За несколько мгновений до удара о землю Виринея ощутила чувство полной свободы. Она не испытала страха даже тогда, когда тело отделилось от подоконника и устремилось вниз. «Вот так легко можно было давно разрешить все проблемы разом», – промелькнула в голове последняя мысль, прежде чем ее грациозное тело, словно после неудачно выполненного антраша́, опустилось на землю. В стекленеющих глазах отразилось бездонное весеннее небо с легкими, как перышко ангела, облачками.
Смертельный полет Виринеи видели три пожилые женщины, возвращавшиеся с корзинками в руках из храма после Пасхальной всенощной. Солнце едва поднялось и лило мягкий свет на умытые дождем улицы, первую зелень и словно ставшие ярче после зимы фасады домов. Они поспешили к телу молодой женщины, распластанному на земле в позе летящей бабочки.
– Счастливая! – с неуместным в данной ситуации восторгом сказала Ольга Федоровна, жившая этажом ниже погибшей. – В такой праздник преставилась, сразу в рай попадет.
Спутницы осуждающе глянули на нее, а Елена Ивановна одернула подругу:
– Думай, что говоришь: Нейке всего-то лет тридцать пять, поди, какое уж тут счастье.
Двор был по-прежнему пуст: воскресенье, все хотят выспаться перед новой трудовой неделей. Некоторое время женщины решали, куда нужно звонить прежде всего, в милицию или в скорую, или бежать в квартиру Тенишевых, чтобы сообщить о несчастье Александре Степановне, матери девушки. Но через несколько минут проблема разрешилась сама собой: из подъезда показалась тщательно одетая женщина с подведенными губами. Она подбежала к лежащему на газоне телу, прижала руки ко рту и громко прошептала:
– Опозорила! Сколько я покрывала ее грехи, а она вот что удумала. Опозорила!
Затем, по-видимому, материнская любовь взяла верх над всеми остальными чувствами, и Александра Степановна метнулась к телу Неи, схватила в ладони ее руку и запричитала:
– Девочка моя, да что же ты наделала, как же я без тебя жить буду?
Но уже в следующую минуту она промокнула две скупые слезинки напомаженным носовым платком, безрезультатно порылась в карманах и, не найдя там телефон, голосом, больше похожим на приказ, чем на просьбу, обратилась к женщинам:
– Позвоните в службу спасения, наверное, это они должны заниматься подобными случаями.
Минут через пятнадцать двор наполнился людьми в погонах, которые оградили место происшествия и внимательно осматривали газон. Молодой мужчина опрашивал свидетелей, которые в подробностях рассказывали о происшествии. Появились и любопытные из числа жильцов дома, которых разбудили резкие звуки сирены служебных автомобилей. Они тихонько обсуждали случившееся.
– Да не могла она сама вниз броситься, с чего бы, ни забот, ни хлопот, только и знала, что наряды и кавалеров меняла. А тут вертишься как белка в колесе без продыху, – сказала Алена, молодая многодетная мать, муж которой в последние годы предпочитал «задерживаться на работе».
– Да кто ее знает, эту интеллигенцию, все не как у людей. Ты отца ее помнишь? Никогда по-людски с мужиками в гараже не посидел, да и руки никогда никому не подавал. Скажет «здрасти» – и идет мимо, словно ты пустое место, – завел свою песню старожил дома Игнатьевич, который постоянно находился в поиске, где бы, что бы и с кем бы выпить.
– Гордыня, гордыня ее сгубила. Все ждала принца на белом коне, а вышла бы, как все, замуж, родила детей и жила бы спокойно, – поддержала беседу бывшая одноклассница Виринеи Наташа.
– Не знаешь, так и не говори ничего, – шикнула на нее Ольга Федоровна, а потом что-то зашептала ей на ухо.
– А я и забыла уже. Помню, ходили тогда слухи, да поверить было трудно, что такое с дочкой Александры Степановны может случиться.
***
Семья главного инженера единственного в Тишевске градообразующего предприятия въехала в новый дом в год рождения Виренеи. Александра Степановна, а в те годы просто Сашенька, была младше супруга почти на двадцать лет, и мужчина к обеим «своим девочкам» относился с большой заботой и любовью. Властная от природы Александра быстро поняла, что из мужа можно веревки вить, и с первых лет супружеской жизни взяла бразды семейного правления в свои руки. Но руководила она им мягко, исподволь подводя его к нужному ей решению. Собирался он на праздники навестить стареющую мать, которая жила почти за пятьсот километров, Александра с готовностью соглашалась:
– Конечно, мать есть мать, забывать о ней нельзя. Вот только в садике медсестра сказала, что Нея в последнее время стала какая-то бледненькая и вялая, ее бы к морю свозить, но подождем лета, может, тогда удастся выбраться в Евпаторию или Ялту.
