— Ты что, опять картошку копаешь? — голос Тамары Петровны раздавался через забор, как сигнал тревоги. — Да уже ж осень, оставь ты её в покое!
Соседка Галина Михайловна только вздохнула и выпрямилась, стянув с головы платок. Плотный сентябрьский воздух, пропитанный запахом увядающей листвы и сырости, кружил голову, но она не могла просто так оставить дело. Урожай должен быть собран. Оставить на грядках — значит потерять. А потерять — грех, ведь всё лето трудилась.
— Да я так, чуть-чуть, последние ряды... — отозвалась Галина и снова наклонилась к земле. Картофель лежал в корнях словно спрятавшиеся сокровища.
— Ну-ну, — Тамара Петровна не унималась, — мне бы твои силы, Галка! Я уже неделю как отдыхаю — сынок с невесткой вчера всё вывезли. А ты... на кого так пашешь?
— Да на детей же, на внуков! — буркнула Галина. — Кто, если не я?
Тут к ним подошёл ещё один голос, Анна Николаевна, женщина тихая, но с обострённым слухом. Она, как всегда, будто случайно оказалась рядом.
— А я слышала, у тебя внук в институт поступил, Галя? — тон её голоса был мягкий, но с явной долей любопытства.
— Поступил, да, — ответила Галина с гордостью, выпрямляясь снова. — Умный парень растёт.
Анна Николаевна кивнула с пониманием, но глаза её хитро прищурились.
— Значит, ему твои картошки не нужны будут, там у них теперь всё своё, городское.
Галина помолчала. Что бы там кто ни говорил, но она твёрдо верила, что земля даёт не только еду, но и силу — ту самую, которая передаётся от корней предков к будущим поколениям.
Когда за день почти всё было выкопано, Галина села на крыльцо, прислонившись к старому облупившемуся столбу. Ветер играл с осенними листьями, кружа их в вихре, как воспоминания о прошлом. Она вспоминала, как ещё девчонкой бегала по этим же грядкам за бабушкой, как та учила её сажать, ухаживать, беречь землю. «Кто землю уважает, тот и сам жить научится», — часто говорила бабушка.
— Ой, Галка, — снова раздался знакомый голос, — да ты посиди, отдохни, чаем тебя угощу!
Галина взглянула на Тамару, уже нарезающую огурцы на засолку. Чай? Сейчас? Это было бы неплохо. В голове крутились мысли — о сыне, о невестке, о внучке, которая приезжала на каникулы и лениво перебирала картошку, зевая от скуки.
Вскоре к ним присоединилась и Анна Николаевна с банкой варенья. Они сели за столик под яблоней, от которой исходил сладкий, чуть кислый аромат.
— Я тут думаю, Галь, а зачем тебе всё это? — вдруг спросила Тамара. — Урожай, консервация... Внуки-то не ценят. Всё в магазинах можно купить.
Галина задумалась. Не ценят? А если бы не она, кто бы внуков накормил тем самым вареньем, что бабушка варила по своему рецепту? Кто бы воспитал в них уважение к труду, к земле? Разве возможно заменить вкус домашнего, с любовью выращенного и заботой собранного?
— Нет, девчонки, — наконец сказала она твёрдо. — Я для них это делаю. Пусть сейчас не понимают, но поймут потом. Когда в свои дома въедут, когда свои семьи заведут — тогда вспомнят бабушкины грядки.
Анна Николаевна кивнула.
— Верно. Мы тоже так думали, что дети ничего не понимают. А потом, смотришь, с внучкой уже огурцы солят, по нашему рецепту.
— Правильно ты говоришь, Галь, — подтвердила Тамара Петровна, — мы-то живём не только для себя. Наши-то корни здесь, и пока мы их держим — дерево стоит.
Под вечер, когда солнце начало прятаться за горизонтом, освещая последние облака розовым светом, женщины разошлись по домам. Галина осталась на крыльце, наблюдая, как тени ночи медленно окутывают её дачу.
Внуки... Вдруг перед глазами всплыла маленькая Верочка, внучка Анны, которая в прошлый раз смеялась, держа в руках помидор с огорода. У детей есть что-то от земли, даже если они этого не понимают. Этот внутренний стержень, связь с прошлым, которой они питаются, хоть и не осознают до конца.
Галина вздохнула. Она знала, что жизнь меняется, но сердце говорило: пока она здесь, на этой земле, рядом с грядками, которые видели её с детства — всё будет хорошо.
Утром снова раздался голос Тамары:
— Галка, ты что, опять в огороде?!
— Ну, а где же ещё? — усмехнулась Галина, взяла лопату и шагнула в прохладное утро.