Характерная особенность современного мира — заполнившая его система рейтингов и оценок, на основании которых в каждой области деятельности, будь то спорт, медицина, наука или искусство, формируется пьедестал заслуживших уважение в этой области деятельности людей. Один рейтинг отличается от другого, их вообще множество и все они неоднозначны, за исключением, разве что ряда спортивных, в которых можно посчитать метры или секунды или, например, рейтинг кинофильмов, где ленты упорядочены по общей сумме сборов или количеству позитивных отзывов. И все равно найдутся люди, которые смогут сказать, «а мне нравится другое». Мы же пишем об искусстве, где «сильнее, выше, быстрее» вообще неприменимо.
Однако, и здесь есть неоспоримые вершины нашей цивилизации, превзошедшие своим гением занимавшихся творчеством в той же области коллег. Кто будет спорить с величием Уильяма Шекспира, Леонардо Да Винчи или Иоганна Себастьяна Баха? В этой же «весовой категории» находятся Чайковский и Баланчин. Петр Ильич и Георгий Мелитонович занимают первые строчки любых списков, один в области русской музыки безальтернативно, другой в балете вместе с Петипа.
Основной объем своей работы Георгий Мелитонович сделал в Нью Йорке, заслужив столько любви и признательности американцев, что они искренне считают его своим национальным достоянием. Действительно, более четырехсот балетных произведений мастера родились именно в США. Но другая сторона Баланчина, представляющая из себя совокупность знаний, умений, того, что называется школой, плюс его душа и характер, принадлежат России. То же самое можно сказать и про Чайковского.
Вспомним знаменитую фразу Баланчина: «Меня часто спрашивают — вы кто по национальности, русский или грузин? И я иногда думаю: по крови я грузин, по культуре — скорее русский, а по национальности — петербуржец». Однако, помним ли мы продолжение? А оно такое: «Быть петербуржцем — это не то же самое, что быть русским, этаким русаком. Петербург всегда был европейский город, космополитический. Чайковский тоже петербуржец, поэтому его музыку нельзя назвать “русацкой”, хотя у него многие мелодии русские. Вот почему я бы Чайковского назвал замечательным российским композитором».
Не надо забывать, что слова эти сказаны почти через шестьдесят лет после того, как Баланчин уехал из России. Главное в них то, что «Как это хорошо, какая в этом справедливость, что Чайковский, вместе с Пушкиным, со Стравинским, — петербуржец». В этих словах и кроется одна из главных причин того, что основными соавторами балетов Баланчина были именно Стравинский с Чайковским. И не важно, что первый был старше на двадцать два года, а со вторым не удалось увидеться при жизни. Важно то, что основа их творчества, вне зависимости от места проживания, это русская петербургская душа.
Впрочем, Георгий Мелитонович, наверное, сказал бы просто «петербуржская», что для него и значило бы высшую степень чистоты российской квинтэссенции русскости.
Духовное родство, единая корневая система, православие стали столь объединяюще сильны, что он говорил о Чайковском, как о живом человеке, принимающем непосредственное соучастие в создании его балетов.
Но духовные основы – это лишь то, с чего началось их сотрудничество, которое вряд ли бы оказалось столь чарующе-плодотворным, не породи оно на свет главный инструмент любого творчества – новый, ранее никому не известный язык, с помощью которого автор объясняется с теми, к кому его творчество адресовано. Свой собственный, уникальный, одновременно с этим – понятный и доступный большинству людей язык – это и есть инструментальная основа творчества, иногда называемая «авторским стилем» или «художественной манерой».
Хореографический язык Баланчина состоялся как некая единая и целостная сущность безотносительно той или иной музыки, использованной в его балетах, однако есть два момента, позволяющих объединить созданные на музыку Чайковского произведения в отдельную группу.
Во-первых, эта группа характерна не оригинальностью или противопоставлением присущего ей хореографического языка другим балетам, а тем, что она наиболее многочисленна и содержит несколько разнохарактерных произведений различного объема и направленности. Иными словами, балеты на музыку Чайковского, будучи некой выборкой из всего творчества Баланчина, тем не менее, представляют собой достаточную для суждения обо всем его наследии модель. На этой ограниченной выборке мы можем рассмотреть отдельные элементы и объединяющие их общие закономерности.
Во-вторых, балеты Баланчина на музыку Чайковского принадлежат самому продуктивному периоду творчества хореографа, именно такому периоду, когда рождался и оттачивался его уникальный хореографический язык, что позволяет использовать их для анализа не только языка как такового, но и его генезиса и дальнейшего развития.
Подпишитесь, чтобы не пропустить