После этих слов Дмитрий Сергеевич внимательнее стал приглядываться к дочери и неожиданно замечать, что щечки у нее недостаточно розовые, бегает она не так охотно, как раньше, немного капризничает, когда ее будят. И через несколько дней безапелляционно говорил жене:
– На майские мы летим в Крым!
– А как же Анастасия Михайловна? Мы же собирались к ней, – напоминала Александра Степановна.
– А мама подождет, я уже переговорил с ней. Ты же сама понимаешь, что сейчас здоровье дочери важнее.
Александра Степановна была женщиной активной и оставаться домохозяйкой не собиралась. Имея диплом филолога, она устроилась в ближайшую школу – Виринее скоро в первый класс, будет под присмотром. Но очень скоро из простого педагога она, благодаря положению мужа, сначала стала завучем, а потом и директором, и рядовое учебное заведение превратила в элитную гимназию.
Виринея росла в любви, заботе и достатке и искренне считала, что так живут все дети. Прозрение пришло благодаря матери. Однажды девочка спросила у нее разрешения после школы пригласить к себе одноклассницу Наташу Полякову, жившую с ними в одном доме. Мать нехотя согласилась. К тому времени в будние дни к Тенишевым приходила Елизавета Александровна, готовила обед, убирала в комнатах, встречала из школы Нею, – в общем, совмещала обязанности домработницы и няни, так что она и забрала обеих девочек.
Наташа ахнула, когда оказалась в комнате подруги.
– И ты живешь здесь одна? – спросила она, с восхищением разглядывая белую кроватку под балдахином, кукольный домик и несметное количество игрушек. Они с младшим братом и родителями ютились в малогабаритной однушке.
– Одна, – грустно сказала Нея, – у меня нет ни братика, ни сестрички.
– Какая ты счастливая! – выпалила Наташа, которой дома надоел малыш, не дававший ей никогда покоя.
– И вы каждый день едите такое? – во время обеда вновь удивилась гостья.
– Какое такое? – переспросила Виринея. – Ты тоже не любишь куриную шкурку? Тогда оставь ее на тарелке.
«Как можно не любить куриную шкурку? – подумала Наташа. – Вообще, как можно не любить мясо?»
– Счастливая ты, Нея! – второй раз за день сказала ей одноклассница, уплетая за обе щеки десерт.
Девочки долго играли в детской. Елизавета Александровна несколько раз спрашивала у гостьи, не волнуются ли ее родители, где она пропадает, но Наташа беззаботно отвечала:
– Их еще дома нет.
Время шло, уже пришла с работы Александра Степановна, а Наташа все не хотела уходить от подруги. Заглянув очередной раз в комнату дочери, мать спросила:
– Нея, а ты уроки уже сделала?
Девочка растерялась, она настолько была поглощена игрой, что забыла о заданиях.
– Еще нет, – растерянно ответила она.
– Тогда провожай Наташу и быстро за работу.
Гостья неохотно стала собираться.
– А можно я возьму твою куклу поиграть? – спросила она.
Виринея заколебалась, она не знала, как отреагирует мать, но потом решилась:
– Конечно, только обращайся с ней аккуратно, мама не любит, когда у меня игрушки не в порядке, а завтра принесешь ее в школу.
На следующий день Нея ахнула, когда увидела, во что превратилась ее любимая кукла: лысая голова была оторвана, платье грязное, на лице красовались полосы от фломастеров.
– Это не я, честное слово, это все Гришка, пока я на кухне уроки делала, – со слезами на глазах говорила Наташа. – Ты меня теперь к себе не пригласишь?
Этот разговор застала Александра Степановна, вошедшая в класс предупредить Нею, чтобы после уроков дочка подождала ее, потому что Елизавета Александровна приболела и не сможет ее забрать.
– А мы сами можем пойти к вам домой, – сказала Наташа, я давно хожу из школы одна, у меня и ключи есть.
Девочка достала из-под бывшей когда-то белой блузки замызганный шнурок и продемонстрировала ключ.
– Нет, Наташа, сегодня Нея не сможет с тобой поиграть, у нее танцы, а потом уроки.
