Рассказ
Лето подходило к концу. Я загорелый и отъевшийся на бабушкиных блинах и пирогах возвращался домой. Каникулы закончились, осталась неделька на моральную подготовку и можно в школу. Автобус подпрыгивал на ямах и ухабах, в воздухе стояла пыль, а в моей тяжёлой сумке звенели бабушкины угощения. Я очень любил бывать в деревне, но, когда на горизонте показались многоэтажки родного города, я понял, как сильно соскучился по дому. Запахло раскалённым асфальтом. Август, наверное, забыл, что он последний месяц лета и продолжал жарить. А люди только радовались тёплым денькам.
Автобус подкатил к остановке, раздвинул свои старые скрипучие двери и выплюнул наружу своих временных обитателей. Люди подхватили свои сумки и сумочки и растеклись по дорожкам, тропинкам, торопясь домой к своим родным и близким. Я кое-как поднял, набитую деревенскими вкусностями, сумку и тоже поспешил к выходу. Папа подъехал на своей старенькой Волге
-Да ты меня уже догнал, сынок, на пользу тебе каникулы в деревне, - обнимая меня, говорил отец.
Он взял сумку, крякнул от её веса, и мы направились к машине.
Дома я носился по комнатам как сумасшедший. Мне казалось, будто я не был здесь целую вечность. Вот мой стол, на котором я учил уроки целых семь лет, полка с моими любимыми «Островом сокровищ» и «Графом Монте Кристо». Казалось, всё осталось по-прежнему, но что-то было не так, и я это ощущал. Однако не мог понять, что именно.
— Александр, — обратился ко мне папа.
Он всегда так обращался, когда хотел поговорить о чём-то важном.
— У меня к тебе серьёзный разговор.
Папа на мгновение замешкался, словно подбирая слова.
— Ты уже взрослый, и я уверен, что ты меня поймёшь. Ты ведь помнишь тётю Ингу?
Я начал вспоминать тётю Ингу. В моей голове она предстала как высокая, стройная брюнетка с приятной внешностью. Но, кроме этого образа, моя память больше ничего не подсказала.
- Немного помню, а что? - спросил я.
— Как ты отнесёшься к тому, что наша семья станет больше? Мы с Ингой решили пожениться, — пристально, глядя на меня, сказал папа.
Я не знал, как реагировать на эту новость. Сколько я себя помню, наша семья всегда состояла только из двух человек: папы и меня. У меня была мама, но это было так давно, что я уже не помню её лица, а дома не осталось её фотографий. Бабушка называла её «вертихвосткой», а дедушка старался не обсуждать эту тему при мне. А для папы эта тема была запретной. Только однажды, когда мне было десять лет и отец решил, что я уже достаточно взрослый, он рассказал мне, что произошло с мамой. И после этого мы больше не возвращались к этой теме.
Маму всегда считали высококлассным переводчиком, и однажды её пригласили работать за границу. Она уехала туда по рабочей визе сначала на полгода, потом решила остаться ещё на год, а затем просто не вернулась. Разводом занимался адвокат. Так мы остались вдвоём.
На первых порах нам помогала бабушка, но потом, когда я повзрослел, она сказала, что её ждут куры, огород и дед Матвей, и уехала.
Я рос очень самостоятельным, потому что нянчиться со мной было некому.
Отец никогда не баловал меня, но при этом очень любил. Я чувствовал его любовь в его взгляде, голосе и поступках. В выходные дни мы часто ходили на рыбалку, катались на велосипедах или просто смотрели фильмы. Эти дни, проведённые вместе, были для меня особенно ценными.
«Ну, ты уже всё решил, зачем спрашиваешь?» — пробурчал я недовольно.
Отец вздохнул и сказал: «Понимаешь, сынок, я столько лет был один. Инга меня любит, и я её люблю, мы хотим быть вместе. Я ведь ещё не старый, правда?».
Он говорил эти слова с такой тоской в голосе, что я не выдержал, подбежал и обнял его, а потом заревел, как маленький, хотя собирался уже в восьмой класс.
Ночью я почти не спал. Всё представлял, что мы сидим втроём за столом и обедаем или смотрим вместе телевизор. Эта картинка таяла, а появлялась другая, где мы с отцом вдвоём, едим жареную картошку, а потом смотрим футбол и громко кричим, когда наши забивают гол. А разве можно теперь кричать при тёте Инге, - думал я, - она скажет, что мы ненормальные.
