в недоумение. Конечно, она ожидала от нее чего-то подобного, но не так скоро и не таким образом. Максима она знала давно — прекрасный мальчик, как ей казалось. Умный, воспитанный, целеустремленный. Учится с Катей на одном факультете. Оказывается, ее любимая девочка собирается ее покинуть в самое ближайшее время!
— Но ты ведь даже институт еще не закончила! Как же вы собираетесь жить?
— Успокойся, мама. Я учебу не бросаю. А жить мы только начинаем. Мы и со свадьбой не торопимся. Просто планируем месяцев через шесть, а там как получится.
— А жить вы где будете?
— Пока с родителями Макса. А там посмотрим. Они уже в курсе и согласны.
От этой новости у Нади опустились руки. Она не знала, что и подумать. Первые дни ходила вовсе растерянная. А потом стало так жаль себя, дочку, всех вокруг! Казалось, совершается самая глупая ошибка на свете!
Алексей тоже не пришел в восторг от перспективы в ближайшем будущем выдавать дочь замуж. Но противиться не стал. Считал, что в этом нет никакого смысла, все равно молодежь их не послушает. Так еще прятаться начнут, по углам встречаться. Пусть уж лучше будут на виду, чтобы вовремя можно было подсказать что-то, дать совет.
— Глядишь, и внуки у нас с тобой скоро пойдут, — шутил он.
— Типун тебе на язык, — злилась Надя. — Еще чего не хватало. Ребенку учиться надо. А ты ей тут раннее материнство пророчишь.
— Ничего я не пророчу. Они сами сделали выбор, и не так уж и рано, на самом деле.
Когда дочка переехала в новый дом, квартира опустела. Надя некоторое время не могла прийти в себя, постоянно слонялась из угла в угол. Ей казалось, что места в двухкомнатной хрущевке так много, что его невозможно ничем заполнить. Конечно, Алеша был рядом, но Надю все чаще охватывала тоска. Ей не хватало бесед с дочерью, возможности заботиться о ней. Надя в буквальном смысле чувствовала себя покинутой. Первое время порывалась часто звонить Катюшке — узнать, как дела, не нужно ли чего. Но вскоре почувствовала свою навязчивость — дочка отвечала неохотно, сама не звонила.
— Ты просто душишь ее своим вниманием, — говорил Алексей. — Ей сейчас гораздо интереснее быть с Максимом, чем с нами. И это, прости, жизнь. Было бы гораздо хуже, если бы девочка всю жизнь держалась за нас.
— Почему ты всегда стремишься сделать мне больно?
— И вовсе я к этому не стремлюсь.
Наде казалось, что она не может видеть уже и собственного мужа. Все он какие-то гадости ей говорит, вместо того, чтобы утешить и поддержать! Разве мужчина может понять, что чувствует материнское сердце, как оно плачет и болит? Конечно, нет!
Муж хотел подарить ей питомца, но Надя отказалась и от щенка, и от котенка.
— Не надо нам животных в квартире, — отрезала она. — Сколько шерсти от них, грязи, да и вообще всяческих проблем. Я в этом отношении брезгливая. Не вздумай никого приносить домой.
— Ну хорошо, не хочешь — я не настаиваю. Но ты совсем поникла. Ходишь, как в воду опущенная. Может быть, на турбазу съездим? Или к моей маме в деревню?
Сказано — сделано. Отправились в поездку. Первое время впечатления немного сгладили родительские переживания, но потом Надя загрустила пуще прежнего. Ей казалось, что дочь совершила ошибку, что не надо было ее отпускать в самостоятельную жизнь так рано.
— А вдруг не ее это человек, вдруг она ошиблась с выбором? — спрашивала она мужа. — И подсказать некому, и нас нет рядом.
— В любом случае, это ее жизнь. Ты пойми, что нельзя везде и всюду всё предусмотреть, заранее подстелить соломку.
— Меня удивляет, насколько спокойно ты об этом говоришь! Как посторонний, чужой человек. Словно не ты нянчил нашу девочку, не ты был ей заботливым отцом.
— Я и остаюсь ее отцом. Мне кажется, тебе нужен психолог, — в конечном итоге заключил супруг. — Иначе ты себя доведешь, честное слово.
Надя к психологу не пошла, но зато заинтересовалась темой детско-родительских отношений. Стала читать много статей и книг, посвященных проблемам отцов и детей. Ее по-прежнему удручала невозможность контролировать своего ребенка. Какой-то неведомый страх поднимался из глубин подсознания. Но теперь она хотела в нем разобраться, отыскать выход.
Случайно Надя узнала о том, что в их городе можно выучиться на психолога. Хотя работать по специальности изначально не планировала, все же решила пойти, попробовать силы. Из любопытства, из желания просто заполнить образовавшуюся пустоту. Муж идею одобрил, даже пообещал оплачивать учебу.