– А завтра? – не сдавалась девочка.
– А завтра бассейн.
Разговор прервал прозвеневший звонок.
Вечером Нея выслушала долгую лекцию матери о том, почему общение с Наташей нужно ограничить только до контактов в школе.
– Ты хочешь, чтобы люди о тебе подумали, что ты тоже грязнуля? Посмотри, во что она превратила твою любимую куклу. А завтра она попросит у тебя другую игрушку.
– Это не она, это ее братик, – попыталась заступиться за Наташу Нея.
– Но куклу ты ведь давала ей. Значит, она еще и безответственная. Почему бы тебе не подружиться с Юлей Сомовой или Людой Одинцовой?
Виринея пожала плечами, Наташка ей очень нравилась, но со временем она стала замечать и ее не всегда чистые волосы, и нечищеные, наверное, со дня покупки туфли, и несвежую одежду. Она отдалилась от подруги, тем более что другие девочки начали посмеиваться над Наташей.
***
Все проблемы девяностых обошли семью Тенишевых стороной, а приватизация даже пошла на пользу. Из ИТР-овского работника Дмитрий Сергеевич превратился в совладельца предприятия. Теперь уже Виринея слышала о своем счастье постоянно:
– Счастливая ты, Нея, – уже три раза за границей была.
– Счастливая ты, Виринея, твои родители могут оплатить участие в конкурсе и костюмы, а здесь хоть все ноги в кровь избей, дальше местного ДК не взлетишь.
– Да, нам так не жить, только кому ты будешь по сотовому звонить, кроме своих предков, ведь не все же такие богатые? – пыталась задеть бывшую подругу Наташа.
– Счастливая Нейка, – шептались все старшеклассницы, когда за ней стал ухаживать самый завидный жених в школе.
А Виринея и вправду от счастья словно летала на крыльях. Весь мир для нее вдруг стал заключаться в одном человеке – Синицыне Игоре из параллельного класса. Каждое утро он ждал ее возле дома, и они, весело болтая, шли в школу. Им всегда было интересно друг с другом. Обоим нравились Ремарк и Ефремов, они боготворили «Чай вдвоем» и «Prodigy» и спорили о ставших модными картинами Чюрлениса. Первая несмелая любовь коснулась их чистых душ, и они откликнулись на ее зов.
– Что-то часто я тебя стала видеть с Синицыным, – сказала однажды Александра Степановна.
Виринея, которой давно хотелось поделиться с матерью своим счастьем, начала с восторгом рассказывать о том, какой Игорь красивый, умный, талантливый, добрый – в общем, самый лучший на свете.
– Тебе о поступлении нужно думать, а не о женихах, – прервала ее мать.
– Да мы и с поступлением все решили, вместе поедем в университет, только он на физмат, а я на филфак, – не заметила ее недовольства девочка.
– Вы решили, – повысила голос Александра Степановна. – А родители уже, значит, тебе не советчики.
– Мама, но мы ведь с тобой говорили об университете, – возразила Нея.
– Говорили, но я предполагала, что ты собираешься туда ехать учиться, а не тратить свое время на какого-то Синицына. Вообще, давай поговорим серьезно. Я понимаю, школьная любовь, все проходили через это. Но ты подумай, кто ты, и кто он.
– А кто я? Что во мне такого особенного? – спросила Виринея.
Александра Степановна с пафосом ответила:
– Твои предки – князья Тенишевы, ты что, забыла, что отец получил грамоту дворянского собрания?
Девушка засмеялась. Лет пять назад мать занялась поисками родословной по линии Тенишевых, и за определенную плату ей составили генеалогическое древо, согласно которому Дмитрий Сергеевич является потомком казанского губернатора Василия Борисовича Тенишева. Несмотря на протесты мужа, который уверял, что его деды и прадеды испокон веков жили на Донской земле, она послала запрос в дворянское собрание и, к его удивлению, получила грамоту на гербовой печати. Дмитрий Сергеевич уговаривал жену никаких больше действий не предпринимать и никому не говорить об их «дворянстве», но рассказанная по секрету нескольким подругам новость разнеслась по городу. После этого у супругов была ссора, пожалуй, единственная за всю их совместную жизнь. Дмитрий Сергеевич взял с жены слово, что она не будет больше нигде и никогда упоминать «эту ересь», и она держала свое слово до разговора с дочерью.
– И нечего смеяться, на тебе лежит ответственность за продолжение княжеского рода!