Всё случилось первого сентября. Когда я вернулся из школы, меня ждал праздничный стол, за которым сидели отец и тётя Инга. Я очень старался вести себя хорошо: не класть локти на стол, пользоваться салфеткой, не шаркать ногами под столом, говорить «спасибо» и «пожалуйста», чтобы папе не было за меня стыдно, и чтобы она его не бросила, как когда-то моя мама.
Пока все были на работе, я бегал по квартире, пел песни, переключал телевизор с одного канала на другой, смотрел даже те, которые раньше меня не интересовали. А когда тётя Инга возвращалась, я больше сидел в своей комнате и старался не показываться на глаза. Хотя она была приветливой и дружелюбной. Когда она подходила, внутри меня включался рычажок, который назывался «против». Нет, я не грубил и не огрызался, но вот так пустить её к себе в душу не мог, там уже были отец, дед и бабушка. Но ради отца я старался изо всех сил быть вежливым и хорошим.
Порой мне казалось, что без меня они с отцом были бы счастливее. Я даже подумывал уехать к бабушке и дедушке. Однако случилось событие, которое заставило меня передумать и остаться дома.
— Итак, 8 «А» класс, у нас новенькая, - громко сказала классный руководитель Зоя Михайловна, стоя подбоченись, как самовар, - позвольте представить вам Кораблёву Ксению. Прошу вас, ребята, будьте приветливы и доброжелательны к ней.
Весь класс уставился на девочку, которая стояла рядом с Зоей Михайловной и робко смотрела на нас. Ксения была маленькой и худенькой, её хотелось защищать и оберегать. У неё были светлые русые волосы, заплетённые в косички с большими голубыми бантами. На локтях платья были пришиты ромбовидные заплатки, а образ дополняли войлочные сапоги. Подобные сапоги уже никто не носил в нашей школе — это было что-то из прошлого века, как сказала бы Виолетта, самая модная девочка в нашем классе.
— Фу, деревня! — не заставив себя долго ждать, прокомментировала Виолетта громким шёпотом.
Зоя Михайловна строго посмотрела на неё и жестом указала на мою парту:
— Садись, Ксения, к Саше Полевому, он как раз сидит один.
Ксюша села рядом со мной, и я не стал возражать, а даже обрадовался. Не могу объяснить почему, но я всегда был на стороне тех, кто слабее. Если в школе проходили КВН, то я болел за менее сильную команду. А если я встречал бездомного, то отдавал все деньги, которые отец мне выделял на карманные расходы. Поэтому я сразу решил, что эта девочка нуждается в моей помощи.
Солнце припекало, и я, расстегнув пиджак, шёл домой специально медленно, чтобы увидеть куда пойдёт новая одноклассница. Она шла почему-то к моему дому и даже к моему подъезду. Я был очень удивлён, узнав, что Ксюша живёт в пустой квартире, которая находится на втором этаже прямо под нашей. Я догнал её, когда она открывала дверь.
— Мы не только соседи по парте, оказывается, — весело сказал я.
Ксюша улыбнулась, и моё сердце радостно забилось.
— Завтра утром выходи в семь двадцать, пойдём вместе, — предложил я.
— Хорошо, — тихо ответила она.
Я занимался спортом, участвовал во всех футбольных соревнованиях и имел авторитет среди одноклассников, поэтому никто при мне не говорил ничего плохого о Ксюше, даже Виолетта, только недовольно смотрела в её сторону.
Прошло две недели. Понемногу к новой однокласснице привыкли и страсти поутихли, но ненадолго. Ксюша была очень способной ученицей. Она уверенно и правильно отвечала на вопросы учителей. А особенно хорошо ей давалась география. Карту она знала наизусть, могла с закрытыми глазами показать любые равнины, горы и реки. Знала все государства и столицы.
Неприятный конфуз случился на математике. Когда Ксюша писала на доске, шов на рукаве её платья разошёлся, и образовалась большая дырка. Раздался хохот, Ксюша покраснела и выбежала из класса. Я побежал за ней, но её уже не было.
- Ну что защитник униженных и оскорблённых, беги, спасай свою деревенскую нимфу, - зло сказала Виолетта.
- Зря тебя назвали Виолеттой, - ответил я.
-Это почему?
- Язва тебе больше подходит, - усмехнулся я. Некоторые ребята зааплодировали, а пристыженная Виолетта, надувшись вышла из класса.