Неожиданно для себя Надя поступила. Начались занятия. Она с интересом слушала лекции, подмечая для себя кучу важных вещей. Дома делилась впечатлениями с мужем, а тот искренне радовался за нее. Подготовка к зачетам и экзаменам искренне увлекала, и вот уже ей захотелось не просто найти нечто интересное, а хорошо сдать сессию. Надя проявила удивительную усидчивость: старательно штудировала учебники, изучала материалы значительно сверх программы. Вначале ее пугала перспектива оказаться возрастной студенткой, но после успешного окончания первого семестра этот страх ушел сам собой. Тем более, что в группе многим было за сорок. В какой-то момент Надя поймала себя на мысли, что уже некоторое время не звонила дочери. Времени теперь хватало не на все. И потребность все держать под контролем понемногу отступала.
Вскоре Катя позвонила сама:
— Мама, мы так давно не виделись! Я по тебе невероятно соскучилась! Как ты? Может быть, встретимся?
— Давай встретимся! Мне тоже есть, что тебе рассказать.
Встреча с дочерью принесла подлинную радость и интерес друг к дружке. Неожиданно для себя Надя поняла, что их отношения с Катюшей стали другими — более зрелыми, наполненными, без прежнего стремления все контролировать. И это открытие потрясло ее. Пришло осознание прежних ошибок. Вдруг открылось — ярко, почти болезненно ярко — что у нее, у самой Нади, имеется собственная жизнь. Единственная и неповторимая, отдельная от дочери. И этой жизнью она вольна распоряжаться и наполнить её по собственному усмотрению. Так почему она так упрямо старалась этого не замечать?
С мужем отношения сделались еще теплее. Им всегда было, о чем поговорить, в каждом взгляде и жесте проглядывало взаимопонимание. Однако теперь он видел в ней еще и интересного человека, который каждый день старается узнать что-то новое. И эти изменения не могли не радовать его.
Сама Надежда уже не боялась перемен. Она твердо решила задуматься о том, чем будет заниматься после окончания института. Ей хотелось открыть в своей жизни новый виток, найти интересную работу, где можно применить полученные знания. И будущее — несмотря на опустевший без дочери дом — теперь казалось ярким и светлым.
---
Автор: Татьяна П.
---
Бойтесь данайцев
Третий день Дарья находилась в дурном настроении. Сосало под ложечкой. Тяжелое, томительное чувство не давало покоя, выбивало из колеи, мешало дышать, работать, просто жить. Если бы давление беспокоило или какой-нибудь ревматизм – ерунда, это можно перетерпеть, плохо, больно, но можно.
Но беспокойство было вовсе не хворью, а предчувствием чего-то дурного. Бывает так – одному человеку все нипочем, ничего не беспокоит и не мучает. Несчастье падает на него сверху неожиданно, как кирпич на голову. Человеку плохо и страшно. Но все плохое уже случилось и надо жить дальше, хорошо или не очень, но жить.
А бывает, что перед горем или просто неприятностями сердце одолевает муки и томления. Человек ждет, гадает – с какой стороны обрушится гадость? Где соломки подстелить? Что его ждет? С сыном стрясется что-то? С самим человеком? С родителями? С супругом? На работе? А, может, с любимой собакой? Господи, да намекнул бы хоть как-нибудь! Когда? Где?
А внутри сосет и сосет, ноет и ноет. Может, день проноет, а может, две недели. Тошнехонько! Под конец, мученик, измаявшись в конец, готов и на стенку лезть, лишь бы не ждать. Лишь бы не гадать. Случилось бы уже, Господи. Ну сколько можно? Провались пропадом эта интуиция, толку от нее – все равно не угадать!
Предчувствия Дарью никогда не обманывали. Все сбывалось. И перед увольнением она так страдала. И перед болезнью матери. И перед смертью отца. И перед тем, как муж завел интрижку, обернувшуюся его громким разводом, с разделом имущества и женитьбой на Дарьиной подруге. И перед тем, как любимый пес под машину попал. И чем тяжелее горе, тем тяжелее его ожидание.
Потому и сейчас Дарье ничего не оставалось, как укутаться в глухое одеяло и замереть в томительном ожидании. Но ведь не будешь медведем в берлоге лежать? Надо как-то подниматься, умываться, работать, оплачивать квартиру и кредиты, ходить в магазин, поливать цветы, действовать. Жить.
Дарья вылезала из постельной норы, тащила себя за шиворот на улицу. Пялилась в монитор компьютера на работе. После шести ползла через снежные завалы к дому, мыла посуду и так же, как и в офисе, пялилась на стиральную машинку, крутившую белье. Вроде, отвлечется, и тоска откинется от души, забудется. Но наступит ночь, как она с новой силой привалится к груди, присосется и начинает по новой откачивать кровь из артерий, забирать оставшиеся силы и радости.
Через десять дней в груди, будто тумблер отключился: снова можно было дышать и ничего не боятся. Или враги угомонились, или неприятности обошли несчастную Дарьину голову стороной. Она начала спокойно спать и даже шутить с коллегами.
Она всегда любила посмеяться. Чувство юмора, казалось, родилось вместе с маленькой Дашей. Где она – там смех. Такие, как Дарья – незаменимы в местах, где тяжело. На войне или в хосписе, в тюрьме или еще в каком аду. Слава Богу, пронесло. Дарья не была нигде: ни на войне, ни в больнице, ни в тюрьме. От сумы и от тюрьмы не зарекайся, но Даше везло. Во всем, если сравнивать с другими людьми.