Подслушано у дачников

Дача — это не только грядки, шашлыки и свежий воздух. Это ещё и место, где семейные разборки разгораются быстрее, чем угли в мангале. Подслушали у дачников историю, от которой дым до сих пор в глазах стоит. Молодой парень, его упрямый отец и мангал под крышей — вот вам рецепт настоящего дачного скандала. Слушайте, как это было, и мотайте на ус — вдруг пригодится. Представьте: жаркий июльский день, дачный посёлок, старенький домик с облупленной краской. Санёк, 25 лет, строитель с мозолистыми руками, приехал на свою дачу копаться в огороде...

— Ты зачем мангал под крышей зажёг, а?! — я влетел на дачный участок, швырнув лопату на траву, когда увидел, как дым валит из-под навеса. Отец стоял у мангала, держал шампур, а я уже орал, как сирена. — Да ты чего орёшь, Санька?! — он обернулся, шампур упал в угли, глаза сверкнули. — Это я мясо жарил, а ты мне тут сцену устраиваешь! — Мясо?! — я шагнул к нему, сжимая кулаки, чувствуя, как внутри всё рвётся. — Ты дом чуть не спалил, крыша дымит, а ты мне — "мясо"! Это что, нормально?! — Спалил?! — он ткнул пальцем в мангал, угли треснули...

— Ты что делаешь, мам?! — я влетела в ванную, швырнув полотенце на пол, когда увидела мать на унитазе, вытирающуюся моими трусами. Дверь хлопнула о стену, а я уже орала, задыхаясь от шока и отвращения. — Да ты чего орёшь, Наташка?! — она вскочила, трусы шлёпнулись в унитаз, голос сорвался от злости. — Это что, теперь мне подтираться нельзя? Ты мне тут сцены строишь, как дура! — Подтираться?! — я шагнула к ней, сжимая кулаки, чувствуя, как внутри всё рвётся. — Это мои трусы, из корзины! Ты их выудила...

— Ты зачем собаку со стола кормила, а?! — я влетел в кухню, швырнув тряпку на стол, едва увидев тёщу с тарелкой в руках. Ноутбук стоял в комнате, открытый, заляпанный поносом, а я уже орал, как сирена. — Да ты чего орёшь, Серёга?! — тёща вскочила, тарелка звякнула о столешницу, глаза округлились. — Я Барону кусочек дала, и что с того? Ты мне теперь горло рвёшь?! — Кусочек?! — я шагнул к ней, сжимая кулаки, чувствуя, как внутри всё рвётся. — Он мне ноут обосрал, дорогой, новый! Я тысячу раз просил...

— Ты опять её за лапу держала?! — брат влетел в кухню, швырнув рюкзак на стул, едва увидев меня с альбомом старых фото. Я сидела за столом, листала снимки, а он уже кипел, как чайник на плите. — Да что ты орёшь, Мишка?! — я вскочила, ткнув пальцем в фото, где я, трёхлетняя, стою с нашей собакой Ладой. — Это было сто лет назад, какая тебе разница?! — Разница?! — он шагнул ко мне, глаза сверкнули, как фары в ночи. — Ты маму заставляла Ладу мучать, а теперь мне тут ржёшь над этим! Это не смешно, Оля! — Мучать?! — я сорвалась, швырнув альбом на стол, страницы смялись...

— Ты опять это смотрел?! — мать влетела в мою комнату, хлопнув дверью так, что протеиновый шейкер подпрыгнул на столе. Я сидел за ноутом, в наушниках, и едва успел закрыть вкладку — сердце заколотилось, как после спринта. — Да ты о чём вообще, мам?! — я сорвался с кресла, голос дрогнул, лицо вспыхнуло. — Что ты мне тут устраиваешь?! — О чём?! — она шагнула ко мне, ткнув пальцем в экран, где ещё мигала реклама спортпита. — Я историю браузера видела, Дима! Порно, каждый день! Тебе двадцать шесть, а ты как пацан малолетний! — Порно?! — я сжал кулаки, чувствуя, как внутри всё рвётся...

— Ты что, её бросил тренировать?! — сестра влетела в мою комнату, хлопнув дверью так, что гантели на полке звякнули. Я сидел за столом, листал расписание зала, пытаясь не думать о ней — той самой посетительнице, от которой сердце колотилось два года. — Да, бросил! — я швырнул ручку на стол, голос сорвался на крик. — И что с того, Аня? Я больше не могу с ней работать! — Не можешь?! — она шагнула ко мне, глаза сверкнули, как фары в ночи. — Ты же влюбился в неё по уши, а теперь мне тут мозги пудришь!...

— Ты опять в клуб без меня попёрся?! — я влетела в кухню, швырнув сумку на стул, едва дверь хлопнула за Игорем. Он стоял у раковины, в мятой рубашке, пахнущей сигаретами и чем-то сладким, как клубный коктейль, и спокойно наливал воду в стакан — будто не пропадал на сутки. — Ну да, и что? — Игорь повернулся, глаза его были мутными, но спокойными, как озеро в штиль. — С пацанами посидели, расслабился. Чего ты орёшь, Настя? — Чего ору?! — я шагнула к нему, сжимая кулаки, чувствуя, как внутри всё рвётся...

— Ты зачем его опять в песочницу пустил?! — сестра ворвалась на кухню, хлопнув дверью так, что чашки на полке звякнули. Её сын, мой племянник Мишка, пяти лет, сидел в углу, весь в песке, с царапиной на колене, и грыз яблоко. Я стоял у плиты, помешивая суп, и только пожал плечами. — Ну и что? — я повернулся, ложка замерла в руке. — Поиграл, подышал воздухом, как нормальный пацан! Чего ты орёшь, Юль? — Нормальный пацан?! — она шагнула ко мне, глаза сверкнули, как фары в ночи. — У него колено в крови,...

— Ты серьёзно, Лёха?! — я влетела в комнату, швырнув сумку на пол, и замерла. Муж сидел за столом, на голове — шахтёрский фонарь, луч света дёргался над миской борща, как прожектор. Он хлебал ложкой, довольный, будто король на троне, а вокруг — тьма, только этот дурацкий свет плясал по стенам коммуналки. — Чё орёшь, Свет? — Лёха поднял глаза, фонарь качнулся, ослепив меня на секунду. — Всё под контролем, сижу, ем! — Под контролем?! — я шагнула к нему, руки сами сжались в кулаки. — Я тебя просила...

— Вы серьёзно ребёнка сюда притащили? — я скрестила руки, глядя на женщину с мальчишкой, который сопел у неё на руках. Кабинет пах антисептиком, на столе лежал мой стетоскоп, а в голове всё ещё звенело от вчерашнего. — Зачем эту личинку лечить? Новую родите, если что. Она замерла, рот приоткрылся, глаза округлились, как у рыбы на прилавке. Её пацан, лет пяти, шмыгнул носом, а я стояла, чувствуя, как внутри всё дрожит от злости и какого-то дикого удовлетворения. — Чтооо?! — наконец выдохнула она, голос задрожал, как струна...

— Ты опять ему денег дал?! — голос матери ударил, как хлыст, едва я переступил порог квартиры. Она стояла в дверях кухни, скрестив руки, глаза — два раскалённых уголька. В руках — скомканное полотенце, которым она только что вытирала посуду. — Ну дал, и что? — я швырнул рюкзак на пол, чувствуя, как внутри всё кипит. День в универе был дерьмовый — препод завалил на семинаре, дождь промочил ботинки, а тут ещё это. — Это мои деньги, мам! — Твои?! — она шагнула ко мне, голос задрожал от злости. — Это...