Я сразу же решил пойти к ней домой, чтобы отдать портфель и поддержать Ксюшу. Я долго звонил в дверь и стучал, но никто не открывал. И уже собирался уходить, когда услышал за дверью шаркающие шаги. Дверь открыла бабулечка, маленькая такая с нимбом седых волос на голове, очками на переносице и в цветном фартуке.
- Здравствуйте, - промямлил я, - я одноклассник Ксении, вот принёс её портфель.
- Проходи, - пригласила она меня.
Квартира была очень просто обставлена, в прихожей лежал половичок в полоску как у моей бабушке в деревне.
- Меня зовут Мария Акимовна, можно баба Маша, значит ты с Ксюшей учишься, – смотря мне прямо в глаза, сказала старушка.
- Меня зовут Саша Полевой, я живу выше этажом.
-Ну, что ж, Саша, будем знакомы, Ксюша много про вас рассказывала.
Не смотря на казавшуюся немощь, Мария Акимовна ловко разлила чай в белые с золотым ободком кружки и поставила стеклянную с выпуклыми кружочками вазу с сушками. В воздухе появился какой-то необычный таёжный аромат.
- Угощайся, не стесняйся Саша.
Я, конечно, не мог отказать старушке и стал прихлёбывать горячий чай.
— Ты знаешь, Саша, — продолжила разговор бабушка Маша, — Ксюше здесь очень трудно. Прибежала, плачет и говорит, что больше не хочет ходить в школу. Просит увезти её обратно в деревню. Но куда ехать? Наш дом совсем развалился, крыша прохудилась. Родители Ксюши геологами были, всё по горам, да по долам носились, всё какой-то камень искали редкий, и погибли в горах, когда внучке было двенадцать лет. Она их толком и не видела, больше у меня жила.
Она сделала несколько глотков чая, посмотрела, как будто мимо меня и грустно продолжала.
- Я ведь старая, не понимаю в моде нынешней ничего. А она говорит, что смеются все над ней.
Потом она горько вздохнула и замолчала, думая о чём- то своём. Опомнившись, она сказала: «Ты, сынок, иди, иди».
Я был полон решимости помочь Ксении и, перепрыгивая через две ступеньки, поспешил домой. На кухне тётя Инга готовила что-то невероятно вкусное, и в воздухе витали ароматы перца и чеснока. Когда мы готовили с папой таких ароматов точно не было. В своей комнате я схватил копилку в виде розового поросёнка и хряпнул её об пол. Но, к сожалению, в ней было совсем немного денег. Тогда я позвонил отцу на работу, но на другом конце провода ответили, что отец занят и не сможет подойти к телефону. Я ходил из угла в угол, не зная, как быть.
— Саша, что случилось? — с тревогой в голосе спросила Инга.
Я, запинаясь и торопясь, начал рассказывать о своих новых соседях и их непростой ситуации.
— Подожди, рассказывай спокойно, я ничего не могу понять, — остановила меня Инга.
Тогда я снова, но уже более подробно, поведал ей о Ксении, о её бабушке, о злосчастном платье и поведении одноклассников.
Тётя Инга внимательно слушала, потом сказала: «Пойдём».
Через две минуты мы уже стояли возле дверей Ксении и стучали. Нам открыла Мария Акимовна и вопросительно посмотрела на меня.
- Бабушка Маша, это моя ма…, ма…, - сказать мачеха язык не поворачивался.
- Мама, я Сашина мама, - спокойно закончила за меня Инга, - можно нам увидеть Ксению?
Бабушка пригласила нас внутрь. Инга разулась и прошла в комнату девочки, попросив меня подождать здесь. Мне показалось, что её не было очень долго. Наконец, они вышли вдвоём. Инга держала девочку за руку, словно опасаясь, что она передумает и убежит.
— Мы сходим в магазин, — сказала она Марии Акимовне, — не волнуйтесь, скоро вернёмся. Она одарила бабушку своей очаровательной улыбкой, и та улыбнулась ей в ответ. Именно такой улыбкой, подумал я, она и покорила моего отца.
В торговом центре, что находился неподалёку Инга с Ксенией выбрали новую школьную форму, куртку, сапожки и ещё кучу всякой одежды. Я был счастлив и невероятно благодарен Инге. У Ксюши горели глаза, на щеках появился румянец, она была необычайна мила. Мы смеялись, если что-то из вещей было слишком велико, и Ксюша смеялась вместе с нами. Такой весёлой я видел её впервые. Мы смотрелись одной семьёй, не хватало только папы.