Но любовь не считается ни со званиями, ни с титулами. Незадолго до выпускного Виринея поняла, что беременна. Вернее, первой почувствовала неладное Александра Семеновна.
– Мама, да не переживай, Игорь меня не бросит, мы поженимся после школы, – успокаивала ее Нея.
– Поженитесь? – выходила из себя мать. – Мы тебя растили не для голодранца без роду без племени! В общем, так, либо я его посажу, либо мы делаем аборт. И отцу ни слова.
Но шила в мешке не утаишь. После аборта начались неожиданные осложнения, пришлось делать операцию.
Когда Дмитрий Сергеевич узнал, что его любимая дочь никогда не сможет подарить ему внуков, у него случился обширный инфаркт, а через несколько дней он умер.
– Счастливая Нейка, – опять шептались за спиной знакомые. – В семнадцать лет стала такой богачкой. Теперь-то ясно, что Синицын ей не ровня, да еще и экзамены в университет завалил, как миленький загремит осенью в армию.
– Да хоть бы не в Чечню… Хоть и говорят нам по телевизору, что конфликт заканчиваются, а гробы все матерям привозят.
***
От Игоря Виринея не получила ни одного письма. Она ходила к его родителям, но соседи сказали, что семья переехала в другой район, а куда точно – неизвестно.
– Значит, не любил он тебя, как только узнал о проблемах, так сразу и след простыл, так что забудь о нем. Права я оказалась, нет в таких людях ни ответственности, ни чести, - сказала ей мать.
Шло время. Поклонников у красивой студентки, живущей в собственной квартире и подъезжающей к институту на дорогом авто, всегда хватало, но отношений она не заводила, все надеялась, что Игорь вернется.
– И чего перебирает? – недоумевали однокурсницы. – Молодостью и свободой пользоваться надо.
Однажды, приехав навестить мать, Виринея встретилась с Наташей, которая радостно ей сообщила:
– А я замуж выхожу, через неделю свадьба.
– И кто же жених? – без всякого интереса спросила Нея.
– Да ты его знаешь, Колька из соседнего подъезда, он недавно из армии вернулся, жить у него будем, у них трешка. Так что случился и на моей улице праздник.
– Поздравляю! – безучастно сказала Виринея и собралась распрощаться, но Наташа ее задержала.
– А ты знаешь, что Синицын тоже женился? Говорят, на медсестре, которая его в госпитале выхаживала. Он ведь у нас теперь герой, награду какую-то получил.
Нея почувствовала, как с болью сжалось ее сердце, но она с напускным равнодушием спросила:
– А, это тот блондин из параллельного класса? Кажется, он одно время ухаживал за мной.
– А мы думали, что у вас любовь, – не сдержалась Наташа.
Последняя надежда, еще жившая где-то глубоко-глубоко в душе Виринеи, умерла. «Молодостью пользоваться надо!» – вспомнила она слова однокурсницы и… пустилась во все тяжкие. Кавалеры рядом с нею не задерживались. Одних она выбирала на ночь, другие оставались дольше, но никого она полюбить не могла. Вскоре по институту поползли слухи, что и машину, и квартиру она заработала древнейшей профессией. Те, кто еще недавно заглядывали Нее в глаза в надежде, что она пригласит их в кафе или клуб и оплатит счет, теперь отвернулись от нее. Но Виренею это ничуть не расстроило. Она окончила университет с красным дипломом, однако идти в школу, как мать, не захотела. Благо нашлось место в редакции, куда ее взяли корректором.
К тридцати годам кураж в жизни Виринеи сменился разочарованием, и она почувствовала всю бессмысленность своей жизни. «Ни семьи, ни детей, ни любимого, ни даже просто близкого человека нет, так зачем жить, ради чего?» – подумала она однажды и выпила одну за другой целую упаковку снотворного. Когда сознание уже покидало Нею, ее вдруг пронзил животный страх. Она собрала все силы, позвонила в скорую и, придерживаясь за стены, дошла до двери и отперла замок.
***
Лечение было долгим. Александра Степановна не отходила от дочери ни на минуту. Иногда ей в голову приходила мысль, что это она виновата в случившемся, но она тут же отгоняла ее. «Я дала своей девочке все, что могла. Она просто оказалась слабой и не смогла выстоять в этом жестоком мире. Но, ничего, я заберу ее с собой, мы будем жить вместе, я научу ее заботиться о себе», – решила она.
