Продолжаем наш углублённый анализ «Клюквенного шербета» – ибо в нём, как в зеркале, отражаются не только турецкие жизненные реалии, но и вполне себе общечеловеческие. Повторюсь – если бы отечественный кинематограф «сваял» нечто хотя бы похожее, с удовольствием писала бы об этом. Но увы, увы...
События в сериале понемногу начинают разгоняться. Уже и господин Абдулла отвоевал свою малышку у семейства Арслан. И лучшую няню ей нанял (которая, между тем, ничтоже сумняшеся, добавляет младенцу в молочко снотворное – чтобы не мешал смотреть любимый сериал, ахах, уж не «Шербет» ли). А что же, позвольте спросить, тогда «худшая няня»? Впрочем, и это мы знаем. – Однажды, когда Турцию в очередной не приняли в Евросоюз, по мировым телеканалам разлетелось видео с камеры в тамошнем доме малютки. На котором злая нянька увлечённо побивала непослушного малыша, приговаривая «больно? хорошо!» ...
Однако вернёмся к нашим.
Доа, милая, доверчивая Доа, прямо под собственным носом не замечает грязную интрижку нового мужа. Этот Гирай настоящий герой... Смело курсирует из жениной спальни в мачехину, благо обе рядом. Тьфу.
Фатих, изрядно раскабаневший за сериальные каникулы и приобретший вид ещё более устрашающий, пользуется повышенной популярностью у женского пола. Не только у жены-липучки («уйди, постылая!»), но и у мачехи, как он выражается, этого типА. «Она со мной флиртовала!», – выкатывает щекастый свои, по-прежнему выразительные, очи. Она, Фатишечка, ещё вам всем покажет.
Гёркем, между тем, понемногу сбрасывает свою елейную маску. Не пошло ей на пользу падение с балкона, не пошло. И госпоже Кывылджим новых гадостей сумела наговорить, и над Пинко с Нилайкой в очередной раз надсмеяться («дуры вы!»). И мужу, нос воротящему, всякого наобещать («Королём тебя сделаю! Во главе фирмы поставлю!») за его любви толику малую.
Кайхан-бей, это бесполезный, как выражаются в турдизи, успешно прилабонился теперь и к новому зятю. Ещё и посетовал, что пока присасывался к двум предыдущим, сильно обогатил свой интеллектуальный багаж религиозными понятиями, которые – какая жалость – теперь ему не пригодятся. Вай вай вай – наверное, Кывылджим, пока «стояла вахту» с этим типОм, отработала свою карму. И «получает» от судьбы уже только за текущие персональные ошибки.
Тут мы вплотную и приблизились к теме, обозначенной в заголовке статьи.
Интересно выразился её новый, назовём его – рыцарь, в доверительном разговоре за чашечкой кофе: «Доказательство любви – это смерть». Ну, сделаем, конечно, скидку на шероховатости синхронного перевода, но смысл фразы как-то сразу подсознательно понятен. – Когда ты уйдешь, продолжат ли тебя любить?
Впрочем «пусть мёртвые хоронят своих мертвецов» (с), а мы обратимся к миру живых. У них-то какие доказательства?
Вот в семье Унал, например, доказательство отцовской любви - это доля папиных акций. Вдруг выяснилось, что Нурсеме и Фатиху он отписал по 10%, а бедному Мустафе – только пять. «Ты меня не любишь! И никогда не любил!», – бычится и надувает губки сорокалетний дядя. Абдулла-бей тоже хорош – бизнес бизнесом, но сына-то, и так природой обиженного, зачем ещё унижать? Неужели эти пять процентов так уж жизненно важны?
Впрочем – да, важны. Когда твой обиженный сын отдаёт их твоему же противнику.
Омер, ты победил. Получай семейную фирму в управление!
А матушка Пембе, мечтавшая оставить мужа-изменщика «без ничего», пожалуй, и сама, что называется – обрыбится. Теперь судьба, а главное – состояние этой половины семейства полностью в руках дяди Омера. Которого они совсем недавно «всяко страмили» и избивали.
Вот и не верь после этого, что земля круглая)
А что касается Уналов, как таковых – так, когда нет любви, нет и её доказательств.
Оригинал статьи опубликован на Проза.ру.
Продолжение здесь.