Бабушка Маша плакала и обещала вернуть все потраченные деньги, но тётя Инга её успокаивала, говоря, что это подарок и ничего возвращать не нужно.
- Спасибо, мама, — сказал я, обнимая Ингу, и заплакал. В тот день я впервые назвал её мамой. Она гладила меня по голове, целовала в макушку и тоже плакала.
Папа, увидев нас в таком состоянии, испугался, подумав, что что-то случилось. Но когда мы наперебой рассказали ему всё, он очень обрадовался.
- Вы молодцы, надо помогать друг другу, —похлопывая меня по плечу, сказал папа.
На следующий день мы вместе с Ксенией вошли в класс. Она выглядела не хуже Виолетты и других девчонок, а даже лучше. В ней не было того цинизма, который был свойственен Виолетте и её подружкам.
С тех пор я часто навещал Ксению. У неё дома хранилась огромная коллекция камней, о которой она могла говорить часами. Здесь были полудрагоценные минералы: нежно-розовый кварц, медово-рыжий сердолик, беловато-серый халцедон, переливающийся золотистыми искрами топаз и многие другие.
Ксения прекрасно разбиралась в камнях: она знала, где их можно найти и как они образуются. Эта любовь к минералам, вероятно, передалась ей от родителей. Теперь я понимал, почему она так хорошо знает географию. Благодаря дневникам, оставшимся от родителей, она была в курсе всех их передвижений.
Однажды я спросил у Ксении:
— Бабушка говорила, что твои родители искали какой-то редкий камень. Что это за камень?
— Они искали маджорит, — ответила она. — Это очень редкий вид фиолетового граната. Встретить такой уникальный камень считается большой удачей. Чтобы маджорит появился на свет, должно произойти падение метеорита. Без вмешательства извне этот вид граната образуется глубоко под землёй — примерно в 400 километрах от поверхности. Когда я вырасту, то обязательно найду его, — мечтательно произнесла она.
Приближался день рождения Ксении, он выпал на 8 марта, и поэтому мне хотелось ей подарить что-то особенное. Ничего в голову не приходило. Накануне, возвращаясь с тренировки, я проходил мимо стихийного рынка, который расположился на площади недалеко от нашего дома. Уже почти пройдя его, я услышал: «Мальчик, возьми котёнка, остался один».
Подойдя к женщине, я увидел шерстяную рукавицу, из которой выглядывал маленький рыжий комочек. Он смотрел на меня своими янтарными глазами, в которых блестели тёмные искорки, словно бусинки, напоминающие камни из коллекции Ксении.
Я не мог устоять перед этим взглядом. Взяв котёнка, сунул его за пазуху, поблагодарил женщину и с радостью отправился домой.
Ксюша была в восторге от моего подарка. Она назвала его Шуриком, сказав, что это в честь меня. Я не возражал.
Котёнок быстро привязался к девочке, не отходил от неё ни на шаг. А когда Ксюша возвращалась из школы, Шурик бежал к дверям, радуясь встрече.
После школы она стала студенткой горного университета, а я — инженером-проектировщиком в техническом. Мы уже не были просто друзьями, а стали парой. Я не мог представить себе ни одного дня без неё.
Мы планировали пожениться после окончания учёбы, но в сентябре Ксению пригласили в экспедицию. Мне было очень тяжело отпускать её, но я понимал, что для неё это часть жизни. Она мечтала продолжить дело своих родителей и найти редкий гранат — это было её единственной целью, её незакрытым гештальтом.
Ксения отсутствовала дома полгода. За это время бабушка Маша часто болела. Она стала рассеянной, не могла найти свои очки и вязанье, хотя они были рядом.
Каждый мой приход радовал её. Я приносил ей продукты и помогал, чем мог. После Нового года её не стало.
Я отправил Ксюше телеграмму, и она прилетела, бледная и несчастная. У неё умер единственный близкий человек. Она горько плакала, уткнувшись в мою грудь. Боль, которую она испытывала, была настолько сильной, что, казалось, заполняла всё её тело, не давая вздохнуть.
Похороны были скромными. После них Ксения вместе с Шуриком переехала ко мне. Она прожила у меня целый месяц, и это был самый счастливый месяц в моей жизни. Ксения носила мои рубашки, варила кофе и встречала меня с объятиями и поцелуями. Я сделал ей предложение, но она вежливо отказала мне.