Виринея сначала противилась матери, а потом поддалась на ее уговоры и переехала в квартиру своего детства. Как ни странно, жизнь под опекой Александры Степановны даже понравилась ей. Она научилась безукоризненно следить за собой. Как мать, выходила из дома только при полном параде с макияжем и прической. Даже работа в библиотеке ее устраивала – читателей теперь мало, иногда за целый день зайдет человек десять. Изредка в ее жизни случались вялые необременительные романы, которые безболезненно сходили на нет. Душа Неи стала оживать, и однажды, как булгаковская Маргарита, она почувствовала, что что-то должно случиться.
Пора весенних пикников в выходные опустошала город, но в будни в парках и скверах было многолюдно. Виринея после работы направилась домой, планируя, куда бы отправиться этим летом. Ее обогнал мужчина, походка которого показалась ей знакомой. Через несколько метров мужчина оглянулся, и она невольно сделала несколько быстрых шагов к нему, но затем остановилась в нерешительности.
– Нея? – удивленно выдохнул Игорь и пошел навстречу.
Следующие две недели Виринея была счастлива, как в юности. Каждой клеточкой своего тела она чувствовала, что Синицын любит ее по-прежнему, и отвечала ему взаимностью. Он не скрывал, что женат, что жена с дочерью сейчас в санатории, а он приехал навестить родителей и потом собирался присоединиться к семье. Но теперь он понял, что все эти годы ждал встречи с ней.
– Судьба подарила нам второй шанс, так давай же не будем упускать его, – сказал однажды Игорь.
Виринея грустно посмотрела на него:
– У тебя семья, дочка, а со мной у тебя никогда детей не будет. Тогда, давно, я послушалась мать, предала тебя, убила нашего ребенка, так что у нас нет будущего. Я рада, что мы с тобой встретились, спасибо за эти дни счастья, но…
– Давай решать проблемы по мере их возникновения. Завтра я еду домой и подаю документы на развод, не хочу обсуждать с женой этот вопрос по телефону, она хорошая женщина, я ей многим обязан, но люблю я тебя. Поверь, ты теперь будешь самая счастливая жена на свете.
***
Дни без Игоря тянулись медленно. Он звонил по несколько раз в день, говорил ласковые слова, от которых кружилась голова и замирало сердце. Еще немного – и они будут вместе.
– Ты думаешь, что он приедет? – скептически спросила однажды Александра Семеновна. – Я смотрю на ваши отношения не столь оптимистично. Неужели в твоем окружении нет человека более достойного. Кто он сейчас, прораб на стройке или водитель фуры?
– Мама, да какая разница, Игорь – мой любимый мужчина, и я счастлива буду только с ним, – ответила Нея.
– Вот видишь, ты даже не знаешь, кем он сейчас работает. А чего еще ты не знаешь? Может быть, он сидел в тюрьме, недаром столько лет в городе не объявлялся.
– В тюрьме так в тюрьме, сейчас-то он со мной.
– С тобой ли? – произнесла Александра Семеновна, прежде чем раздался телефонный звонок.
Виринея ушла в свою комнату. Звонил Игорь, но голос у него был какой-то чужой и отрешенный:
– Нея, ты лучшее, что было в моей жизни, я с легкостью могу уйти от жены, но не могу бросить дочь.
Игорь продолжал что-то говорить, но она уже не слушала его. Виринея положила телефон рядом с собой.
– Вот и закончилась сказка, – прошептала она, глядя на школьную фотографию, которую недавно вновь поставила на стол. На ней Синицын по-детски несмело обнимал ее за плечи, а она, держа в руках свой первый букет, улыбалась ему.
– Что-то случилось? – спросила Александра Семеновна, заглядывая в комнату.
– Да, мама, завтра я стану самой счастливой женщиной на свете.
– Игорь приезжает? Ну что ж, чему быть, того не миновать, как говорится, от судьбы не уйдешь. Спокойной ночи.
В эту минуту послышались торжественные перезвоны, возвещающие о Воскресении Христовом.
– И тебе спокойной ночи, мама, – ответила Виринея.
Несколько часов она сидела почти неподвижно, перебирая в памяти дни своей юности. «Что я сделала не так? Почему на мою долю выпало столько страданий? Зачем мне судьба подарила надежду и тут же забрала ее?» – думала она. Ненадолго веселый весенний ливень погрузил Нею в сон, но забрезживший рассвет разбудил ее, и нестерпимая боль утраты пронзила с новой силой. Она подошла к открытому окну и глянула вниз. Высота не испугала ее. Она перевела взгляд на разливавшуюся в небе зарю и почему-то вспомнила хрестоматийные строчки: «Почему люди не летают, как птицы?» «Почему женщины так страдают от любви? – продолжила она монолог. – Я не хочу, я не могу больше страдать». Она быстро взобралась на подоконник, расправила руки, словно собираясь взмахнуть ими, и шагнула в неизвестность.
Ирина Тимофеева
---
Забыться
- Руки бы вырвала за такую работу! – недобрые слова вырвались у Наташи случайно.
Она не хотела. Правда, не хотела. Глаза Сашки на мгновение вспыхнули недобрым огнем обиды, но тому удалось его подавить.
Наталья еще раз потрогала плашки, прибитые к низенькому потолку бабушкиной избы и нашла в себе силы исправить положение:
- Хотя, если знать, когда папа их прибивал… Ни инструментов толковых, ни материала. И все-таки, папа… Сашка, спасибо, что сохранил.
Сашка улыбнулся. Он ведь хотел похвастаться, мол, смотри, Наташа, отцовская работа. Я специально ничего не делал… Наташа все испортила кривой своей гримасой. Она не сумела скрыть ее, как только переступила порог бабушкиного дома.
Ей было стыдно потом. Зачем? Ну правда, зачем? Что за поведение такое? Ишь ты, королева, явилась через тридцать пять лет в деревню детства и еще морду кривит! Могла бы стерпеть. Родимое гнездо не превратилось в руины, ухожено и удолено, что еще надо?
Держать язык за зубами не сложно. Просто не очень и хотелось. Показать свое превосходство, свою удачливость и практическую метку понадобилось. Что ж, показала. Довольна? Брат не видел сестру столько лет, и теперь столько же не увидит. Глаза не глядят. Пусть такая успешная Наташенька катится в свой Новгород. Полотном дорога. Успешная…
Все случилось просто. Росла девочка Наташка в этой самой деревеньке. У бабушки. Потом – школа-интернат, техникум в Новгороде, где зацепила девушка себе жениха. Жених стал мужем, родился сын, а потом случился ожидаемый развод.
Наташка вцепилась в город зубами, в выживание себя и Илюшки вцепилась. Не брезговала ничем – алименты копеечные, «детские» на Илью – обнять и плакать. Крутилась ужом, вертелась юлой, карабкалась, ревела и клялась себе, как Скарлетт, что «никогда не будет голодать». Борьба ожесточила ее сердце, на лбу пробороздило первую морщину. Борьба вообще часто лишает женщину прелестной слабости и беззащитности, что так нравится сильным мужчинам.
Потому и не везло Наташке с мужчинами. Жесткие, независимые, характерные мужики ее выбраковывали. Они сами капитаны, нафиг им домашний «Наполеон» в юбке? А слабаков Наталья не терпела – на муженька насмотрелась. Слюнтяй, мамочкин нытик, рохля. Этих любителей пожаловаться на жизнь Наталья к себе за версту не подпускала. И поэтому осталась одна.
Карьеру Наталья начинала с самых низов, и теперь услугами ее фирмы пользовалась почти вся область. Качество – на первом месте. Жалоб и нареканий после ремонта, выполненного фирмой, практически не было. Каждый шовчик, каждый стык, все до мелочей, не подкопаться. Было время, Наташа сама, лично, проверяла работу. Что не так – заставит переделывать. За счет личного времени и премий. Да, Горгона, стерва и змея. Как там ее полоскали за глаза? Гадиной? Ерунда – были прозвища похлеще. За глаза, разумеется. В глаза высказываться боялись. Чревато. Наталья увольняла нерадивых рабочих, не глядя на их «трудное семейное положение»
Почему старые церкви веками стоят? За качество кирпичей дельцы болели душой. На «авось» не надеялись. Почему хлеб Филлипова «гремел» на всю Россию? Душа, потому что! И в свое дело Наталья душу вкладывала. У нее не забалуешь, водочки не выпьешь и в домино не сыграешь в свободную минутку. Не было этих минуток. Ибо – делу время, потехе – час!
Шаг за шагом, день за днем фирма шла к процветанию и доброй славе. Коллектив, сформированный годами, отшлифовывал мастерство и квалификацию. Лишних, подкаблучников, подлиз, бездельников и откровенного безручья, у Натальи не было. Сплоченные ребята. Среди них – пара-тройка гастрабайтеров. Не больше. С образованием. «Любителей» она не жаловала.