— Саша, дорогой, я люблю тебя с того самого дня, как мы сели за одну парту. Но скоро мне нужно возвращаться. Я должна завершить проект ради памяти своих родителей и ради самой себя. Прости, если ты дождешься меня — я буду очень рада. А если нет, то я не обижусь, — объяснила она свой отказ.
Что я мог сказать, как остановить её? Я уже ненавидел этот камень и все камни вокруг. Они разделяли меня с моей любимой. Я настаивал на том, чтобы Ксения осталась, но она обиделась и ушла в свою квартиру. После её ухода Шурик словно обезумел и стал мяукать так громко, что у меня закладывало уши. Да, я был виноват в случившемся. Я пообещал себе, коту и, возможно, ещё кому-то, что верну Ксению.
Услышав мои слова, кот внезапно затих и, усевшись рядом со мной, стал смотреть на меня немигающим взглядом, словно говоря: «Ну давай, действуй!»
В тот день я написал для Ксении стихотворение:
Настала ночь, луны сиянье,
И звёздной тьмы очарованье.
А ты всё дремлешь или спишь.
В такую ночь, в такую тишь
Ты выходи ко мне в объятья.
Об этом буду вспоминать
Я всю оставшуюся жизнь.
Я купил цветы, положил их вместе со стихотворением у двери, позвонил и ушёл.
Ночью Ксения пришла ко мне, сказав, что очень скучала и зря обиделась. Она считает меня правым, но не может поступить иначе.
После её отъезда я не находил себе места. Пусто было не только в квартире, но и у меня в душе.
- Если судьба, будете вместе, - говорил отец.
Я даже купил бутылку водки и решил напиться. На некоторое время действительно стало легче. Но потом снова накрыла тоска.
Шурик с радостью бежал к двери, когда раздавался звонок, но, увидев, что это не Ксюша, с грустью возвращался обратно. Он перестал есть и целыми днями лежал, тоскливо глядя на меня. Мы были словно братья по несчастью: оба скучали и не знали, как справиться с этой печалью. Удивительно, но из состояния себяжаления меня вывела Инга — моя вторая, а точнее, единственная мама. Мои родители к тому времени уже купили небольшой домик в пригороде и переехали туда, там и родился мой младший брат. Я же продолжал жить в городской квартире.
- Саша, – раздался в трубке взволнованный голос Инги, – мне нужно срочно уехать к отцу, позвонили и сказали, что он заболел.
Папа был в командировке.
- Сынок, посиди с братиком, пожалуйста, я только на три дня и сразу же вернусь, – попросила она меня.
Я, конечно же, согласился. Моему брату Ромке тогда было три года, и сидеть с ним было не так-то просто. Он был очень активным ребёнком, и мне приходилось постоянно его развлекать, кормить и выводить на прогулку. Справлялся я с этим с большим трудом.
Шурик тоже был с нами. Он, видя, бесконечную суету, немного повеселел и с любопытством разглядывал Ромку. И надо сказать спасибо Инге, я пришёл в себя. Я перестал унывать и решил придерживаться позиции отца – если судьба, значит быть нам вместе.
Ксюша позвонила через месяц. Её голос был необычно радостным.
- Ты нашла свой камень и возвращаешься, - с надеждой в голосе спросил я.
— Саша, это лучше, чем тысяча камней! У нас будет ребёнок, и я возвращаюсь к тебе навсегда.
Я был настолько ошеломлён, что едва не потерял сознание. А Ксения всё не унималась: «Алло, алло, ты где? Ты не рад?»
— Я так счастлив, что не могу найти себе места! — воскликнул я.
Я был на седьмом небе от счастья. Каждые пару часов хватал кота и кружился с ним по квартире.
- Ксюша возвращается, у нас будет ребёнок! – повторял я как сумасшедший.
Когда я очередной раз хотел схватить его, Шурика уже не было. Он решил от греха подальше спрятаться.
Через восемь месяцев у нас родилась малышка. Шурик не отходил от неё и был лучшей радионяней на свете.
Мы прожили долгую и счастливую жизнь, и спустя много лет наша дочь Варя наконец-то нашла тот самый камень, который едва не стал причиной нашего расставания.
В нашей коллекции хранится кусочек маджорита — удивительного минерала фиолетового цвета, который также известен как фиолетовый гранат. Кто знает, возможно, именно благодаря ему мы оказались вместе.